Билл Нэйпир - Икона и крест
Кроме того, мы оба находились в поле зрения Кассандры, но вскоре Долтон отправился в хвост самолета и по дороге едва заметно задел мое плечо.
Спустя девять часов после взлета большой самолет медленно спускался к ямайскому берегу, отороченному редкими огнями, проглядывающими то тут, то там сквозь темные облака. Потряхивало. Монтего-Бей казался гроздью огней, из которой гигантская акула выгрызла кусок.
К кабинам с чиновниками пограничной службы выстроилась дюжина очередей. Я оказался зажатым в толпе неимоверно толстых негритянок, громогласно общающихся между собой. По левую руку от меня стояла пара новобрачных, а за ними — Кассандра. Дебби, Долтон и Зоула стояли в одной и той же очереди справа от меня. Перед кабинами желтела толстая линия, похожая на стартовую. Позади надрывался усталый ребенок.
Дебби уже прошла. У нее хватило ума не ждать нас, а сразу спуститься к багажу. Передо мной две негритянки вступили в спор с чиновником. Кассандра и я поглядывали друг на друга так, словно нам предстояло сейчас драться на дуэли. Наши очереди потихоньку продвигались вперед. Она опять холодно улыбнулась.
От выхода ее теперь отделяли лишь новобрачные. У моей кабины поднялся крик. Что-то там не заладилось с документами, и моя очередь застопорилась. Еще одна улыбка. Вдруг моих толстух пропустили, а Кассандра, наоборот, застряла.
Злорадствовать было некогда. Я сбежал по лестнице. Сердце колотилось. Долтон и Зоула уже положили на тележку мой чемодан. А вот Дебби куда-то исчезла.
— Где, черт подери… — начал я.
Мы понеслись к выходу. На улице было как в топке. Маленькая площадь, немногочисленные микроавтобусы, такси, беспорядок… Ну куда она могла деться! Потом я ее увидел. Дебби стояла рядом с такси и махала нам рукой. Дверцы были открыты. Водитель, лет эдак за тридцать, с убийственной неторопливостью запихивал наши чемоданы в багажник. Наконец Дебби села вперед, а Зоула втиснулась между мной и Долтоном.
— Очо-Риос. Годится? — спросила Дебби, развернувшись ко мне.
— Очо-Риос, — согласился я.
Умная девочка: до этого мы заказали номера в одной из гостиниц Монтего-Бея.
Водитель сообщил, что его зовут Норман Смерч, и не замедлил доказать, что такое прозвище дано ему неспроста. Вдоль побережья тянулась узкая, усеянная колдобинами и запруженная бесхозным крупным и мелким рогатым скотом дорога. Со всем вышеперечисленным наш таксист неизменно вступал в поединок.
Облака слева от нас освещались желтыми вспышками. Да, это вам не английская немощь… Вот оно — настоящее тропическое великолепие! Грома я не слыхал. Правда, в машине гремела развеселая попса. Вдоль дороги выстроились лачуги, освещенные или лампочками без абажуров, или синим мерцанием телевизора.
В Фалмуте мы притормозили и стали медленно пробираться через площадь, до отказа забитую молодыми людьми. Одни приплясывали, другие грохотали кастрюльными крышками. Юнец в красно-желтой кепке, из-под которой свисали дреды, таращил глаза, хлопал ладонью по моему окну и радостно скалил желтые зубы. Норман Смерч объяснил нам, что «братишки» раз волновались из-за выборов и что это не идет ни в какое сравнение с 1980 годом, когда в перестрелках погибло восемьсот человек. Мы выбрались из города и устремились в темноту. Коробка передач так выла, что я, глядя на пальмы и крошечные деревянные лачуги, гадал, что мы будем делать, если машина встанет.
В начале третьего часа такой езды, когда от моих нервов остались одни лохмотья, Дебби показала на торчащую среди деревьев ярко освещенную крышу и сказала:
— Туда, наверх.
Норман Смерч проехал через охраняемые ворота и поднялся по идущей вверх извилистой дороге к раскинувшейся на холме гостинице для курортников. Место отдыха, словно лагерь для военнопленных, окружала высокая освещенная ограда. В машине работал кондиционер, а здесь жара вновь на меня навалилась.
В лесу пронзительно жужжали насекомые.
К тому времени, когда нашлись комнаты с кухней, сил на разговоры у нас не было. Долтон и Зоула заняли односпальные кровати, Дебби ринулась к огромной двуспальной кровати, а я в нерешительности остался на кухне.
— Гарри, тебе негде спать, — сообщила вернувшаяся Дебби.
— Все нормально. Я лягу здесь.
Мы нашли несколько одеял, и я застелил ими диван. Потом разделся до белья и нырнул под простыню. Жужжание насекомых смахивало на визг сотни фанаток. По темному потолку металась бабочка.
Пока я лежал на диване и потел, мое воображение нарисовало другую картину. Кассандра стоит у выхода из аэропорта и спрашивает, не видел ли кто компанию из четверых людей («Они обронили кошелек. Куда они направились?..»); находит имя местного таксиста, звонит ему; разговорчивый Норман Смерч все выбалтывает; ранним утром защелкивающийся замок на входной двери бесшумно поддается взломщикам…
Что происходило в этом полусне дальше — не помню. Последнее, что я видел, это бабочку. Яркая и бесшумная, она нацелилась на меня, словно маленькая крылатая ракета.
ГЛАВА 23
Небо только начинало светлеть. Дебби в прозрачном белом халатике эдаким привидением вплыла на кухню.
— Гарри, просыпайся!
Включился свет, и она начала греметь шкафчиками.
— Есть кофе? Нет кофе!
«Тресь!»
— Есть хоть что-нибудь? Ничего нет!
«Тресь!»
Перебарывая смущение, я надел брюки под одеялом. Появился Долтон в своем ямайском прикиде.
— Давайте-ка уберемся отсюда. Они могут найти нас через Нормана Смерча.
— Выдумки! — сказала Дебби.
— Возможно, — ответил я. — Готова поспорить на собственную жизнь? Я думал об этом ночью, когда уже засыпал. Они могут ждать таксиста в аэропорту этим утром.
— Или выяснить его телефон в службе аэропорта.
А то и домашний адрес.
Дебби схватилась за голову:
— Боже милостивый!
— Дебби, одевайся, — сказал я. — Мы отправляемся в город. И не забудь прихватить свой кошелек.
Мы с Дебби торопливо прошли мимо бассейна, покинули территорию гостиницы и спустились с холма, на который вчера поднимались в такси. Ночной воздух напоминал духовку, а уж теперь, когда тропическое солнце устремилось ввысь, температура подлетела до девяноста градусов[14]. Я еле осилил эти две мили до Очо-Риоса. Голова у меня кружилась. Над домами, словно гигант среди лилипутов, вздымалось огромное круизное судно.
Как нам и было указано, мы шли вдоль главной улицы, людной и шумной даже в этот час. Мимо проплывали рынки с произведениями местных ремесленников, рыночные крикуны, магазинчики, торгующие всяким хламом для туристов… Еще одна миля, и мы оказались в местах, куда туристы с того круизного судна не заходят. Город изменился. Теперь перед нами будто шумела, клубилась, цвела буйным цветом Африка. Мы свернули на боковую улочку, обошли лежавшего на тротуаре молодого человека (он растянулся на постели из картона), и вот оно, «Саншайн ренталс», — как раз там, где рассказала служащая гостиницы. Беззубый пожилой индеец повел нас на задний двор. По дороге он наподдал кудахтавший курице, которая попалась ему на пути, и махнул в сторону поцарапанной, мятой, старой «тойоты», наполовину засыпанной листьями растущей рядом папайи. Дебби заплатила за неделю вперед американскими долларами. Хозяин сообщил, что «машина — хороший, очень хороший, никогда меня не подводил, а встанешь на дороге — звони мистеру Клейбону».
По возвращении мы нашли Долтона и Зоулу, которые ждали нас внизу с упакованным багажом. Лицо надевшего темные очки Долтона ничего не выражало, а Зоула заметно нервничала. Мы быстро загрузили багажник, а Дебби тем временем сдала ключи. Она села за руль, и мы поехали вниз. Навстречу нам поднималось такси. Когда мы разъезжались, я узнал Нормана Смерча. Кто там сидел сзади, я не разглядел.
— Видели? — спросила Зоула.
— Да, — ответил я. — Думаешь, он нас заметил?
— Вряд ли. Но я не уверена…
Мы ждали, пока стоявший на воротах охранник перестанет трепаться с приятелем. Дебби что-то мурлыкала, раздраженно теребя руль. Наконец шлагбаум поднялся, и мы резво вырулили на дорогу.
— Рвем когти, крошка! — сказал я.
Она завопила какую-то речевку — кажется, норвежских герл-скаутов.
Сидевший на заднем сиденье Долтон указывал дорогу, а Дебби резво следовала его инструкциям. Мы ехали по Ферн Галли, куда даже ямайское солнце пробивалось с трудом — столько здесь было деревьев. Затем выбрались на нужную дорогу, на которой то и дело встречались повороты и было полно колдобин. Она пересекала Ямайку с севера на юг. Мелькали бокситные шахты, апельсиновые рощи, тянулись ущелья, осталась позади дюжина маленьких городков, тысяча ветхих строений и придорожных лотков. Уличную жару можно было пощупать руками. Я благодарил судьбу за кондиционер в старой машине. Через два часа мы были в Спаниш-Тауне, оттуда широкое шоссе вело в Кингстон, на южное побережье. Вдалеке маячили Блу-Маунтинс, а справа переливалось в солнечном свете Карибское море.
