Роберт Кормер - После Шоколадной Войны
- А далеко ли зашёл Арчи Костелло? - осторожно спросил Джерри, подумав: на самом ли деле ему это интересно.
- Стараюсь не обращать на это внимание, - сказал Губер, и затем поправил ответ. - Да, конечно. Всё время ходят слухи о всяких его заданиях. Всякие секреты. Снова какой-нибудь бедняга проявляет смекалку, чтобы вытворить какую-нибудь гадость. - «Как и я» - подумал он. - «В комнате №19.»
- Бежим дальше, - сказал Джерри, внезапно резко. Все эти разговоры о Брате Юджине и Арчи Костелло вернули воспоминания, которых он избегал. Комната №19 была достаточно плоха. Но что о шоколаде? Он не хотел о нём думать. Теперь они бежали молча, как прошлой осенью, находя бальзам и благословение в плавном движении их тел под горку и через улицы, прибывая, наконец, в Монументальный Парк и замедляя бег возле орудий времён Гражданской Войны. Потом они какое-то время сидели на скамейке. После пробежки Джерри почувствовал себя вяло, словно его кости и мышцы расплывались и таяли.
- Что притих, Джерри?
- Знаешь, о чём я продолжаю думать, Губер? Сколько Арчи Костелл есть на земном шаре. Не здесь. Везде. В ожидании, - мысль ползала по его мозгу: как было бы хорошо оставить этот мир, вместе со всеми угрозами и несчастьем. Не умереть, а лишь найти место для уединения и утешения. Монахи уходили в монастыри. Священники жили в приходах, отдельно от других людей, или в монастырях. Было ли для него возможным, поступить также? Стать священником? Или братом? Добрым и любезным братом, таким как Брат Юджин? И взять его место в мире и быть кем-нибудь, чтобы бороться с Арчи Костелами и даже с Братьями Лайнами? Эй, что здесь происходит? Я священник? Брат? Смешно. Всё же он помнил те живописные моменты мира в Канаде.
- Кто знает? Иногда я просыпаюсь ночью в панике, и меня мучает вопрос: на что моя жизнь будет похожа? И иногда даже я задаю себе вопрос: кто - я? Что я здесь делаю, на этой планете, в этом городе, в этом доме? И меня бросает в дрожь, в холодный пот, - то, что ему нравилось в Джерри Рено, так это то, что с ним он мог об этом говорить, он мог открыть ему свои опасения и надежды.
- Со мной такое тоже случается, - сказал Джерри. - Я помню, мы что-то такое учили, в школе, кажется:
«А я чужак и не герой, В мире, созданном не мной…»
- Это про меня, Губ, про нас, - это касалось «Тринити», мира, который был создан не им, и которого он боялся. И он больше не хотел его бояться. Он вспомнил плакат, который был наклеен у него на шкафчике: «…сумею ли я разрушить вселенную?» Он стал разрушать вселенную «Тринити», и вот, что получилось. Не стоило этого делать.
- О, Христ.
Джерри посмотрел на Губера, в словах которого был испуг, зная, что Губ редко ругался.
- В чем дело? - спросил Джерри, и проследил за глазами Губера. Губ смотрел на что-то через проезжую часть. Джерри посмотрел и увидел, что это не что-то, а кто-то. Без сомнений, этим кто-то был Эмил Джанза. Тупое, собранное тело, вросшая в плечи голова, маленькие свинообразные глаза, явно различимые даже на этом расстоянии. Или даже он мог и не видеть его глаз, но в его памяти они отпечатались ярко. Все воспоминания о нём были яркими: тот бой на ринге, тот день, когда Эмил с приятелями напали на него посреди аллеи около школы. И теперь Эмил Джанза стоял напротив них на другой стороне улицы: руки на бедрах, взгляд в направлении Джерри. Шум проходящих машин и грузовиков, движение пешеходов по тротуару, быстрая стрелка, маленький ребёнок, спотыкающийся и падающий на асфальт. И на мгновение Джерри и Джанза, казалось, сомкнулись глазами. Но так ли это было? Джерри не мог в этом убедиться. На самом деле между ними было слишком большое расстояние. Джанза мог рассеянно смотреть в никуда, в пустоту, не сфокусировав взгляд.
Проходящий мимо автобус заслонил от Джерри увиденную им панораму и замедлил ход, смещаясь к бордюру, проходящему перед Джанзой, вычеркнув его полностью, словно стёр его с лица земли. Джерри ждал, он не смотрел на Губера, не говорил и даже не думал, находясь в пустоте, нигде, ни знача ничего. Автобус качнулся, изрыгнул фиолетовый дым и отъехал, открыв тротуар и место, где стоял Джанза. Его там уже не было. Очевидно, он сел в автобус или куда-то ушел, пока автобус стоял у тротуара.
- Думаешь, он видел нас? - спросил Губер.
- Возможно.
- Животное.
- Я знаю.
Джерри вскочил на ноги.
- Ладно тебе, Губер, - воскликнул он. – Чёрт с ним, с Эмилом Джанзой. - Бежим на перегонки до библиотеки.
И он побежал, он знал, что на самом деле он бежит куда-то ещё - в Канаду. «Эй, Канада! Это я! Я возвращаюсь!»
---***---- Который час? - спросил Джанза.
Оби посмотрел на часы.
- Десять минут.
- Десять минут чего?
Оби постарался скрыть раздражение.
- Что ты о себе думаешь? Я просил тебя ждать меня здесь в семь часов, что было десять минут тому назад. Ты думаешь, прошел час?
Оби подумал, не сделал ли он ошибку, позвав на помощь Джанзу в его встрече с Корначио. Они стояли в тени подворотни через улицу напротив супермаркета «Вивальди», где был маленький бакалейный магазин, котором неполный рабочий день работал Корначио. Магазин закрылся в семь, но Корначио всегда оставался, чтобы занести внутрь овощи и другие продукты, выставленные на тротуаре. Оби одно время работал в магазине после школы, но его уволили из-за опозданий, вызванных потребностями Арчи и «Виджилса».
- Я хочу есть, - сказал Джанза.
Оби не потрудился найти ответ. Беседа с Джанзой ему была не нужна. Он ненавидел одну лишь мысль об использовании Джанзы, о вовлечении его во что-либо вообще, и всё же у Джанзы были мускулы, в которых он нуждался. И Корначио и Джанза были животными: они оба избегали друг друга. Инструкция Оби для Джанзы была проста: «Ничего не говори. Претворяйся глухим», что не требовало от Джанзы никаких действий. «Угроза во взгляде» - будто ему надо было делать усилие, чтобы выглядеть угрожающе.
С сумерками стало прохладней, и ветер стал сильнее, сортируя мусор на тротуаре: страницы газет, сухие листья, обёртки леденцов. Резь в глазах у Оби усилилась. Сухая болезненная резь, словно кто-то удалил их, чтобы посмотреть и вставил их обратно не на свои места.
Наконец появился Корначио. Он вышел из магазина, выгибая спину и подтягиваясь. Он выглядел внушительно, так что Оби был теперь рад, что взял с собой Джанзу.
- Вот он, - сказал Джанза. Он был способен видеть очевидное.
Корначио шёл с важным видом, ритмично подпрыгивающей походкой атлета, будто в его ботинках были скрыты грузила, качая широкими плечами и играя мышцами ног, рельеф которых рисовался через джинсы.
Когда Корначио наискосок пересёк улицу, Оби вышел, чтобы перехватить его, и Джанза был рядом с ним. Оби ещё раз убедился, что на нём изрезанный полуботинок и медная пряжка, болтающаяся на оборванном ремешке, и он снова ощутил гнев и ужас той ужасной ночи.
- Хай, Корначио, - сказал он, встав перед ним.
Корначио посмотрел на Джанзу, хотя Оби поприветствовал его. Он сразу понял, что и к чему. Он переключил внимание на Оби, на его смертельное спокойствие, на его намерения вместе с тихой угрозой Джанзы. Корначио не был трусом и не стеснялся воспользоваться силой - у него было много побед в сражениях на школьном дворе, начиная где-то с третьего класса. Но он знал, когда он безнадежно проигрывал, не только Джанзе, вероятно единственному в школе, чью силу он уважал, но и Оби, который являлся ключевой фигурой в «Видлжилсе» и имел силу наряду с Арчи Костелло. Он знал, что в этот момент Баунтинг не сможет ему помочь, независимо от того, насколько умён он был.
- Что случилось? - спросил Корначио, немного пританцовывая, словно борец, разогревающийся пред схваткой, инстинктивно подавшись вперёд, не ожидая чего-либо, что бы выдало его нервозность.
- Ничего не случилось, Корни, - сказал Оби, преднамеренно использовав прозвище, которое Корначио так не любил. - Кроме того, что уже случилось.
- Не знаю, о чём ты, - сказал Корначио, сделав усилие, чтобы уйти.
Джанза стал у него на пути.
- Ты знаешь, о чём я, - сказал Оби, и это прозвучало настолько спокойно, с такой уверенностью в себе, и так непримиримо. Ровным голосом, смертельным, тихим. И нечто ужасное было в этом спокойствии.
- Ладно, ладно, - поддался Корначио, подняв руки, плечи, словно шпион, обнаруженный на вражеской территории, знающий, что ему грозит расстрел, что он один, брошен товарищами. - Это было не то, что ты думаешь.
Оби вышел из напряжения, расслабился, все жилы в нём провисли, и это произошло настолько внезапно и резко, что он боялся, что рухнет на тротуар, словно оторвавшаяся от нитей марионетка.
- И что же тогда было? - спросил он.
Корначио заколебался, взглянул на свои ноги, пнул осколок разбитого стакана, поднял глаза на Оби, потом на Джанзу, и снова на Оби. Он смотрел Оби в глаза, давая что-то ему знать. Конечно: Джанза. Корначио не хотел говорить при Джанзе. И Оби понял, насколько смешным для этого был выбор Джанзы. Интуиция подвела его от недосыпания. Одержимость природы поиска того, кто на него напал, привела к потере всей перспективы. Он понял, что ему, конечно, не хотелось, чтобы Джанза знал о том, что произошло. Чем меньшее будет знать Джанза, тем лучше будет для каждого из них.
