Джон Бердетт - Бангкок-8

— Спасибо, капитан, — поблагодарил его Розен, а Нейп тут же добавил:

— Уточним последнюю деталь. Вы сказали, что Брэдли направили сюда по его личной просьбе?

— Совершенно верно. Это есть в его деле. Я перечитал его, когда узнал, что случилось.

Когда капитан покинул кабинет, все повернулись ко мне.

— Спасибо, что разрешили мне присутствовать, — поблагодарил я. — Это было очень полезно.

— Вы хотели сказать — бесполезно, — поправила меня Джонс. — Разве капитан упомянул о чем-нибудь таком, чего бы мы уже не знали?

— Что этот Брэдли был патологически скрытен и вел двойную жизнь, — заметил Нейп.

— Не такое уж необычное явление среди ветеранов, — усмехнулся Розен. — Человек стремится воспользоваться той малой толикой личной свободы, которую позволяет служба.

— И в то же время помешан на дисциплине, — добавил Нейп.

— Все добившиеся успеха мужчины помешаны на дисциплине, — откликнулась Джонс.

— Вы хотели сказать — все добившиеся успеха люди? — Нейп так ожег ее взглядом, что она даже поежилась.

— Ну да, что-то в этом роде.

Розен властно вздернул подбородок и повернулся ко мне:

— Так вам удалось переговорить со своим полковником, детектив?

— Я обратился с письменной просьбой позволить мне допросить Сильвестра Уоррена во время его следующего приезда в Таиланд, который состоится сегодня.

— И что?

— Думаю, что получу ответ только после того, как он уедет.

Розен развел руками:

— Что я вам говорил — человек со связями.

Мои швы прекрасно заживали, но я позволил Джонс проводить меня под руку до самых ворот посольства (полагаю, что нуждался в подобной поддержке). Дежурил мой старый приятель-морпех. Он махнул мне рукой, и я прошел через турникет.

Глава 31

Газета «Матишон» сообщила о необычном скоплении упырей на печально известном перекрестке Рамы IV и Траймита. Это место славится большим количеством аварий. Знатоки высказывают мнение, что упыри — это духи погибших в дорожных катастрофах людей, которые провоцируют новые столкновения, чтобы пополнить свои ряды.

Такое впечатление, что мой народ и в жизни, и в смерти обожает тусовки.

Я с неохотой снял наушники. Наступил момент, когда я решил навестить жилище Пичая.

Он жил в полумиле от меня точно в таком же доме, в комнате, как две капли похожей на мою. У Пичая был телевизор, который он все время, пока находился дома, оставлял включенным. И скромная стереосистема — на ней он слушал тайский рок (главным образом «Карабао») и проповеди известных буддистских наставников.

Поверхностный наблюдатель мог бы предположить, что скорее я, а не Пичай приму обет. Но при этом он не учел бы, какая требуется решимость, чтобы встать на лестницу духовного восхождения, именуемую Восьмеричным путем. Действительно, Пичай, а не я убил того наркоторговца, но это только лишний раз свидетельствует, каким он был решительным человеком. Я же продолжал терзаться мирским смятением. Кем на самом деле был Будда? Трансцендентным гением, который еще в ту пору указывал, что Ничто неизбежнее смерти или налогового инспектора? Или просто неудачником из третьего столетия до нашей эры, не сумевшим совладать с тяготами управления государством? Его отец, правитель, видимо, так и считал и отказался говорить с сыном после его Просветления. Неужели это текущая во мне кровь фаранга наводит на святотатственные мысли? И почему я размышляю об этом в комнате Пичая? Ведь я забежал сюда за его рубашкой с короткими рукавами и за кроссовками, которые ему больше не нужны. Однако, оглядевшись, неожиданно обнаружил, что они исчезли вместе с телевизором и стереосистемой. Винить было некого: заделавшись монахом, Пичай перестал запирать дверь. Он говорил, что если найдется несчастный, который позарится на его вещи, пусть берет все, что сможет унести. Многие месяцы никто ничего не трогал, но после смерти Пичая его собственность стала казаться многим законной добычей. Опечаленный, я возвратился к себе. В мое отсутствие кто-то подсунул мне под дверь клочок туалетной бумаги. Она была серая, в грязи и сложена таким образом, что разворачивалась с трудом. Но когда мне наконец удалось это сделать, я прочитал фразу на английском языке:

«Надо встретиться.

Я понимал, что мне следует уничтожить записку, и, скрутив бумажку, засунул ее в дыру в углу комнаты.

Пока Пичай был жив, я никогда не тяготился теснотой своего жилища, его убожеством. Общение с фарангами не принесло облегчения. В домах даже беднейших из них имеются окна. «Интересно, — подумал я, — не выручит ли меня в трудный час чудо современной техники?» Я достал из кармана «Моторолу», которую дал мне Розен, решив поменять мелодию вызова. Внимательно прочитал инструкции в прилагаемой к телефону книжечке и понял, что у меня есть выбор из пятнадцати вариантов. Среди них был и гимн США. Самой привлекательной показалась мелодия из «Звездных войн», но я подумал, что негоже подражать Розену. И с раздражением понял, что многообразие вариантов для свободного выбора оборачивается в итоге тупиком. У меня есть предметы западной культуры, но какой в них толк, если рядом нет Пичая? Я вернулся к привычному аппарату — громкому, прекрасно различимому «бип-бип». Занятие не поспособствовало поднятию духа.

Когда раздался стук в дверь, я все еще пребывал в пасмурном настроении, уставившись на буддистские четки Пичая и перекладывая их из одной руки в другую, словно пересыпал песок из ладони в ладонь. Сюда ко мне еще никто не приходил, значит, стук — это весточка от Пичая, знак того, что он присматривает за мной с другой стороны. Я в несколько шагов пересек комнату и открыл задвижку.

Облик агента ФБР явно изменился. Она была в майке, на ее груди горела надпись: «Так много мужчин, и так мало времени». Короткие шорты, едва прикрывавшие бедра, сандалии на липучках. Выкрашенные в морковный цвет волосы по-мальчишечьи торчали в разные стороны. На губах — улыбка, какой я еще у нее не видел. Помада отливала влажным блеском. Я не сумел скрыть изумления.

— Привет! Я вас побеспокоила? Пришла в неподходящий момент?

— Как вы узнали, где я живу?

— Заглянула в компьютер и выяснила. Проще простого…

— Я хотел спросить: как вы нашли район?

— Это тоже нетрудно. Наняла машину с шофером. Здесь это очень дешево. Хотя в любом случае платит Бюро. Присматривать за вами входит в мои обязанности. Но я уйду, если помешала.

Джонс заглянула поверх моего плеча. Я сделал шаг в сторону:

— Заходите.

Она переступила порог.

— Вот здесь я живу.

Было несложно взглянуть на мое жилище ее глазами. Берлога размером восемь на десять футов, без окон. В одном углу дыру в полу маскирует тонкая рассыпающаяся плита. Воздух проходит сквозь черное отверстие в задней стене, которое соединено с общим каналом для вентиляции помещений. В ветреный день я знаю, что у каждого из моих соседей на обед. На стене висит портрет короля, рядом, там, где у всех нормальных людей стоит телевизор, — узкий книжный шкаф. Все мои книги на тайском языке.

— Буддизм, — объяснил я заинтересовавшейся Джонс. — Я буддистский книжный червь.

Вместо мебели только матрас на полу. Американка была явно ошарашена, но, к своей чести, не пыталась этого скрыть.

— Не знаю, что и сказать, Сончай. Никогда не видела… то есть я имела в виду…

— Вы хотели сказать, что вам никогда не приходилось видеть подобной норы? — Я был безжалостен. Чувствовал, что могу утереть ей нос, к тому же моя депрессия чудесным образом прошла.

Кимберли не отвела глаз.

— Да, мне никогда не приходилось видеть подобной норы. Извините.

— Добро пожаловать в третий мир.

Странная штука — секс. Сила, которая, как наркотик, способна изменить настроение. Джонс излучала здоровье, и в ней ощущалось некое обещание. Без сомнения, в ее голове, как и в моей, мелькали картинки безудержного секса. Мы одновременно кашлянули, и она улыбнулась яркими влажными губами.

— Я подумала, что вам необходимо встряхнуться, и купила два билета на кикбоксинг на стадион «Лумпини». На сегодня. Слышала, бой предстоит серьезный. Не откажетесь меня сводить? Такие вещи очень для меня интересны. Но если предпочитаете сидеть здесь и тешить себя суицидальными мыслями…

Машина оказалась белым «мерседесом». Устроившись на заднем сиденье, Джонс продолжила:

— Вчера вечером я пыталась смотреть тайское телевидение. Мне показалось, что передавали мыльную оперу, но ничего подобного я раньше не видела. Люди постоянно умирали и возрождались и продолжали вести те же разговоры, что и до смерти. Появлялись всякие призраки и куча чародеев, на которых не действовали силы гравитации, и они жили в волшебной стране в пяти милях над землей. Это отражает тайский образ мыслей?