Борис Ушаков - Не все трупы неподвижны
— Моё имя не имеет значения. Пусть для тебя я останусь Кассандрой.
— Как же ты стала Кассандрой?
Вместо ответа девушка капризно говорит:
— Я хочу курить.
— Ты же знаешь, я не курю.
— Тогда пошли ко мне. У меня есть курево и выпивка. Да и одеться надо. Мне холодно в одной рубашке.
Вглядываюсь в невинные голубые глаза.
— А кофе у тебя найдётся?
— Растворимый подойдёт?
Хотя это не ответ, а ещё один вопрос, я согласно киваю:
— Ладно, уговорила. Пошли к тебе.
Комната Лже-Кассандры не сильно отличается от моей: стол, пара стульев, платяной шкаф, широкая кровать под клетчатым пледом, небольшой телевизор. На окне висят такие же розовые гардины с кистями, как в моём номере, на подоконнике — шеренга разнокалиберных горшков с флорой. К моему огромному сожалению, дивана здесь нет, зато есть прикроватная тумбочка. На тумбочке стоит стакан. Так я и думал. На ночь контактные линзы необходимо снимать и хранить в специальном растворе.
— А где ты держишь раствор для линз? В тумбочке?
— Дались тебе эти линзы! — ворчит лже-Кассандра. — Зная твою нездоровую тягу к диванам, разрешаю прилечь на кровать. Кофе будешь?
— Буду.
— Или лучше вино? Себе я вина налью.
— А мне, пожалуйста, кофе.
Пока хозяйка комнаты включает электрочайник, я укладываю себя на клетчатый плед. Ну, что же, вполне удобно.
— Отвернись, мне нужно переодеться.
— О’кей. Чувствуй себя как дома. Я не смотрю.
Пару минут спустя пью горячий кофе. Устроившись рядом со мной, лже-Кассандра курит. Она держит в одной руке сигарету, в другой — бокал с лимонно-жёлтым вином и чередует затяжки с короткими глотками.
— Так как же ты стала Кассандрой? — задаю я тот же вопрос.
— Как-как! Совершенно случайно.
— Значит, история о твоей великой любви с самым красивым мальчиком Сета — выдумка?
— Почему выдумка? Чистая правда за исключением того, что эта история случилась не в Сете, а в Пирмазенсе.
— А откуда ты так хорошо знаешь французский язык?
— Моя мамочка была француженкой. Как говорили у нас в Пирмазенсе: с той стороны границы, то есть теперь с этой стороны границы.
— А мамочка знает, что ты растёшь преступницей?
— Нет, она давно умерла.
— Сочувствую. Значит, вы сбежали из дома, а потом в Мюнхене Али тебя бросил?
Лже-Кассандра криво усмехается.
— Ещё хуже. Этот подонок продал меня одному мюнхенскому сутенёру. Здоровому жирному козлу.
— Тебе же было всего тринадцать?!
— Ну и что? Такой товар ценится дороже.
— Что было потом?
— Жирный козёл бил меня два дня. Заставлял работать на него. На мне живого места не было. Тогда у меня и появились эти шрамы под волосами. Да и не только там. Козёл пощадил лишь лицо, чтобы не портить товарный вид и не снижать на меня цену.
— Ты согласилась заниматься проституцией?
— А что было делать? Разве сдохнуть в подвале у жирного козла лучше?
— И как же ты выпуталась из этого бизнеса?
— Сбежала с одним клиентом в Париж.
— А потом?
— Зачем тебе знать о «потом»? Прошлое уже не изменить.
— Ты права. Давай о твоём настоящем проекте. Так как же ты стала Кассандрой? — в третий раз задаю я один и тот же вопрос.
— Два месяца назад знакомые мальчики из Марселя пригласили меня покататься с ними на яхте. Я, глупая, согласилась. Сначала всё шло отлично. Мы развлекались, как могли. Заходили в порты, гуляли там в ресторанах и ночных клубах. А в Сете они меня бросили. Днём послали в магазин кое-что купить и, пока я была в городе, отплыли, оставив без денег и вещей. Что было делать?
— И что ты сделала?
— Постаралась попасться на глаза первым же полицейским в порту. Я шла и плакала от обиды. Полицейские стали меня расспрашивать, кто я такая, что случилось. Я прикинулась потерявшей память, и меня отправили в приют к отцу Гранмеру.
— А откуда ты узнала про Кассандру Камбрэ?
— В Интернете мне попалось старое сообщение о розыске тринадцатилетней девочки, ушедшей из дома в Сете. Там была её фотография. Внешне мы были похожи, одного возраста. Я решила загримироваться под Кассандру и немного отдохнуть в обычной семье от вечного праздника жизни. Я так делала уже не раз.
— Что ж. Тебе это удалось. Ты же врёшь, как дышишь.
Лже-Кассандра не спорит.
— Я собрала всю, какую смогла найти, информацию о Камбрэ. Узнала о Франсуа, Луизе, Адольфе и Анибале. Про тётку Шарлотту и Жискара Камбрэ в Интернете ничего не было. Подстриглась, завилась, покрасила волосы в золотисто-рыжий цвет. Стала носить голубые линзы. Спасибо отцу Гранмеру. Это самый добрый человек, которого я встретила в своей жизни.
— Это он привёз тебя в Лурд?
— Да. Когда у меня было всё готово, я сказала отцу Гранмеру, что вспомнила, кто я такая. Мол, я Кассандра Камбрэ, которая пять лет назад сбежала из дома. Из-за автоаварии страдаю провалами памяти. Теперь хочу вернуться домой к родителям и братьям. Отец Гранмер очень обрадовался. С помощью полиции он узнал, что семья Камбрэ переехала в Лурд, позвонил Франсуа и рассказал ему про меня.
— Я не понимаю, как отец и мать перепутали тебя со своей дочерью. Их охватило внезапное помешательство?
— Сначала я считала, что мне удалось их одурачить, потому что я так ловко притворилась Кассандрой. Даже гордилась про себя своим талантом перевоплощения.
— А сейчас тебя гордость больше не распирает?
— Сейчас я думаю, что они с самого начала знали правду.
— Тогда почему они молчат?
— Не знаю. Луиза и Франсуа не проявляют враждебности, но относятся ко мне как к работнице отеля, а не как к дочери. Адольф вообще со мной не общается. Анибаль откровенно боится.
— Анибаль считает тебя фантомом, мертвецом.
Лже-Кассандра от удивления распахивает глазищи.
— Настоящий дурачок! Я же живая.
Задаю следующий вопрос:
— А зачем ты стащила все снимки Кассандры из семейного альбома Камбрэ?
— Так, на всякий случай. Фото Кассандры из семейного альбома и из альбома тётки Шарлотты я на время спрятала в надёжном месте. Потом верну. Я же не чудовище. Про Жискара я услышала только в Лурде, но мне невозможно было стянуть фотографии ещё и у него.
— А при чём здесь детектив из Пирмазенса Пауль Гутентаг?
— Ни при чём. Это совершенно другая история, и к моему жульничеству с Камбрэ она не имеет никакого отношения.
— А я думаю, что имеет. Ведь Гутентаг умер в «Галльском петухе». И меня, и тебя пытались убить тоже в отеле.
— Для меня самой загадка, кто и почему это делает. Честное слово.
Пытливо заглядываю в чистые, невероятно голубые глаза. Вернее линзы. Вот уж точно — врёт, как дышит.
Лже-Кассандра тушит сигарету, допивает вино, гибким кошачьим движением придвигается ко мне ближе и вкрадчиво мурлычет:
— Что вы собираетесь теперь делать, мой недоверчивый мсье Вадим?
— А по-твоему, что я должен делать? Сообщить об одной маленькой, но очень хитрой мошеннице в полицию?
— По-моему, мой герой, ты должен узнать, что случилось с Кассандрой Камбрэ пять лет назад.
— Я тебе уже говорил, что скорее всего она утонула в море.
— Тогда почему её родители прикидываются, будто их дочь жива? Узнай, в чём тут дело, и ты найдёшь разгадки всех остальных загадок.
Чуть заметно киваю. Мне лениво. Уютная постель лишила последних сил.
— Ну, хорошо, гений перевоплощения. Повинную голову меч не сечёт, но позже напомни мне тебя арестовать.
Девочка-эльф с недовольной гримаской тычет меня кулачком в плечо.
— Вот же зануда! Я ведь на твоей стороне, Вадим! Ты должен мне верить!
— Я верю.
Глядя на обиженное личико Кассандры (ладно, буду пока называть самозванку по-прежнему), напоминаю себе, что о доверии обычно очень много говорят люди, доверия совершенно не заслуживающие. Но это моё субъективное мнение.
— Как нам завтра себя вести? — интересуется Кассандра, нежно поглаживая моё измученное тело. Впрочем, тело не возражает, только джинсы вдруг становятся слишком тесными.
— Как обычно, небрежно. Будем делать вид, что ничего не случилось, — успеваю я пробормотать, прежде чем Кассандра закрывает мне рот поцелуем. Что-то она совсем пьяная.
По крыше громко стучит дождь. Мы с Кассандрой отчаянно дружим на измятой постели. Страсть этой девчонки способна расплавить даже молибден, а я не такой тугоплавкий, как молибден. «Люби меня! Возьми меня! Не жалей меня! Я твоя, а ты мой! Мой!» Надеюсь, тётка Шарлотта так и не надела слуховой аппарат.
В полночь возвращаю себя с олимпа на второй этаж, напрасно стараясь не скрипеть ступенями лестницы. Оказавшись в номере, опускаю себя на диван. Тело тает в блаженной истоме, а вот ноги больше не держат — трясутся и отказываются от работы. Сегодня я явно злоупотребил их добротой. Виновато трогаю ноющие ступни. Хотите, подержу вас в чудотворной воде?
