Матс Ульссон - Наказать и дать умереть

Возможно, существовала некая связь между тем, что я делал в те годы, и давнишними событиями моей жизни. Собственно, когда это было? Больше чем год или два назад. Как ее звали? Джессика или Джоанна? Может, Жозефина? Нет, точно Джессика. Она приехала в Стокгольм на конференцию. Все началось за барной стойкой, слово за слово, и закончилось в субботнее утро. Моя подружка выглядела обеспокоенной и без конца спрашивала, когда сойдут синяки.

– Мне будет трудно объяснить это дома.

Она не предупредила, что замужем.

Тем не менее она не была закомплексованной, старалась понять себя и свои чувства и не ощущала за собой никакой вины. Ею двигала жажда приключений.

Все-таки Джоанна.

Или нет, Джессика.

В общем, иностранка.

Погрузившись в воспоминания, я не заметил, как превысил скорость, и опомнился только севернее Линчёпинга, будучи остановлен женщиной-полицейским.

– Слишком быстро, – заметила она, выходя из машины.

– Задумался, – оправдывался я.

«Задумчивость» обошлась мне в две с половиной тысячи крон.

Прибыв в Мальмё, я снял номер в «Мэстере Юхане», что в районе Гамла-Вэстер. Мне пришло в голову, что мы с Ульрикой можем встретиться в холле отеля и перекусить в «Бастарде» или, по крайней мере, принести оттуда выпивку. «Бастард» открылся относительно недавно и был из числа ресторанов, где поросенка употребляют целиком, от ушей до кончика хвоста. Можно заказать свиные миндалины с корицей и сахаром в качестве закуски или украсить коктейльную соломинку свиным глазом эффекта ради. Так я слышал.

Оба мы растерялись при встрече, не знали, что уместнее: обняться или приветствовать друг друга детским поцелуем в щечку, казавшимся еще более странным в такой ситуации.

Во всяком случае, для нее.

Она нервничала, делано смеялась.

Наконец взяла меня под локоть, и мы отправились в «Бастард».

Теплый пряный аромат ударил в нос, лишь только мы открыли дверь. И первым, кого я увидел, был Томми Санделль.

Вернее, это он меня заметил и закричал:

– Свенссон! Харри Свенссон! Ты-то как сюда попал? И кто эта очаровательная молодая дама? – Он сидел слева от входа за большим столом, заставленным бокалами и бутылками с вином в обществе подвыпившей женщины. – Ах, Свенссон… – повторил он, приблизившись к нам на нетвердых ногах, и пожал мне руку.

– Ах, Санделль… – в тон ему отозвался я, но он уже утратил ко мне всякий интерес, сосредоточившись на моей спутнице.

– Кто эта очаровательная дама? – допытывался Томми Санделль, целуя Ульрике руку. – О, как я люблю женские ручки! Чем был бы этот мир без них?

Ульрика казалась польщенной.

На Санделле красовалась шляпа с широкими полями, потертые джинсы, ботинки, выглядевшие как дешевая копия лучшего бренда, и просторная белая блуза, расстегнутая почти до пупа. Его обычный прикид, дополненный на этот раз темными очками, которые съехали на самый кончик носа и в любой момент грозили соскользнуть.

– Какими судьбами в нашей деревне? – верещал Томми.

Он старался подражать сконскому диалекту, но в итоге выглядел совершенным идиотом, в стельку пьяным к тому же.

– Будешь играть? – поинтересовался я.

– Нет, но ты же знаешь, надо подзарядить блюзовые батареи и все прочувствовать для начала, ты знаешь, как это…

– Звучит многообещающе, – кивнул я.

– А сам-то ты, Свенссон… – он кивнул на мой гитарный футляр, – сам-то играешь?

– Н-нет, не сейчас, – замотал головой я.

– Достань ее, – потребовал Томми, – и я буду ласкать ее, как женщину.

– Не сейчас, – настаивал я. – Мы хотим есть.

– Пей, и да изольются на тебя потоки Бахуса, – кивнул он. – А я возьму еще коньяка. Мы еще сыграем блюз, ночь долгая.

Он поковылял к столу и, прежде чем плюхнуться в кресло – под портретом молодого Джонни Кэша[8] с сигарой во рту, – бросил воздушный поцелуй Ульрике. Его подвыпившая спутница держала в руке полный бокал и изо всех сил старалась не расплескать содержимое. Поэтому не отреагировала, когда Санделль положил руку на ее плечо.

– «Да изольются на тебя потоки Бахуса», – повторил я, направляясь к барной стойке. – Откуда это?

Между тем пришло время изучить фирменные предложения «Бастарда». Я нервно листал меню, тыча пальцем в «паштеты» и «рулеты», но вовсе не потому, что проголодался. Скорее, был возбужден. С неменьшей страстностью я перекатывал бы сейчас шарики для пинг-понга.

– Ты действительно играешь на гитаре? – поинтересовалась Ульрика на той разновидности сконского диалекта, которая у меня ассоциировалась с интеллектуальными футбольными звездами и рекламой.

– Нет.

– Тогда почему таскаешь с собой гитару?

– Там не гитара, – кивнул я на футляр.

– А что?

– Узнаешь или нет – зависит от тебя.

– От чего?

– От того, будешь ли ты мне перечить.

– Но ты же знаешь… – рассмеялась она. – Я выбрала на букву «О».

В свое время я отослал ей по мейлу список синонимов слова «перечить» и спросил, какой ей ближе: «быть непослушной», «дерзить», «озорничать»… Она назвала последнее.

Наше внимание привлек шум у входа. Администратор Томми Санделля Кристер Юнсон пытался вывести своего подопечного из зала. Я немного знал Кристера Юнсона. Когда-то он играл на бас-гитаре в разных группах, а последние несколько лет организовывал гастроли давно погасших звезд вроде Томми Санделля.

Если Санделль под старость и выглядел, и вел себя как автор-исполнитель, то внешность Юнсона за последние десятки лет ничуть не изменилась. Худощавый, с длинными темными волосами, он напоминал Рода Стюарта или Рона Вуда в молодости, когда «Фейсис» были если не самой успешной, то уж точно самой веселой рок-группой в мире. Кристер Юнсон носил кожаную куртку, черные джинсы, кроссовки и выцветшую футболку с классическим логотипом группы «Доктор Филгуд»[9] – человечком с рожицей-смайликом, в солнечных очках и со шприцем.

Кристер Юнсон, похоже, уже оплатил счет и теперь пытался вытолкнуть Томми Санделля, который стоял в дверях с бутылкой вина в одной руке и бокалом в другой и разевал рот – видимо, пел. Голоса его мы не слышали: публика в зале слишком громко гудела.

Не знаю, чем пригрозил или соблазнил Кристер Томми, но компания в конце концов скрылась из виду. И когда мы с Ульрикой обсуждали ее кольцо в форме бабочки, у входа никого не было.

– Может, пойдем ко мне? – предложила Ульрика. – Это рядом, возле площади Густава.

Я заплатил, мы вышли и молча направились в сторону площади Густава Адольфа. Она взяла меня под руку.

Ульрика Пальмгрен жила в большом белом доме. Стиль – быть может, функционализм, я плохо в них разбираюсь. Пять лестничных пролетов – и мы оказались в просторной квартире с выходящими на площадь большими окнами, тремя комнатами и тесной кухонькой, которые по-английски называются «pentry». Мы сняли верхнюю одежду, и хозяйка пригласила меня в гостиную.

– И… что теперь будет?

Она стояла посреди комнаты с распущенными волосами, в темном платье до колен с пояском и в тех же сапогах, что и в Стокгольме.

Я приблизился, положил ей на плечи руки, а потом провел ладонью по спине, до самого низа.

– Это, например…

«Этого» оказалось мало. Она осторожно отвела мою руку, словно не желая тратить время на бестолковые нежности.

– Ты… ты не мог бы… я хочу… чтобы так, как…

– Куда нам спешить? – успокоил я ее.

Впрочем, я и сам не любил долгих прелюдий.

– Подожди здесь, – велела Ульрика и ушла в спальню.

Пока она рылась в платяном шкафу в другой комнате, я рассматривал вставленные в рамочки афиши на стенах. Все лучшее адвокат забрал себе, – писала она мне по мейлу. Я увидел диски Майлза Дэвиса и Рианны рядом с CD-проигрывателем – безусловно, показатель хорошего вкуса, во всяком случае среди поколения, которое не любит скачивать музыку в Интернете или не знает, как это делается.

Ульрика вернулась с пожарным шлемом в руках:

– Я хочу… чтобы ты надел это…

– Где ты его взяла? – удивился я.

– В «Блокете»[10], – ответила она, как будто это слово объясняло все.

Я никогда не придавал большого значения маскарадам, был к ним равнодушен. В Лондоне я одно время встречался с женщиной, у которой в спальне стояла парта, а в гардеробе висела школьная форма и хранилась розга. Пока переодевалась она, все шло нормально, но когда она потребовала от меня напялить шлем викинга, вломиться к ней в квартиру и изнасиловать, я пошел на попятную. Я не насильник, даже в фантазиях.

Итак, теперь я держал в руках пожарный шлем, и, похоже, самый настоящий.

– Попробуй, – кивнула на него Ульрика Пальмгрен. – Должно сработать.

Поскольку я не любитель маскарадов, мне следовало уйти уже тогда. Но я представил себе ее мягкое, теплое тело, вспомнил упругость ее ягодиц и надел шлем.

И почувствовал себя идиотом.

А Ульрика Пальмгрен вмиг преобразилась: выпучила глаза, прижала ладони к щекам и стала похожа на героиню немого фильма.