Уильям Хортсберг - Сердце ангела. Рассказы
— Туте говорил «хумфо».
— Другой диалект, но то же слово.
— А «бамбуше»?
— Это просто вечеринка. Члены общины выпускают излишки пара.
— Наподобие церковных посиделок?
— Ага, но тут гораздо веселее…
Мы провели день как дети, играя, принимая душ и совершая набеги на холодильник в перерывах общений с богами. Эпифани поймала по приемнику какую-то пуэрториканскую станцию, и мы танцевали, пока не изошли потом. Я вновь предложил выйти пообедать, но моя смешливая «мамбо» вывела меня на кухоньку и покрыла наши интимные части тела пенящимися сливками. Пир был послаще, чем тот, что когда-либо задавал в ресторане «Кавэно» Алмазный Билл своей грудастой Лил.
Когда за окном стемнело, мы, подобрали с пола одежду и уединились в спальне, отыскав несколько свечей в хозяйственном шкафчике. В их бледном свете ее тело напоминало созревший на дереве плод. Хотелось попробовать его со всех сторон.
В промежутках между «дегустациями» я спросил Эпифани, где она родилась.
— В Женской больнице на 110-й улице. До шести лет меня воспитывала бабушка в Бриджтауне, на Барбадосе. А как ты?
— В маленьком поселке в Висконсине, о котором ты никогда не слышала. Совсем рядом с Мэдисоном. Наверно, сейчас он уже слился с городом.
— Не похоже, чтобы ты часто его навещал.
— Я не возвращался туда с тех пор, как ушел в армию. Это было через неделю после Пирл-Харбор.
— А почему ты не возвращался? Ведь там, должно быть не так уж плохо.
— У меня там уже ничего не осталось. Мои родители погибли, пока я лежал в армейском госпитале. Я даже не смог поехать, на их похороны.
— Ты был единственным ребенком?
— Вдобавок приемным, — кивнул я. — Но они любили меня как родного. Моя же любовь к ним заменяла мне чувство патриотизма. Она была жива все эти годы, хотя в моей памяти уже стерлись их черты.
— Висконсин — повторила Эпифани. — Не удивительно, что ты разбираешься в «церковных посиделках».
— И еще в танцах на площади, самодельных машинах, велосипедных распродажах и кеггерах.
— Кеггерах?
— Это наподобие «бамбуше» в средней школе…
Она заснула в моих объятиях, а я долго лежал, не засыпая и глядя на нее. Ее дыхание нежно колыхало груди-чашечки, а их соски напоминали шоколадные поцелуи в пламени свеч. Трепет ее ресниц выдавал мечущиеся на ними тени смутных сновидений. Она походила на маленькую девочку. Невинное выражение лица ничем не напоминало страстной гримасы, искажавшей ее черты, когда она выгибалась подо мной, как тигрица.
Увлечься ею было с моей стороны безумием. Эти нежные пальцы умели крепко сжимать нож. Она, не моргнув глазом, приносила в жертву животных. Если она убила Тутса и Маргарет Круземарк, мне грозили крупные неприятности.
Я не помню, как заснул. Мой сон был чередой кошмаров. Я очутился в затерянном городе, названия которого не помнил. Улицы были пусты, а светофоры на перекрестке потухли. Ближайшие здания казались незнакомыми, не имели окон и были непривычно высокие.
Вдалеке какой-то человек клеил на голую стену рекламные плакаты. Они уже обретали чей-то облик. Я подошел ближе. С огромного листа бумаги мне ухмылялось лицо Луи Сифра: шутовская улыбка в три ярда шириной напоминала ухмылку господина Тилу с рекламы в Стиплчейз-парке. Я подозвал расклейщика, и тот повернулся ко мне, сжимая в руке кисть на длинной ручке. Это был Сифр. Он смеялся.
Плакат разошелся в стороны, как театральный занавес, открывая бесконечную панораму лесистых холмов. Сифр бросил кисть и банку с клеем и бросился бежать. Я не отставал от него, огибая кустарник с ловкостью пантеры. Все же я потерял его и одновременно понял, что заблудился сам.
Звериная тропа обегала парки и луга. Я остановился напиться из ручья. Идиллию нарушил пронзительный крик.
Услышав его во второй раз, я заспешил в ту сторону, откуда он донесся. Третий вопль застал меня на маленькой поляне. На ее краю медведь раздирал женщину. Я бросился к ним. Огромный хищник встряхнул перед собой безжизненную жертву словно тряпичную куклу, Я увидел окровавленное лицо. Это была Эпифани.
Не раздумывая, я кинулся на медведя. Зверь поднялся на задние лапы и одним ударом отшвырнул меня прочь. Ошибиться было невозможно. Несмотря на клыки и влажную морду это был Сифр. Он лежал в траве обнаженный и вместо того, чтобы грызть Эпифани, насиловал ее. Я прыгнул вперед и схватил его за горло, стягивая со стонущей девушки. Мы боролись в траве рядом с ней. Он был сильнее, но я держал его за горло. Я стискивал пальцы, пока лицо его не потемнело от прилива крови. Эпифани взвизгнула подо мной, и ее вопль разбудил меня.
Я сидел в постели, окутанный простынями как саваном. Мои ноги обхватили талию Эпифани. В ее распахнутых глазах стояли страх и боль. Я держал ее за горло смертельной хваткой.
— Боже мой! Как ты себя чувствуешь?
Задыхаясь, девушка перебралась в безопасный угол постели, едва я отпустил ее.
— Ты просто сумасшедший! — кашляя, выдавила она.
— Боюсь, иногда это со мной случается.
— Что на тебя нашло? — Эпифани потерла шею. На безупречной коже появились темные отпечатки моих пальцев.
— Не знаю. Принести тебе воды?
— Да, пожалуйста.
Я прошел на кухню и вернулся со стаканом ледяной воды.
— Спасибо. — Она улыбнулась, принимая его. — Ты угощаешь этим всех знакомых девушек?
— Как правило, нет. Мне приснился сон.
— Что за сон?
— Кто-то мучил тебя.
— Ты его знаешь?
— Да. Он снится мне каждую ночь. Безумные, жестокие сны. Кошмары. Этот человек приходит снова и снова, дразня меня. Причиняя боль. Сейчас мне снилось, что он мучил тебя.
Эпифани поставила стакан и взяла меня за руку.
— Кажется, какой-то «боко» наложил на тебя мощную «уанга».
— Говори по-английски, куколка.
— Придется для начала просветить тебя, — рассмеялась она. — «Боко» — это злой хунган. Он занимается только черной магией.
— Хунган?
— Жрец обеа. То же, что и «мамбо» — наподобие меня — но мужчина. «Уанга» — то, что вы называете сглазом. Судя по всему какой-то колдун управляет тобой.
Мое сердце заколотилось.
— Кто-то пробует на мне магию?
— Похоже на то.
— Может быть, это человек из моих снов?
— Скорее всего. Ты знаешь его?
— В общем, да. Скажем, у меня с ним деловые отношения.
— Это Джонни Фейворит?
— Нет, но ты почти отгадала.
Девушка схватила меня за руку.
— Точно в такие же дела ввязался мой отец. Он был дьяволопоклонником.
— А ты не такая же? — Я погладил ее волосы.
Эпифани обиженно отшатнулась.
— Неужели ты так думаешь?
— Но я знаю, что ты — «мамбо» ву-ду.
— Я мамбо высокого ранга. Я работаю на добро, но это не значит, что я не разбираюсь во зле. Когда твой противник силен, нужно держаться настороже.
Я обнял ее за плечи.
— Ты уверена, что сможешь наложить на меня заклятье, которое защитит от дурных снов?
— Будь ты нашей веры, я смогла бы.
— С каждой минутой я верю все сильнее. Прости, что я причинил тебе боль.
— Это ничего. — Она поцеловала меня в ухо. — Я знаю способ отогнать боль.
И она показала мне его.
Глава тридцать четвертая
Первое, что я увидел — это танцующие в утреннем солнечном луче пылинки. Эпифани лежала рядом, отбросив простыни со стройной руки и плеча цвета корицы. Приподнявшись, я облокотился о подушку и потянулся за сигаретой. Луч солнца рассекал постель надвое, очерчивая топографию наших тел узкой золотистой автострадой.
Наклонясь, я поцеловал веки девушки, и в этот миг кто-то забарабанил в дверь квартиры. Только легавый может объявить о себе таким стуком.
— Эй! Откройте дверь, Энджел! — Это был Стерн.
Глаза Эпифани в страхе расширились. Я прижал палец к губам.
— Кто там? — Мне удалось сделать голос хриплым, будто со сна.
— Лейтенант Стерн. Быстрее, Энджел, мы не можем ждать целый день.
— Сейчас иду.
Эпифани села на постели, моля меня испуганным ошарашенным взглядом о помощи.
— Это полиция, — шепнул я. — Не знаю, что им понадобилось. Может, просто хотят поболтать. Оставайся здесь.
— Поживее, Энджел! — взревел Стерн.
Эпифани тряхнула головой и широкими шагами устремилась в ванную. Я пинками позакидывал предметы ее туалета под кровать, а сумку запихнул на верхнюю полку под свой чемодан. Во входную дверь стучали без передышки.
— Уже иду! — крикнул я, натягивая мятый махровый халат. — Не надо ломать дверь.
В гостиной на спинке кушетки висел один из чулков Эпифани. Повязав его на себе под халатом, я отпер дверь.
— Как раз вовремя! — рявкнул Стерн, оттирая меня плечом.
Следом за ним вошел сержант Деймос.
— Вы, ребята, несете с собой дыхание весны, — заметил я.
