Хизер Гуденкауф - То, что скрыто
Ее стоны доносились из кухни, и я села на ступеньки. Закрыла уши руками и начала раскачиваться взад-вперед. «Не спускайся, не надо, – снова и снова внушала себе я. – Оставь ее там. Она не твоя сестра, она чудовище!»
Вдруг стоны прекратились, и остался только шум дождя, который все барабанил и барабанил по крыше. Я навострила уши, желая услышать хоть что-нибудь, хоть какой-то звук из кухни. Тишина. И вдруг до меня дошло – как будто дождь наконец достучался. Правда ударила в меня как молния – несколько раз в одно и то же место. Кто чудовище?! Кто чудовище?! Я быстро встала, сбив со стены фото, на котором Эллисон получала очередную награду, а рядом с ней сияли счастливые родители. Снимок полетел вниз и приземлился картинкой вниз у подножия лестницы.
– Эллисон! – закричала я. – Эллисон!
Я сбежала вниз, на кухню. Она лежала на плиточном полу и пыталась стащить с себя трусы. Лицо у нее было белое, и она едва сумела приподнять голову. Ее глаза молили: «Прошу тебя!» Голоса у нее не было, она даже не могла кричать от боли. «Она умрет», – подумала я. Родители найдут нас на кухне: мертвую Эллисон, посиневшую, полуголую, окровавленную. И меня, которая сидела рядом и ничего не сделала…
– Это плацента, – с трудом прошептала Эллисон, и я вздохнула с облегчением.
Все будет хорошо. Она не умрет! Все почти закончилось.
Эллисон слабо застонала. Я увидела, как из нее что-то выходит, и подставила влажное полотенце, чтобы это принять.
– Все хорошо, Эллисон, – сказала я сквозь слезы. – Я здесь.
Эллисон
После того как я родила девочку, после того как Бринн собрала окровавленные простыни и пошла вниз выкинуть их, после похода к реке я снова почувствовала схватки. Я ждала, что у меня между ногами появится красноватая плацента, но показалась вовсе не плацента. Я усиленно моргала глазами, вытирала пот со лба. Посмотрела на часы на микроволновке и увидела, что почти четверть десятого. Нет, сказала я себе. Не может быть! Безумие какое-то… Если уж то, что я увидела, меня не убедило, то убедил громкий плач, исходящий от предполагаемого последа. Ребенок! Крошечный мальчик с острым подбородком и вздернутым носиком, таким же, как у Кристофера. Бринн, опустившись рядом со мной на колени, приняла малыша, когда он вышел из меня, и недоверчиво вскрикнула.
Я протянула к нему дрожащую руку, а он в то же самое время как будто тоже потянулся ко мне. Наши пальцы соприкоснулись, и я улыбнулась – впервые за долгое время.
Бринн
Я недоверчиво смотрела на Эллисон. У нее на лице появилась странная улыбка – она как будто удивилась, а не обрадовалась. Но улыбка быстро увяла.
– Нет. Пожалуйста! – простонала она и отвернулась от краснолицего малыша, которого я держала дрожащими руками. – Надо убрать его отсюда…
– Ничего не понимаю, – сказала я, глядя на орущего малыша.
– Это ребенок, – сухо сказала Эллисон, но, заметив, что я плачу, поспешила добавить: – Прости меня, Бринн. Но через несколько часов вернутся мама с папой. Нам надо спешить.
– Они очень похожи, – тихо сказала я, думая о маленькой девочке, уже мертвой. Девочке, которой больше не было на свете.
– Это мальчик, – хрипло сказала Эллисон. Лицо у нее исказилось. – Пошли. Мы должны от него избавиться.
Эллисон
Мне каким-то чудом удается выбраться из туалета и вернуться в торговый зал. Я пытаюсь весело попрощаться с мужем Клэр и Джошуа, которые стоят на пороге. Хотя никаких доказательств у меня нет, я почти уверена в том, что малыш Клэр – мой сын.
Не сомневаюсь, Клэр заметила, что со мной что-то не так. Достаточно посмотреть на меня. Так оно и оказывается. Молча проработав бок о бок со мной почти два часа, Клэр бросает на меня озабоченный взгляд.
– Эллисон, – говорит она, – ты какая-то ужасно тихая. Наверное, волнуешься, справишься ты или нет?
– Немножко, – отвечаю я, радуясь, что нашелся удобный предлог.
– А ты не волнуйся. У тебя все получается замечательно! – уверяет Клэр. – Ну и что ты думаешь? Придешь еще завтра?
Мне хочется ответить «нет», но я прикусываю язык. Если я уйду, я вряд ли найду доказательства того, что Джошуа – мой сын.
– С удовольствием приду… если вы не против. – Мне трудно смотреть ей в глаза.
– Конечно я не против! А теперь иди домой и отдыхай. Увидимся завтра в девять. – Клэр провожает меня до двери. – Тебя подвезти? – спрашивает она, выглядывая за дверь и хмурясь при виде нависших туч.
– Нет, я люблю свежий воздух, – говорю я. – Еще раз спасибо, Клэр. До свидания! До завтра!
Когда я пускаюсь в путь, темные тучи почти закрывают солнце, а в голове у меня вертится одна мысль: возможно, сынишка Клэр – тот самый мальчик, которого я родила пять лет назад. Возможно, он – сын Кристофера и брат маленькой девочки, за чье убийство меня посадили в тюрьму.
Мне нужно с кем-то поделиться. Наверное, лучше всего позвонить Девин и спросить, что мне делать, но я и так знаю, как должна поступить. Я должна сказать Клэр, что, к сожалению, у меня ничего не получается. А потом придумать, как поскорее убраться из Линден-Фоллс.
Раньше мне ни разу не хотелось увидеть мальчика, которого я отдала. Я считала, что выполнила свой долг, отдав его родному отцу. Очевидно, мой план не сработал. Я понимаю, что мне нужно держаться подальше от семьи Келби, но не могу. Слишком много у меня вопросов. Я хочу знать, что за люди усыновили Джошуа, хочу знать, каким человеком растет мальчик, которого я родила. Как Джошуа здесь очутился и что случилось с Кристофером?
Наконец я возвращаюсь в «Дом Гертруды». Дверь мне открывает Олин.
– Как прошел первый день на работе? – спрашивает она.
– Все хорошо, – отвечаю я, не глядя ей в глаза. Я боюсь говорить. Спиной чувствуя любопытный взгляд Олин, я взбегаю на второй этаж и вхожу к себе в комнату. На верхней койке сидит Би.
– Привет! – говорит она, не отрываясь от журнала, который читает. – Как работа?
Я скидываю туфли и плашмя ложусь на свою койку.
– Хорошо… – И добавляю: – Как-то странно.
– Я понимаю, о чем ты, – говорит сверху Би. – Все время приходится напоминать себе: «Это нормально. Так ведут себя все нормальные люди».
– Да, вот именно, – лгу я. – Даже не знаю, хочется ли мне туда возвращаться…
Би некоторое время молчит. Потом я вижу ее ноги, которые она спустила с койки. Она босая; ступни у нее все изрезаны, в мозолях и шрамах. Она легко спрыгивает на пол и наклоняется надо мной. Вблизи я вижу, что она не такая старая, как показалось мне вначале. Ей лет тридцать, не больше. Но ее лоб изборожден морщинами, и вокруг глаз тонкие лучики, как паутинки.
– На работу тебя устроила Олин.
– Да, – говорю я.
– Она очень старается подыскать нам хорошие места, и ей приходится нелегко. Ради нас она ставит на карту свое доброе имя и свою репутацию. – Би не обвиняет, не осуждает. Она констатирует факты.
– Я вернусь, – тихо говорю я.
Би улыбается, протягивает мне руку, и я впервые замечаю у нее на предплечье татуировку – красивую птичку с инициалами «О.В.», которые свисают с клюва, как оливковая ветвь. Мне хочется спросить, что это значит. С другой стороны, не хочется, чтобы она считала, будто я сую нос не в свои дела.
– Пошли! – говорит она, хватая меня за руку и поднимая. – Сегодня у нас вечер красоты!
– Вечер красоты?
– Да. Флора ходит на курсы косметичек; иногда она тренируется на нас.
– Ой нет. – Я отстраняюсь и снова сажусь на кровать. – Флора до сих пор смотрит на меня так, словно хочет задушить в постели. Мне она никакой красоты не наведет!
– Пошли! – настаивает Би. – Если не хочешь, чтобы она над тобой потрудилась, просто смотри. Флора не такая плохая, только не сразу привыкает к новичкам. Ей через многое пришлось пройти.
Я вздыхаю:
– Как и всем нам.
– Да, точно, – кивает Би. – И все-таки не отказывайся. Ты ведь не знаешь ее прошлого.
– Зато ты знаешь, – в досаде говорю я. – Я не стану ее отталкивать, если она не будет отталкивать меня. Я знаю, это она постоянно подбрасывает мне кукол. Она даже не знает меня, но заранее ненавидит! – Я сажусь на кровать. – Иди без меня. А я попробую дозвониться сестре.
– Как хочешь, – Би пожимает плечами, – но сегодня у нас педикюр. – Она опускает голову и шевелит пальцами ног. – Мне никогда в жизни не делали педикюр!
О том, что я нашла Джошуа, я хочу рассказать Бринн. Может, она наконец поймет, что из той ужасной ночи все-таки вышло что-то хорошее. Но связаться с Бринн по-прежнему не удается. Бабушка говорит, что ее нет дома. Меня невольно охватывает зависть. Это я сейчас должна учиться в колледже и по вечерам развлекаться с друзьями! Потом зависть сменяется чувством вины. Бринн заслуживает только хорошего. Я знаю, что ей пришлось вынести после того, как меня арестовали; в школе ее травили и оскорбляли из-за того, что сделала я. А потом она едва не покончила с собой…
