Аманда Стивенс - Реставратор
— Сиа! Трымай яс’к за зубями!
Эсси подошла так тихо, что мы с Рапсодией подпрыгнули и повернулись в сторону двери. Эсси несла нам поднос с кувшином сладкого чая, три стакана и тарелку с кунжутным печеньем.
Прежде чем кто-либо из нас успел предложить ей помощь, она повернулась и скрылась в крошечной прихожей. Через секунду хлопнула дверь.
Мы с Рапсодией последовали за Эсси на веранду, где она устроилась в старинном тростниковом кресле-качалке и налила нам по стакану чая, прервавшись на секунду, только чтобы схватить Рапсодию за руку, когда та потянулась за печеньем.
Эсси протянула тарелку мне, и я взяла печенюшку, потому что чувствовала, будет ужасно невежливым отказать. Кроме того, мне нравилось кунжутное печенье. Оно, как говорят, приносит удачу.
Я села на верхнюю ступеньку, а Рапсодия опасно расположилась на хлипких перилах.
В чае чувствовался вкус мёда, лимона и капельки апельсина. Он был сладкий и вкусный, как делает моя мама.
Пока мы с Рапсодией грызли печенье и потягивали чай, Эсси смотрела в небо. Солнце наконец-то вышло из-за туч, и стоило ветру утихнуть, как стало жарче. Я прижала холодное стекло к лицу и спросила себя, как бы заговорить о Шани.
Спустя какое-то время я начала тонуть в сиропообразном тепле. Наклонилась поставить пустой бокал на поднос Эсси рядом с её креслом, а когда выпрямилась, крыльцо начало вращаться перед глазами. Я охнула и вцепилась в столб для поддержки.
Рапсодия спрыгнула с перил и присела передо мной, вглядываясь в моё лицо.
— Что с вами?
— У меня кружится голова...
Она положила ладонь на мой лоб.
— Ей плохо, бабуля. Может, дать ей настой иммортелии.
Внезапно я почувствовала острую необходимость уйти отсюда. Попыталась подняться, но крыльцо закрутилась ещё быстрее.
Рапсодия положила руки на мои плечи и прижала спиной к полу.
Глава 17
Я очнулась c раскалывающейся головой.
C огромным усилием открыла глаза. Перед взором маячили размытые лица.
— Она пришла в себя, — сказал кто-то. Кажется, Рапсодия.
Я попыталась встать, но вместо этого еще глубже провалилась в нечто мягкое, что смягчило мое падение.
— А она точно её видит, бабуль?
— Точна.
Я узнала голос Эсси. Как ни странно, теперь я её отлично понимала. Словно она изменила манеру говорить, или я начала привыкать к её диалекту. Не знаю.
— Ты можешь её вылечить?
— Ни, дитятко. Ни одын корень не вылечит эту барышню. Вона зачарована. Вона побывала на той стороне. Пересекла завису и вернулась, и теперь её душа не знае, какому свиту принадлежит.
— Так вот почему она может видеть Шани?
— Думаю, так.
Повисло долгое молчание. Мне показалось, будто кто-то помахал рукой перед моим лицом. Запахло чем-то сладким и едким.
— Что-то не так, бабуля? Что ты видишь?
Ещё одна пауза. Ещё один странный запах.
— Некто идэ за этой барышней. Душа у него чорна, как полночь, и шествует он среди мертвецов.
Я пыталась спросить, что она имеет в виду, но не смогла заговорить. Язык словно распух, а губы отказывались шевелиться.
Глаза закрылись, голоса утихли.
Во второй раз я уже очнулась без тумана в голове, и только слабая пульсация в висках напоминала, что мне было дурно.
Я мгновенно поняла, где нахожусь — в доме Эсси, на кровати в комнате, которая когда-то принадлежала Мариаме.
Я приподнялась на локтях и осмотрелась.
Комнату занимал только шкаф из красного дерева в одном углу и железная кровать — в другом. Я лежала поверх лоскутного одеяла ручной работы, которое, судя по выцветшему узору, передавалось по наследству ещё со времен подземных железных дорог[24].
Из окна пробивался солнечный свет, но уже близился закат. Я встала, нашла обувь и прошла по молчаливому дому.
Эсси сидела на крыльце и латала одеяло, Рапсодия гоняла мяч с ребятами на дороге. Девочка была меньше и моложе остальных, но я не сомневалась, что она сможет за себя постоять.
Эсси бросила на меня беглый взгляд, а затем вернулась к своей работе.
— Луцшэ?
— Да, спасибо. Я не знаю, что случилось.
— Сонэчко припэкло главу городской барышни.
— Нет, дело не в солнце. Я все время работаю на жаре. Что было в чае?
— С чаем всэ було добре. Я сама його заварыла.
Такой ответ меня не устроил.
— Тэбэ высушэ нечто иное, — добавила она со всезнающим взглядом.
Я тут же подумала о Девлине.
— Эсси, мы можем поговорить о Шани?
Она уверенно продела иглой лоскут одеяла.
— Это дытя не знае спокою.
— Почему?
— Вона нэ хочэ уйти из-за отца. Вона нэ сможэ пройты, покы он йё не отпустит.
Я посмотрела на Эсси, и меня словно саму прокололо иголкой.
Я вспомнила свою первую встречу с призраками Девлина — Шани едва его отпускала.
— Не думаю, что он подозревает о её присутствии, — тихо ответила я.
— Он знает. — Эсси подняла седую голову и приложила руку к груди. — Вот тут.
Я закрыла глаза.
— Что она от меня хочет?
— Розкажи ему правду.
— Я не могу.
Эсси обеспокоенно посмотрела мне в глаза.
— Можэ нэ сейчас, но этот дэнь настанэ. Йому придется сделать выбир.
— Какой выбор?
— Миж свитом жывых и мертвых.
Я повернулась и посмотрела на двор, где Рапсодия всё ещё играла в мяч с друзьями. На редкость нормальная картина.
Эсси поднялась с кресла и, обхватив мои руки, положила что-то в ладонь.
Это был крошечный тканевый мешочек, перевязанный голубой лентой.
— Что это?
— Поклади його сёгодни вночи под подушку. Он отгонит злих духив.
Она достала из кармана фартука пакетик с сушеными травами и положила его во вторую ладонь.
— Иммортелия. Излечит хворобу.
— Спасибо.
Она махнула рукой.
— Иды. Тебе с волнением ждут вдома.
Обо мне некому было волноваться, но я не стала спорить. Села на верхнюю ступеньку и обулась. Когда я встала, Эсси бросила обеспокоенный взгляд на небо.
— Поспишай, барышня. Закат близок.
Глава 18
Рапсодия с друзьями проводили меня до кладбища, но не дальше ворот. Я в одиночестве прошла через скромные надгробья, задержалась у могил Мариамы и Шани и оглянулась. Рапсодия стояла на обочине, глядя мне вслед. Что-то в тревожном выражении её лица напомнило мне о подслушанном между ней и Эсси разговоре.
Некто идэ за этой барышней. Душа у него чорна, как полночь, и шествует он среди мертвецов.
По спине тут же побежали мурашки, под ложечкой засосало.
А затем я лишь посмеялась, что приняла её слова столь буквально. Я слишком впечатлительная. Допускаю, Эсси может вылечить некоторые болезни с помощью корений, ягод и иммортелии, но это не означает, что она обладает даром ясновидения.
Тем не менее, я ускорила шаг, желая убраться как можно дальше от кладбища до наступления сумерек. Солнце по-прежнему висело у верхушек деревьев, пробиваясь сквозь листочки дуба, словно длинные бусины стекляруса. У меня ещё много времени в запасе, но я уже чувствовала тревожное покалывание, как при сумерках.
Нажав кнопку пульта, чтобы разблокировать двери машины, я спустилась с небольшой насыпи и перепрыгнула канаву у дороги. Однако стоило мне приблизиться к внедорожнику, как я замедлила шаг и про себя выругалась.
Переднее колесо со стороны водителя полностью спустило. Не такое уж редкое явление на просёлочных дорогах, поэтому я всегда держала исправную запаску с домкратом.
Не поддавшись нетерпению и панике, я достала всё необходимое и приступила к работе, повернувшись спиной к закатному солнцу.
Труднее всего мне давались зажимные гайки. На них всегда уходило кучу сил. К тому времени, как я наконец поместила домкрат и сняла спущенное колесо, солнце уже опустилось за верхушки деревьев.
Где-то в лесу заголосила гагара, и от её жуткого вскрика у меня побежали мурашки.
Чувствуя себя совершенно беззащитной, я надела запасное колесо и быстро затянула гайки. Опустила домкрат. Довернула гайки. Глянула через плечо. Чисто.
Снова закричала гагара, на этот раз резко и протяжно. Папа́ всегда говорил, что это признак возбуждения или страха.
Побросав инструменты в багажник, я села за руль и уехала тем же путём.
Деревья по обе стороны от гравийной дороги создавали непроницаемый шатёр из-за кистей испанского мха. У машины автоматически включились фары, и время от времени в подлеске мелькали блестящие настороженные глазки. Маленькие создания суетливо бегали по канавке.
Как сильно бы мне ни хотелось убраться подальше от кладбища и забыть про предупреждения Эсси, я не решилась погнать по ухабам. Но стоило выехать на шоссе, как я вжала педаль в пол. С каждой милей пылающий диск солнца опускался всё ниже в болота, оставляя за собой позолоченный тёмно-алый «хвост кометы» чуть выше верхушек деревьев.