Ключ к убийству - Урса Алекс
Солюс задумчиво побарабанил пальцами по столешнице и спросил:
– Это все?
Франсуа помолчал и нехотя продолжил:
– Нет. Последняя и основная версия на данный момент – это все же версия о том, что Седу убил Бертолини. Есть доказательства того, что, во‑первых, у Бертолини были предпосылки психического заболевания, которое могло развиться на фоне бесконтрольного злоупотребления сильнодействующими препаратами и хронического переутомления. – Франсуа внутренне сжался, очень надеясь, что комиссар не спросит, откуда у него появилась такого рода информация. – Ну, а во‑вторых, есть свидетельства того, что покойный все доходы от деятельности Бертолини забирал в свой карман. Это тоже могло стать причиной конфликта. Но версия, что убийца Бертолини, вызывает у меня сильные сомнения, – вздохнул Франсуа.
– Почему? – поднял брови Солюс.
– Во-первых, – снова начал отсчитывать Франсуа, – само орудие убийства. Мы имеем дело со средневековым коллекционным оружием, которое весит больше пятнадцати килограммов. Физические данные подозреваемого позволяют усомниться в том, что он мог нанести жертве такого рода увечья. Даже если предположить, что он был в состоянии аффекта, что тоже не исключено. Агрессивным как раз подозреваемый быть мог, если судить по записям с концертов. Во-вторых, отсутствие на орудии убийства отпечатков подозреваемого. В-третьих, приоткрытое окно в кабинете Седу, в котором и произошло убийство.
Солюс сцепил руки в замок и погрузился в раздумье. Франсуа ждал, от нечего делать оглядывая кабинет комиссара. В отличие от его собственного рабочего пространства, эта комната представляла собой воплощение респектабельности и спокойного достоинства. Целых три огромных окна выходили на набережную реки Сены, обеспечивая комнату мягким естественным освещением. Бархатные портьеры, солидная мебель из красного дерева и огромные напольные часы в углу, отсчитывающие минуты столь небольшого отведенного Франсуа срока, довершали общую картину. На столе комиссара в серебряных рамках стояли фотографии его супруги Карен и их троих детей. Снимок в солидном обрамлении на стене прямо за спиной Солюса запечатлел момент обмена рукопожатиями комиссара и президента Франции. Фото было сделано на церемонии вручения Солюсу ордена Почетного легиона, и на снимке тот вышел определенно лучше главы государства.
Солюс потер лицо ладоням и наконец прервал молчание.
– Значит, так, – сказал он и хлопнул ладонью по массивной столешнице, – все это очень интересно, но требует тщательной проверки. Завтра истекают третьи сутки задержания Бертолини под стражей, и мы должны либо предъявить ему обвинение, либо отпустить. Кроме того, завтра вечером в шесть часов ровно начнется пресс-конференция, на которой мы обязаны обозначить нашу позицию. Из того, что ты мне только что доложил, за основную версию можно принять только версию с Анжело Бертолини, уж извини. Все остальное пока только догадки. Но ты прав в том, что все обозначенные версии нужно отработать. Поэтому, – Франсуа напрягся всем корпусом, – я ставлю вас с Баселем во главе следственной бригады. Сбор информации и отработку второстепенных версий перепоручи другим следователям – это на твое усмотрение, но опросы свидетелей и близкого круга покойного и подозреваемого проводи сам и непременно в паре с Роммом – тут он незаменим. – Франсуа согласно кивнул. – У тебя есть еще около суток на отработку текущих версий, и больше времени я тебе дать не могу. На меня давят из Министерства внутренних дел, – Солюс устало потер шею, словно физически ощущал груз давления сверху, – сосредоточься на версии с незнакомцем, проникнувшим в подъезд следом за убитым и подозреваемым. Допроси вторично Ирэн Дассини – это единственный шанс получить внятную информацию, который я вижу на данный момент.
– Мадам Дассини уже вызвали повесткой, – кивнул Франсуа.
– Дальше, – продолжил Солюс, – найди и допроси сына Седу и эту сумасшедшую поклонницу и выясни, есть ли у них алиби на ночь убийства. Продолжайте допрос ближайшего окружения покойного. Хотя, – махнул он рукой, – если учитывать его профессию, этот круг может оказаться радиусом во весь Париж, и у каждого наверняка припасены свои соображения насчет того, кто мог убить, но все же… никогда не знаешь, когда удастся нащупать что-то важное. – Солюс откинулся обратно на спинку кресла, показывая своим видом, что разговор окончен, но Франсуа не торопился уходить. – У тебя что-то еще?
Франсуа медлил, раздумывая, есть ли смысл обсуждать с комиссаром свои невнятные догадки по поводу прошлого Анжело. Он был в сложной ситуации. Информация, добытая им прошлой ночью, была изъята незаконным путем. Он мог запросить официальный ордер на обыск, но на это ушло бы время. А теперь получалось, что он просто не мог воспользоваться сложенным вчетверо рисунком, лежащим в его кармане. Кроме того, он понимал, что его смутные ощущения и сомнительные догадки к делу не пришьешь. Франсуа вспомнил предостережение Баселя и вздохнул, принимая решение.
– Нет, – поднялся он на ноги, – у меня все.
Солюс покачал головой, провожая его взглядом.
* * *Единственное окно в камере практически не давало света, да это было и не нужно. Глаза болели, и, чтобы приглушить эту тупую раздражающую боль, он прикрыл веки. Он хотел спать. Точнее, хотел заснуть. Но сон был недосягаем. Сон был роскошью, которую нужно было заслужить.
Он подтянул согнутые в коленях ноги к груди и постарался успокоиться. Сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Приказал себе расслабить мышцы. Но паника уже подкатывала знакомой тошнотворной волной. Его руки судорожно взметнулись к шее, спеша потрогать, ощупать металлический ключ. Столько лет он привычно держал его в руке, успокаиваясь от его теплой тяжести. Столько лет он хватался за него, когда становилось совсем уж нестерпимо. Когда-то прочный черный кожаный шнурок, на котором висел его оберег, почти стерся, стал тонким и белесым. Но ключа теперь не было. Ключ унес молодой темноволосый следователь с глазами столетнего старика.
Он обхватил голову руками и сжался в комок. Теперь он один на один со своими страхами. Как когда-то много лет назад, когда он лежал в темноте, укрывшись с головой одеялом, и сжимал в руке ключ, зная, что рано или поздно услышит шаги и теплая ладонь ляжет на его плечо. Рука, дающая защиту.
Теперь он знал, его защита и есть его самый страшный кошмар. Он зажмурил веки так сильно, что перед глазами поплыли зеленые круги. Пальцы привычно сделали несколько движений, но они перебирали холодную пустоту. Ему хотелось погладить струны гитары, сжать гриф. Он опустил руки и зажал их между коленями. Много лет назад, когда он пытался рассказать людям о своем горе, ему никто не поверил. Людям не хочется верить в плохое. Людям удобнее обманывать себя и делать вид, что все хорошо.
Он сделал выводы. Он усвоил урок. Он перестал жаловаться. Тогда спасла музыка. Музыка могла рассказать многое. Музыка навсегда стала лекарством. Но теперь и гитары с ним не было. Не было ничего и никого. Даже Наоми, которая всегда готова была помочь, была далеко. Только он, лицом к лицу со своими привычными кошмарами.
Кто сказал, что боль со временем проходит? Боль только притупляется. К ней привыкаешь. С ней можно научиться жить. Но жить, как прежде, ты уже не будешь. Потому что ничего уже не будет как прежде. И нет никого, кто может облегчить эту ношу. Ты будешь всю жизнь тащить свою боль на себе, как маленькая жалкая улитка свой домик. Будешь бежать к людям, распахивать им свои объятия, петь им свои песни, смеяться с ними и делать вид, что ты такой же, как все. Что с тобой все хорошо и нет за плечами огромной черной массы невыплаканных бед.
Но наступит день, такой же, как всегда, такой же, как сегодня, и ты снова погрузишься в темноту. И тогда придет твой защитник. Тот, кто должен заботиться о тебе. Положит горячую ладонь тебе на плечо и заберет твою душу.
Глава 8
Ирэн Дассини нервничала. Это было видно невооруженным взглядом. Находиться в комнате для допросов – опыт не из приятных. Строго говоря, и необходимости допрашивать ее в такой малопривлекательной обстановке не было. Но Франсуа умышленно привел Ирэн для разговора именно сюда. Теперь она сидела напротив него и Баселя. Как раз на том самом стуле, который вчера занимал Анжело.
