Джулия Берри - Вся правда во мне
Твое лицо потемнело.
По дороге домой ты не произнес ни слова. На меня ты тоже не смотрел.
Неужели Джиллис сказал тебе что-то о моем визите к тебе той ночью?
XXXVI
Из-за неожиданного холода и потепления несколько тыкв испортилось. Я сходила к бурту овощей, сложенному в хлеву, и выбрала две самые поврежденные тыквы, и отнесла на разделочный стол. Одна была круглой, толстой и морщинистой, вторая – вытянутой в длину, мягкой и тощей. Я назвала ее Рупертом Джиллисом, а первую – Гуди Праетт. Я разрезала Гуди на куски, выскребла семечки, очистила кожу маминым мясницким ножом. Резкий запах тыквы заполнил мои ноздри. Существо тоже его почуяла и потянулась за угощением.
Вооружившись тесаком, я взялась за Руперта и сняла с него скальп. В нем образовалась симпатичная дырка. Я выскребла его полужидкие мозги-семена и отдала на съедение Существу. В углу на очаге закипал чан с водой, куда я брошу вариться тыкву.
Дверь хлева открылась, я обернулась, думая, что это мама.
Но в дверях, освещенный неярким закатным солнцем, стоял ты.
Несмотря на холод, ты был в одной рубашке и брюках. Без шапки и пальто. Мои руки были по локоть в тыквенной мякоти, Я быстро сняла засаленный фартук и отложила его в сторону.
– Что ты делаешь? – Ты вошел и погладил Фантом по гриве.
Я вытерла мокрую руку о фартук.
– Тушу тыкву.
Твои пальцы заставляли Фантом тихо ржать от удовольствия.
– Звучит здорово.
– А где Джип?
Ты улыбнулся.
– Запер негодника дома. Он сожрал мой обед, пока меня не было.
К черту хорошие манеры! Ты же не обедал.
– Хочешь остаться и перекусить чем-нибудь?
– Чем?
Боже, наверное, я сейчас покраснела как рак.
– Тушеной тыквой.
Ты взял нож и стал чистить оставшиеся куски тыквы.
– Твоя мама не слишком мне обрадуется.
Я не смогла притвориться, что ты ошибаешься.
– Я обрадуюсь.
Ты взял следующий кусок тыквы.
– Почему твоя мама меня не любит?
Я положила тесак на стол и посмотрела на тебя. Ну как я могу на это ответить? Никак.
– Меня тоже интересует этот вопрос, – ответила я, – думаю, после моего… исчезновения, после смерти папы вся ее любовь перешла на Даррелла.
Ты не сводил с меня глаз. Мой ответ тебя не удовлетворил.
– Но ты же вернулась!
Я покачала головой.
– Ну и что? Для нее ничего не изменилось.
Ты тоже положил нож и, сложив руки на груди, прислонился к стене.
– Это должно быть больно.
Наша беседа стала слишком грустной. Самое время поменять тему. Я показала ему на вторую, скальпированную тыкву.
– Это мистер Джиллис.
Ударом тесака я разрубила тыкву пополам.
Смачный треск, с которым она развалилась, заставил тебя подпрыгнуть. Ты улыбнулся и забрал у меня тесак.
– Дай теперь я с ним разберусь.
Очень скоро вся учительская голова была порублена на мелкие кусочки. Ты потянулся к куску, с которого снимал кожуру.
– Надеюсь, это не я.
– Конечно, нет.
Ты перестал улыбаться.
– Джиллис до сих пор тебя достает?
Я задумалась, что ответить. Мне не хотелось, чтобы ты считал меня слабой, если я признаю это.
Ты понял, что я не хочу отвечать. Ты вошел в стойло к Фантом и потрепал ее за шею.
– Я хотел с тобой кое о чем поговорить.
Твой мрачный тон меня встревожил.
– О Фантом?
– Нет.
Ты провел рукой по ее гриве.
– Но я буду счастлив забрать ее в любое время, как только ты этого захочешь.
Я испытала облегчение. Но если ты пришел не из-за лошади, тогда зачем? Я положила тесак и протянула ей кусок тыквы. Она проглотила его и ткнулась носом мне в ладонь, прося еще. Я прижалась щекой к ее морде. Что скажешь, девочка? Ты рада, что будешь жить у Лукаса?
Фантом потерлась о мою щеку и слегка толкнула меня плечом, чтобы развеять мои сомнения. Мы стояли с тобой плечом к плечу и гладили ее пеструю шкуру. Ты взял щетку и начал чистить ей бока, а я гребенкой начала вычесывать гриву.
В хлеву становилось все темнее. Лишь в щели в досках пробивался тусклый золотисто-розовый свет. Я почти не видела тебя, лишь чувствовала, что ты стоишь рядом.
– Ей будет хорошо с тобой, – сказала я тебе, – бери ее сегодня. Мама об-адуется. – Я храбро улыбнулась, но мое сердце сжалось. Теперь я каждое утро буду заходить в хлев и вспоминать, что Фантом больше нет.
Мы стояли так близко, что чуть не соприкасались руками, ухаживая за лошадью.
Я замерла в ожидании, что ты отодвинешься.
Но ты зашел мне за спину и обвил меня рукой, медленными, плавными движениями продолжая вычесывать Фантом скребницей.
Что происходит?
Ты остановился, уронил щетку и прижался ко мне. Твой подбородок лежал на моей макушке, а пальцы сжали мою руку.
Я была до смерти смущена. Я не хотела, чтобы до меня дотрагивались.
– Нет, – сказала я.
Ты немедленно отступил назад и посмотрел в сторону. Ты постоял с убитым видом и пошел к двери.
– Зачем? – спросила я.
Ты остановился.
– Что зачем?
Я пыталась дышать и изо всех сил сдерживалась, чтобы не заплакать. Я толком не понимала, что произошло, но мне нужно было знать ответ на этот вопрос. Когда-то я была готова все отдать за твое прикосновение. Твой отец покушался на мою девственность, а Руперт Джиллис открыл мне глаза на мужчин. Я не желаю быть игрушкой в руках тех, кому вздумалось меня потрогать. Пусть со мной это однажды случилось, но меня учили не быть доступной.
Ужасно думать такое о тебе. Мы были с тобой друзьями, соседями, играли вместе в детстве, не дай мне поверить в то, что ты можешь обойтись со мной жестоко.
Поэтому я спросила тебя, зачем.
Я заставляла его не отводить взгляд.
Тишина в хлеву нарушалась лишь дыханием Фантом и чавканьем Существа.
– Это всегда была ты, Птичка-невеличка, – сказал ты мягко. – Разве ты не знала?
XXXVII
Теперь никакая сила не могла сдержать моих слез.
Я ненавидела себя за них. Ты сделал шаг ко мне и протянул руку.
Я яростно вытерла глаза своим стареньким фартуком.
– А как же Мария?
Ты кивнул. Тебе нечего было ответить.
– Мне жаль, – сказал ты. – Не то, что мы с ней расстались. Жаль, что так случилось сейчас. – Ты смотрел на меня умоляющими глазами.
– Прости меня, Джудит.
Простить тебя?
– За что?
Что ты несешь? Кто обвиняет тебя за то, что ты ухаживал за Марией? Как вообще можно винить кого-то за то, что поддался ее чарам?
– Мария чудесная, – сказала я. – Она красивая и добрая.
Ты грустно улыбнулся.
– Леон – счастливчик.
Твой ответ меня не удовлетворил. Почему ты сказал, что это всегда была я? Мне нужно, чтобы ты это объяснил.
Ты сглотнул и продолжил:
– Мария достойна счастья. Ее сердце никогда мне не принадлежало, она никогда не была моей.
Я пыталась понять, пыталась думать, чувствовать, пыталась тебя простить, пыталась устоять на ногах.
– Это было бы несправедливо по отношению к ней и нечестно с моей стороны, – ты провел рукой по волосам. – Джудит, с тех самых пор, когда мы были детьми, я ждал, когда я смогу тебе это сказать.
Что тут происходит? Ты пришел ко мне в хлев, чтобы за мной поухаживать?
Я прислонилась к перегородке стойла и обхватила столб руками. Сколько раз я мечтала, что однажды ты начнешь испытывать ко мне хоть малую толику того, что я всегда к тебе чувствовала? И все же ты не сказал самого главного.
– А мой язык? Моя речь?
Ты все еще не мог отвести от меня глаз. Я ждала, что твой взгляд дрогнет. Но ты вместо этого сделал еще один шаг вперед, чтобы преодолеть пропасть, которая пролегла между нами. Но я сама не собиралась перекидывать через нее мостик.
Ты не сможешь пройти это испытание и не солгать. Что ты мне скажешь? Что тебе неважно, как звучит моя речь? Что я нужна тебе и здоровой и калекой? Раньше, когда ты позвонил в дверь Марии, для тебя это имело значение.
– Это жестокий мир, – сказал ты. – Почему так случилось? Именно с тобой?
Фантом носом толкнула меня в спину. На эти вопросы я ответить не могла.
Твои глаза стали влажными.
– Пусть все останется, как было.
Я кивнула и отвернулась. Теперь я могла дышать свободно. Дело сделано.
Спасибо, что был честен со мной.
Хорошо, что ты смог это сказать. Ты дал сегодня то, что поможет мне излечиться. Теперь я смогу тебя за все простить. За то, что охладел ко мне, за то, что отвернулся от меня и попал под чары Марии. За то, что задавал вопросы обо мне и твоем отце. Ты всего лишь человек, как и я.
Ты хороший человек, Лукас. Добрый и достойный. Неприятности разрушили твои мечты. Вот и все. Мы могли бы вырасти вместе, пожениться и быть счастливыми, наши мечты могли бы стать явью, но случилась трагедия. Не мы первые и не мы последние, с кем такое происходит.
Сегодня, мне кажется, что ты принял жалость и угрызения совести за желание. Одиночество подтолкнуло тебя к ошибке. Я тоже ошибалась.
Я на самом деле тебя прощаю, Лукас. И всегда буду желать тебе только счастья.
Я чувствовала, как уходит моя грусть, мои сожаления и унижение. Теперь я способна простить и себя за то безумие, которое испытывала рядом с тобой. Все кончено. Мое тело было пустым, а пустота приносит облегчение.
