Когда гаснут звезды (ЛП) - Маклейн Пола

— Конечно. Но поведение на самом деле не совпадает, не говоря уже о виктимологии. Двенадцать и пятнадцать выглядят совершенно по-разному, особенно для хищника. И вы должны думать о зоне контроля. Куда этим девочкам было бы позволено пойти. С кем они могут случайно столкнуться.

— Вы помните убийства автостопщиков в окрестностях Санта-Розы в 72-м и 73-м годах? — Уилл продолжает, как будто он не слышал Рода или не хочет слышать. — Этот убийца наносил удары часто и очень конкретно, прежде чем уйти в подполье, всегда в пределах одного и того же радиуса в сто миль.

— Это было очень давно. Было бы довольно нетипично для такого парня, как он, снова нанести удар в том же районе после двадцатилетнего бездействия.

— Думаю, да. — Уилл прислоняется спиной к кухонной стойке, но его мышцы остаются напряженными. — Я просто не могу перестать думать, что здесь есть какой-то прецедент, который мы не должны игнорировать.

Взгляд Фрейзера перемещается с Уилла на меня, пока я думаю о том, как безопасно взвесить ситуацию. Я все еще беспокоюсь о Еве, но более того, я чувствую давление, исходящее от Уилла, чтобы согласиться с ним о возможности серийного хищника. Ставки высоки, и это первый шанс, который он видит, получить какие-то внешние ресурсы. У Рода тоже есть причины доверять моим инстинктам. Если я скажу ему, что вижу связь между этими двумя случаями, это может убедить его рискнуть и послать несколько своих людей в нашу сторону. Но давление или нет, я должна быть честна.

— Я этого не вижу, — наконец говорю я. — Не может быть, чтобы это был один и тот же парень.

Когда Фрейзер качает головой, я чувствую замешательство и разочарование, исходящие от тела Уилла. Его рот сжат в тонкую линию. Кончики его ушей почти цвета фуксии.

— Кто-то забрал эту девушку, — огрызается он. — Мне здесь нужна помощь.

Род скрещивает руки на груди, явно испытывая неловкость. Я знаю, у него большое сердце, и он будет сочувствовать Уиллу и всей ситуации в целом, независимо от того, сможет он действовать или нет. Он не бессердечен, не перерасходовал свое сострадание на этом пути.

— Не знаю, что могу сделать, — наконец говорит он. — Я на пределе своих возможностей, а потом еще немного.

Вздох Уилла прерывается. Он сжимает пальцами виски, чувствуя головную боль. Напряжение.

— Может быть, вы могли бы просто позвонить и напомнить Бюро, что у нас здесь есть еще одна пропавшая девушка. Возможно, две. Полиция Гуалалы только что опубликовала заявление о пропаже семнадцатилетнего подростка, который исчез в июне.

Очевидно, Фрейзер не слышал.

— Гуалала?

— Шеннан Руссо, — вмешиваюсь я. — У нас есть экстрасенс, который говорит, что это как-то связано с девушкой Кертис.

Брови Рода взлетают вверх.

— Сюда тоже звонил экстрасенс. Интересно, та ли это женщина?

— Ты узнал ее имя? — спрашиваю я.

— Это сделал Баррези. Она сказала, что хочет получить доступ к квартире Марка Клааса в Саусалито, что-то насчет того, чтобы почувствовать вибрации Полли. — Взгляд Рода лишает ее доверия и одновременно закрывает дверь. Даже если я действительно планирую взять интервью у Тэлли Холландер, сейчас не время поднимать этот вопрос.

— Ты знаешь, как это бывает, Род, — наконец предлагаю я, пытаясь вернуть нас на более прочную почву. — Мы не хотим запутаться здесь, думая, что все взаимосвязано, но мы также не хотим ничего пропустить. Что бы ни было между этими двумя вещами, это та грань, которую мы пытаемся переступить.

Он кивает, уперев руки в бока, ничего не говоря. Он слишком хорошо знает эту территорию. Он один из хороших — самый лучший. Но это не значит, что он может разгадать свою тайну или нашу.

— 27-

Как я уже говорила Уиллу, такие женщины, как Тэлли Холландер, мне знакомы. Прожектор иногда использовал их с некоторым успехом. А была Иден.

Она была «чувствительной» — ее слово — способной видеть будущее в снах и видениях, которые появлялись, когда она чувствовала, что кто-то попал в беду, согнулся пополам над ванной после неудачного падения или попал под грузовик на обочине шоссе, пытаясь снять квартиру. Это были реальные люди, как я поняла, но почти всегда незнакомые. Она просто была на приемном конце изображения, вспышки телеграфной паники, как будто ее подсознание было чем-то вроде космической телефонной линии. Иногда она вмешивалась или пыталась вмешаться, когда события, о которых идет речь, должны были произойти поблизости, с людьми, которых она могла идентифицировать, не слишком далеко в будущем или прошлом, чтобы быть полезной. Никогда, никогда она не была в своих собственных видениях, в которых находила облегчение.

— Я не хочу знать, что со мной будет, — объяснила она однажды. — Я не знаю никого, кто захотел бы такое.

— А что, если бы ты могла остановить будущее? Сделать что-то другое?

Она почти незаметно пожала плечами, склонив голову над миской, где замешивала темные кусочки изюма и орехов пекан в бледное хлебное тесто.

— Это так не работает.

— Никто ничего не может изменить? Значит, как судьба?

— Нет, я не имею в виду судьбу, Анна. Я имею в виду характер. Мы делаем то, что делаем, потому что мы такие, какие мы есть.

Ее слова падали сквозь меня, как отполированные камни.

— Я снилась тебе?

Иден подняла взгляд. Я уловил краешек беспокойной мысли, прежде чем она прогнала ее прочь, как будто провела метлой по углу комнаты.

— Иногда.

Я боялась задать свой следующий вопрос. Он висел там, утяжеленный, пока я смотрела на нее.

— Что ты хочешь знать, Анна? — Ее голос был нежным и терпеливым.

— Ничего. — Не двигаясь с места, я боролась с собой. — Просто… ты думаешь, я хороший человек?

— Что? — Она встряхнула миску вверх дном над смазанной маслом сковородой, на которую с удовлетворительным стуком упало тесто. — Что это за вопрос? Конечно, дорогая.

Внезапно Ленор издала странный звук со своего стула, почти рычание, и это напугало меня. Это был один из тех моментов, когда я подумала, что птица слишком много знает, может чувствовать вещи.

— Неважно, — произнесла я.

Иден открыла духовку и поставила сковороду внутрь, затем подошла и села рядом со мной за кухонный стол, развязав фартук так, чтобы он свисал с ее колен. Частицы муки падали на пол, как пыль, но она не обращала на них внимания.

— Ты думаешь о своих брате и сестре, Анна? Мы можем попытаться найти их, если ты хочешь. Ты, должно быть, все еще очень беспокоишься о них.

Ленор взмахнула здоровым крылом и начала прихорашиваться, отделяя и переставляя перья клювом. Мне это показалось продуманным жестом. Как будто она притворялась, что не слушает, но на самом деле начала обращать на это еще более пристальное внимание.

— С ними, наверное, все в порядке, верно? — выпалила я.

— Я не знаю, — тихо сказала она. — Сколько им сейчас лет?

— Восемь и девять.

— Ах. Что ж, есть один способ выяснить это. Давай позвоним Линде. Может быть, ты даже могла бы навестить их. Я уверена, что такого рода вещи устраиваются постоянно.

Острый укол пришелся мне в бок, чуть ниже грудной клетки.

— Не думаю, что хочу навещать их. Не прямо сейчас. Впрочем, ты можешь спросить. Позвони миссис Стивенс. Я хотела бы знать, все ли с ними в порядке.

— Конечно, милая. — Она потянулась за завязками фартука и, на мгновение задумавшись, взяла в руки свободный сверток. Затем она сказала: — Я ничего не знаю об этих детях, но могу сказать вам, что они не винят тебя в том, что произошло.

— Откуда ты знаешь? — Я не могла поднять глаз.

— Потому что это была не твоя вина.

Я почувствовала жар на своих щеках и давление. Больше всего на свете мне не хотелось плакать. Не перед Ленор, которая никогда этого не забудет.

— Ну… в любом случае.

— Нет, послушай меня, Анна. — Она наклонилась вперед и потянулась к моим рукам. — Это важно. Иногда взрослые падают. Твоя мама, вероятно, была в мире боли. Я не знаю наверняка. То, что случилось с твоей семьей, может быть, потому, что она чувствовала слишком сильную боль, или потому, что мир стал больше, чем она могла вынести. Или, черт возьми, по множеству причин. Но не из-за тебя, милая. Ты не сделала ничего плохого.