Леонид Бершидский - Дьявольские трели, или Испытание Страдивари
— Слава богу, у таких, как я, есть такие, как ты, — бормочет Иван, хотя сыщик уже разорвал соединение.
Уж лучше пускай Молинари снова следит за людьми Константинова, чем они случайно обнаружат его в кровати с Анечкой Ли.
* * *Молинари был не более осторожен, чем думал о нем Штарк. Но, как бы сыщик ни мечтал оказаться в Анечкиной постели, это ему никак не удавалось. Каждый вечер — или утро, как сегодня, после похода по клубам — они расходились по своим номерам в гостинице, названной в честь колючего растения.
— Ты классный, — говорила Анечка Тому. — Если бы я тебя встретила три с половиной года назад, может, моя жизнь пошла бы иначе. А сейчас просто неудачный момент.
— Ну, может, удачного никогда и не будет, так что уж какой есть, — отвечал Молинари. — Ты же не против, чтобы мы проводили время вместе?
— Конечно, не против. Мы ведь друзья, — мягко ставила его на место Анечка. — И ты ищешь Боба.
Она знала, что стоит ей только заговорить на эту тему, и Молинари переключится, начнет жаловаться на своего московского друга.
— Это тебе только кажется, что я кого-то ищу, — возражал он с горечью. — Сукин сын Штарк говорит мне только то, чего не сказать не может. Так нельзя работать, не говоря уже о том, что мы топчемся на месте.
Анечка сочувственно кивала и улыбалась про себя: мужчины — такие дети, легко управляемые, нетерпеливые. Топчемся на месте? Да ведь и недели не прошло! Если результата нет сию же секунду, надо изображать тигра в клетке, расхаживая по номеру взад-вперед, и грызть ногти, как подросток. Кстати, и у Боба Иванова ногти были обгрызены. Разве музыкант, вынужденный всю жизнь по нескольку часов в день оттачивать технику, репетировать, тоже может быть нетерпеливым? Или это просто детская тревожность? С Анечкой она у него непременно пройдет…
В общем, всякий раз получалось, что, заговорив о Бобе, чтобы сменить тему, она и сама начинала о нем думать. Мечтать, как они встретятся. Как она, может быть, протянет ему скрипку и скажет: «Это из-за меня ее украли, но я помогла ее найти. Ты прости меня, теперь все будет хорошо». А он… Что ответит Иванов, ей было трудно вообразить. В сущности, она его совсем не знала. До той ночи они, может быть, перемолвились парой слов. Даже с Молинари Анечка была лучше знакома, чем с тем, кого за эти лондонские месяцы она привыкла заочно считать любимым мужчиной.
Том стучит в дверь ее номера через три часа после того, как они вернулись из клуба. Он побрился — от него свежо и совсем по-детски пахнет мылом, а не каким-нибудь метросексуальным афтершейвом — и даже галстук повязал; Анечка впервые видит его в костюме.
— Разбудил?
— Вообще-то да, — улыбается Анечка. — Если ты не в курсе, мы только в пять утра вернулись. Но заходи. Отлично выглядишь.
— С волками жить — по-волчьи выть. Поеду в Сити искать мистера Фонтейна, — говорит он. — Хочешь со мной? Почему-то мне кажется, что он человек занятой, но тебя охотно примет в любое время.
— Мне тогда нужно собраться. — Она чуть растягивает подол ночной рубашки, показывая, что совсем не готова.
— Я подожду, — кивает Молинари. И вышагивает, словно заключенный, по тесному номеру, пока она принимает душ, выбирает блузку с кружевным воротничком и узкую серую юбку чуть ниже колен, подкрашивает глаза. Каждые пять минут он смотрит на часы.
— Мы куда-то спешим? — спокойно интересуется Анечка.
— Слушай, он партнер в большой юрфирме, сейчас как зарядит встречи на весь день… Было бы хорошо успеть к его приходу в офис. Но ладно, я сам виноват, надо было раньше додуматься тебя позвать.
— Раньше я могла и не проснуться, и дверь тебе не открыть. Не торопись, все у нас получится.
План у них такой: в офисе на Флит-стрит Анечка попросит встречи с мистером Фонтейном, а Молинари будет ждать в каком-нибудь кафе. Она попробует привести юриста туда, чтобы Том смог его расспросить. Но Анечка возвращается ни с чем: в «Послтуэйт, Холбрук и Блум» ей сказали, что мистер Фонтейн сегодня приболел и на работу не вышел.
— Я оставила свой номер телефона, объяснила, что это срочно, девушка обещала ему передать. Смотрела на меня как-то нехорошо.
— Все девушки на тебя нехорошо смотрят, ты никогда не замечала? — смеется сыщик. — Знаешь, мне кажется, что придется съездить в Излингтон. Но это я без тебя.
— Почему в Излингтон?
— У меня такое чувство, что мистер Фонтейн решил там немного погостить, встретиться с одним твоим знакомым.
Молинари разворачивает перед ней «Файнэншл таймс», которую раздобыл, пока она ходила в юрфирму. «Глава „Госпромбанка“ в Лондоне, чтобы обсудить размещение акций», — читает она.
— Никогда не верь тому, что читаешь в газетах, — улыбается сыщик. — Мне кажется, твой экс-бойфренд вовсе не за этим здесь. Или не только за этим.
— Если так, надо ехать вместе, — неожиданно решает Анечка. — Без меня тебя и близко не подпустят.
— Ты уверена, что хочешь с ним встречаться? — Молинари смотрит на нее с сомнением, но понимает, что вломиться в дом, где ждут большого русского банкира — или где он, в сущности, ведет допрос, — может, и реально, но результат не вполне предсказуем.
— Уверена, что не хочу. Но надо, верно?
— Хорошо, поехали. — Он сворачивает газету и пружинисто поднимается. — Лучше семейная сцена, чем большая драка.
Излингтонский дом сегодня под усиленной охраной. У крыльца открыто дежурят двое в черных костюмах и с наушниками. Одного из них Том и Анечка знают, — это он ездил за ее паспортом.
— Привет, — говорит она ему как ни в чем ни бывало. — Алексей Львович здесь?
Первое время охранник не понимает, как реагировать: приказа кого-либо впускать у него нет, но, с другой стороны, откуда бы она узнала, что здесь должен быть Константинов?
— Он мне назначил тут встречу. А это мой адвокат, — продолжает Анечка. Молинари принимает серьезный вид, но в костюме он и так вполне сошел бы за адвоката.
— Алексей Львович еще не подъехал, — отвечает охранник. — Но, наверное, вы можете подождать в доме. — Его напарник что-то сердито шепчет ему на ухо. — Хотя, пожалуй… Вам, сэр, придется побыть с нами. Только дама может войти.
Молинари пожимает плечами. Он очень миролюбивый адвокат.
— Тогда я тоже подожду снаружи, — высокомерно произносит Анечка. — Вы что, боитесь, что он ложечки украдет?
Второй охранник снова шепчет на ухо коллеге.
— Дело не в этом, просто у нас нет приказа.
— Вы это мне уже как-то раз говорили. А я вам ответила, что приказа не надо.
Тут, как по заказу, начинает моросить мелкий дождь. Первый охранник мерит Молинари взглядом и решается.
— Ладно, входите. — Напарник ошарашенно смотрит на него, но Анечкин знакомец отмахивается. — Ну чего ты, — все на крыльце, что ли, будем стоять?
В гостиной в неудобном кресле расположился еще один с наушником.
— А Филип уже тут? — спрашивает у него Молинари как о чем-то само собой разумеющемся. — Филип Фонтейн из «Послтуэйт Холбрук»?
— Не могу вам сказать, — отвечает охранник с густым акцентом. То ли в излингтонской фирме сплошь русские, то ли Константинов привез с собой подкрепление.
— Мы с Филипом учились в университете, — продолжает Молинари. — Он теперь большая шишка, партнер в крупной фирме, а я вот занимаюсь разводами. Но для такого клиента и мистеру Фонтейну приходится делать что скажут, так?
Охранник насупился и молчит. Может быть, не понимает всех слов. И вряд ли задумывается о том, в каком университете этот разбитной американец мог учиться с партнером второй по величине и влиянию юридической фирмы в Лондоне.
— Я бы хотел перемолвиться с Филом парой слов, пока мы ждем его клиента, — не сдается Молинари. — Может, позовете его?
Охранник сидит молча — как огромный стероидный сыч, думает Анечка. Кресло ему маловато.
— Пойду поищу Фила. — Молинари направляется к лестнице.
Охранник выскакивает из кресла, как черт из табакерки.
— Это не разрешается!
— Ничего-ничего, он будет рад меня видеть.
Охранник преграждает Молинари дорогу, и Анечка понимает, что сейчас произойдет. Она вклинивается между мужчинами.
— Том, ну почему ты такой нетерпеливый? Я никак не могу тебе объяснить, что всему свое время, — говорит она почти нежно, и Молинари отходит в сторону, плюхается в кресло. А охранник остается стоять: так ему явно удобнее.
Константинов, в идеально сидящем синем костюме в тончайшую полоску, по-хозяйски входит в гостиную через двадцать минут, за которые в комнате не было сказано ни слова. Выказывать удивление — ниже его достоинства.
— Здравствуй, Анечка. И вы здравствуйте, мистер… — обращается он к сыщику с вопросительной интонацией.
— Молинари, Том Молинари. Я партнер Ивана Штарка, вы его, кажется, знаете.
— Вот как! Мир ужасно тесен, — отвечает Константинов по-английски. Выговор у него вызывающе русский, словно он нарочно не оставляет сомнений, какую державу здесь представляет. — Что вы тут делаете?
