Тень твоей улыбки - Мэри Хиггинс Кларк
— Давно? — с тревогой спросила Моника.
— Вчера вечером. У нее были хрипы, но потом она заснула. А утром ей стало хуже, и я не на шутку испугалась. Она задыхалась.
Монике были слышны всхлипы и кашель маленькой Салли Картер.
— Вы далеко от больницы? — быстро спросила она.
— Мы сейчас на Уэст-Сайд-хайвей. Будем минут через пятнадцать.
До Моники вдруг дошло, что звонить ей должна была Рене Картер, мать Салли.
— Миз Картер с вами? — резко спросила она.
— Нет. Ее не было дома два дня, и никаких вестей от нее нет.
— Я встречу вас в отделении неотложной помощи, Кристина, — сказала Моника.
Она отключила сотовый и засунула его в карман.
— У Салли очередной приступ астмы, — уверенно произнесла Рита, слышавшая разговор.
— Да. Я хочу положить ее в отделение, а перед выпиской подключу Службу семьи. Жалею только, что не сделала этого на прошлой неделе.
— Я подготовлю кроватку, — пообещала Рита.
— Поместите ее снова в отдельную палату. Не хватало ей только подцепить вирус.
Четверть часа спустя Моника, стоявшая у входа в отделение неотложной помощи, увидела подъехавшее такси. Подбежав к машине, она открыла дверь и заглянула внутрь.
— Дайте ее мне.
Не дожидаясь, пока Кристина расплатится с водителем, она помчалась обратно. Салли хрипела и задыхалась. Губы у нее посинели, а глаза закатились.
«Она почти не дышит», — подумала Моника, внося ребенка в палату и кладя на кушетку. Ее уже ждали две медсестры. Одна из них быстро раздела Салли, и Моника увидела, что девочка ловит ртом воздух, а грудь не поднимается. «Все это перешло в пневмонию», — подумала Моника, беря кислородную маску, которую протягивала ей медсестра.
Час спустя она перевела Салли, по-прежнему в кислородной маске, в палату интенсивной терапии педиатрического отделения. Девочку подключили к капельнице, а чтобы Салли не вытащила иголку, кисти рук ей связали. Испуганные вскрикивания малышки уступили место сонному постаныванию.
Заплаканная Кристина Джонсон стояла у постели девочки, ожидая, пока Моника освободится. Моника взглянула на измученное, встревоженное лицо девушки, и на ее устах замерли подготовленные слова упрека.
— Салли очень и очень больной ребенок, — сказала она. — Кристина, я правильно поняла, что ее матери не было дома последний день или два?
— Она ушла позапрошлым вечером. Вчера у меня должен был быть выходной. Но, проснувшись, я увидела, что ее кровать не разобрана. От нее нет никаких вестей.
Кристина расплакалась.
— Если с Салли что-нибудь случится, то виновата буду я. Но, доктор, я боялась, что, если бы привезла Салли без ведома матери, миз Картер разозлилась бы. И Салли стало намного хуже только вчера вечером, когда я укладывала ее спать. Поэтому я включила ингалятор и легла спать на диване в ее комнате. Я не сомневалась, что ее мать придет домой и тогда, если хрипы усилятся, мы отвезем Салли в больницу и…
Моника прервала поток слов.
— Кристина, в этом нет вашей вины. Почему бы вам не поехать в квартиру миз Картер и не отдохнуть немного? Я останусь здесь до тех пор, пока Салли не начнет нормально дышать. Если утром миз Картер не появится, то советую вам оставить ей записку и ехать домой. Я намерена обсудить эту ситуацию с начальством.
— Можно мне завтра навестить Салли?
— Конечно.
Тревожный сигнал прикроватного монитора заставил Монику обернуться. Когда прибежала реанимационная медсестра, Салли уже перестала дышать.
29
— Рост около пяти футов четырех дюймов, хорошая фигура, лет тридцати, короткие рыжеватые волосы, дорогая одежда, — рассказывал своей жене детектив Барри Такер по телефону, предупредив, что задержится на работе. — Тело обнаружила одна пожилая пара. Они сказали, что прогуливаются каждый день после завтрака.
Он вернулся в участок, чтобы выпить чашку кофе.
— Да, милая, — усмехнулся он, выслушав ответ жены. — Знаю, что мог бы гулять каждый день. Может быть, даже делать пробежки. Однако в Нью-Йорке мне платят за поимку преступников, а не за прогулки.
Барри, полноватый мужчина лет тридцати с небольшим, всегда добродушно воспринимал подтрунивания жены.
— Ни украшений, ни сумки, — продолжил он рассказывать. — Мы полагаем, изначально это было ограбление, но потом случилось что-то непредвиденное. Похоже, она сглупила и оказывала сопротивление. Ее задушили. Никаких шансов на спасение. — Теперь он говорил нетерпеливо, с раздражением. — Послушай, милая. Мне пора. Позвоню тебе, когда соберусь уходить. Пока…
Но ему пришлось продолжить разговор.
— Ну да. Все, что на ней было, выглядело новым. Даже туфли, такие странные, похожие на ходули. Видимо, она надела их в первый раз. Дорогая, я…
Она еще что-то говорила, но он все же прервал ее:
— Милая, именно это я и собираюсь сделать. На ее костюме, пальто, блузке и туфлях были ярлыки «Эскады». Ладно, хорошо. Да, я знаю, что их главный магазин находится в Нью-Йорке на Пятой авеню. Сейчас я туда направляюсь с описанием ее внешности и одежды.
Барри закрыл сотовый, выпил последний глоток кофе и взглянул на напарника.
— Бог мой, эту женщину никак не остановить, — сказал он со своей обычной добродушной улыбкой. — Но она сообщила мне одну полезную вещь. Название фирмы произносится «Эска́да», а не «Эскада́».
30
В четверг после полудня монсеньор Джозеф Келли и монсеньор Дэвид Фелл завершили опрос еще двух свидетелей слушаний по делу беатификации сестры Кэтрин Мэри Кернер. После того как ушла секретарь, они устроились в кабинете Келли и принялись обсуждать услышанное.
Они сошлись во мнении, что рассказанные истории о встречах с сестрой Кэтрин были убедительны. Одна из свидетелей, Элеонор Найвен, работала волонтером в Филадельфийской больнице, основанной сестрой Кэтрин. Она говорила, что в то время сестра Кэтрин была явно больна и ходили слухи о том, что она скоро умрет.
— Она была поразительно красивая и всегда такая спокойная и умиротворенная, — вспоминала Найвен. — Когда она входила в комнату, у всех менялось настроение. Мы все
