Стивен Кеннел - На острие ножа
— Значит, вы — мой новый страж порядка. — Он говорил без всякого акцента. В его черных глазах светился острый ум.
— Точно. — Я тоже широко улыбнулся, словно соревнуясь с ним.
— Поздравляю, Шейн. Попасть к нам в управление чертовски трудно.
Неделю назад я бы решил, что мэр шутит, но после того, как постоял на коленях в апельсиновой роще и пожевал собственные носки, я понимал, что он говорит абсолютно серьезно.
— Шикарный у вас дом, — заметил я, завязывая светскую беседу. Как всегда, я ждал, что его честь сделает первый шаг.
— Да, вы совершенно правы. Пойдемте, я вам кое-что покажу.
Он взял меня за руку и увел от толпы восхищенных почитателей. Мы вдвоем вышли на большой балкон, откуда открывался вид на его поместье. Вдали мерцали огоньки Ладера-Хайтс, а чуть дальше и ниже — Хейвен-Парка. Сесил Братано оказался почти на голову ниже меня. Некоторое время он стоял и молча смотрел на город, совершенно поглощенный своим занятием. Как будто видел Хейвен-Парк впервые.
— В детстве — а вырос я в этом самом городке — я видел из окна только глинобитную стену на той стороне переулка, — задумчиво произнес он. — А теперь у меня есть вот это.
Я кивнул.
— Иногда находишь свое место в жизни самым странным образом, — продолжал мэр Братано. — Я не какой-нибудь там кабинетный ученый-мыслитель и, в общем, представлял, через что мне придется пройти, чтобы добиться благосостояния. Но сейчас я иногда просто диву даюсь…
— Понимаю, — ответил я, радуясь, что есть общая тема для разговора. — Я тоже родился в бедной семье. Если в детстве прозябаешь в нищете, невольно начинаешь охотиться за удачей. — Я продемонстрировал мэру, что некоторые навыки мышления и мне не чужды.
— Значит, вы знаете, что такое выкарабкаться из низов. Какая-то часть вашей души по-прежнему оглядывается назад и боится упасть.
— Раньше я все время об этом думал, — сказал я. — А две недели назад случилось то, чего я так боялся. Я потерял все.
Братано ничего не ответил. Мне показалось, он задумался о чем-то своем. Губы под аккуратными, холеными усиками расплылись в неприятной улыбке — наверное, его честь посетили не слишком светлые воспоминания.
— Вы знаете, что я бросил школу, когда мне было всего двенадцать? — спросил он наконец, выходя из раздумий. — Пришлось пойти работать, чтобы кормить семью. Мне не хотелось прекращать образование, потому что школу я любил — любил учиться. День за днем я мечтал только об одном: вернуться туда. И в конце концов действительно вернулся…
— В вашей биографии, которая публиковалась в газете, написано, что вы ушли из школы в шестом классе, — заметил я. — Но там не говорится, что потом вы продолжили образование.
— Я вернулся не учеником. Меня наняли школьным охранником… Бывало, я смотрел на детишек, которые приходили в школу… Многие из них не хотели учиться. Так вот, смотрел я на них и удивлялся: они воспринимали свое образование как нечто должное. Ни один из этих оболтусов не понимал, как крупно ему повезло и чего он себя лишает.
— В подростковом возрасте школа тоже не казалась мне важной, — сказал я. — Такие ошибки осознаешь позже.
Братано кивнул, помолчал и сказал:
— Еще когда я занимал подчиненное положение и носил форму, я решил, что непременно добьюсь успеха. Через два года я возглавил школьный совет Хейвен-Парка — меня выбрали единогласно! Через шесть лет стал главой управления общественных сооружений Хейвен-Парка, затем возглавил отдел общественного жилищного строительства. А теперь вот возглавил всю контору! — Он как будто впервые вспомнил обо мне и взглянул мне в глаза: — Поэтому вот что я вам скажу: важно оставаться в школе, даже если работать приходится простым охранником!
— Отлично сказано!
Мы оба посмотрели вниз, на его великолепное поместье и мерцающие огоньки города, которым он управлял.
— Вы пробыли в нашем городе некоторое время. Что вы обо всем этом думаете? — спросил мэр, махнув рукой в сторону города.
— О Хейвен-Парке? — спросил я. Братано кивнул. — Мне здесь нравится. А еще я очень признателен вам и полицейскому управлению за то, что вы не бросили меня в беде. Дали мне второй шанс. После того, что случилось в Лос-Анджелесе, только вы протянули мне руку помощи, сэр! Я никогда этого не забуду.
— Я заметил: люди часто уверяют в своей благодарности, но, когда представляется удобный случай ответить услугой на услугу, у всех оказывается короткая память.
— Это не про меня.
Братано смерил меня внимательным взглядом:
— Мне кое-что про вас известно. Говорят, вы обладаете кое-какими уникальными навыками.
Судя по его словам, он, видимо, прослушал мою «радиопостановку» — диалог с Сами из Майами. Во всяком случае, на это я очень надеялся. Неожиданно у мэра в очередной раз изменилось настроение. Широкая улыбка на время исчезла, и он положил мне на плечо руку, унизанную золотыми перстнями с бриллиантами.
— Меня называют пережитком прошлого. Говорят, что я на сорок лет отстал от жизни. Кое-кто издевается над моими вкусами: я люблю старую музыку, спортивные машины шестидесятых… Да и одеваюсь соответственно. Мои недоброжелатели не понимают одного: можно рисовать свою жизнь, как картину, тщательно подбирая и смешивая цвета. Я выбрал цвета из более легких времен.
Он убрал свою «бриллиантовую руку» и продолжил:
— Тогда было проще видеть свой путь. Сегодня на пути возвели массу искусственных препятствий. Мы называем их политкорректностью, но, если хотите узнать мое мнение, на самом деле это просто чувство вины за то, что у кого-то чего-то больше, чем у других. Так, в вашей области, в правоохранительных органах, существует так называемая диспозитивная норма — очень мутная и путаная. По ней все сомнения трактуются в пользу обвиняемого, в результате чего освобождают многих арестованных на законном основании! Или идиотские «права Миранды». Вы обязаны предупредить арестованного, что он имеет право хранить молчание и так далее… В области недвижимости такие препятствия создают регулирование арендной платы и равное обеспечение жильем. В образовании есть квоты для представителей национальных меньшинств. Суды завалены тяжбами, которые по-хорошему решаются на основании здравого смысла! И чем дальше, тем хуже. Сорок лет назад ничего подобного не было! Стремление понравиться всем губит нашу великую страну. В Хейвен-Парке я перевел стрелки часов назад, в более простые времена.
Мне показалось, что по своим воззрениям его честь мэр Хейвен-Парка недалеко ушел от ку-клукс-клана, но вслух сказал другое:
— Сейчас у сотрудника полиции больше шансов загреметь за решетку, чем у преступника, за которым он охотится!
Братано кивнул, и его лицо снова осветилось улыбкой. Мы немного постояли молча и послушали еще одну песню Синатры. Наконец Сесил Братано отвернулся от захватывающего вида.
— Возможно, я действительно попрошу вас отплатить мне услугой за услугу… Если вы согласитесь мне помочь, я щедро вознагражу вас. Выполнив мою просьбу, вы войдете в круг особо доверенных для меня лиц. Если потерпите неудачу, то упадете гораздо ниже, чем две недели назад в Лос-Анджелесе. Услуга, о которой я, возможно, вас попрошу, сопряжена с определенным риском, но, по-моему, вполне выполнима… Ну как, говорить дальше?
— Еще бы! — с жаром воскликнул я. — Выкладывайте, сэр!
— Не сейчас. — Он улыбнулся. — Никогда не занимаюсь делами на вечеринке. Мы с вами поговорим завтра… или послезавтра. Сегодня наслаждайтесь жизнью, веселитесь. Знакомьтесь с моим маленьким опытом в управлении обществом. Скоро мы с вами поговорим.
Братано снова похлопал меня по плечу и, не сказав больше ни слова, оставил меня на балконе любоваться голыми девицами в бассейне и толпой продажных полицейских и продажных политиканов.
Вдруг я понял, что очень разволновался. Даже стало трудно дышать. Мысль о том, что я вот-вот войду в особо доверенный круг мэра Сесила Братано, и пугала, и вдохновляла меня.
Синатра запел другую песню, «Снизу вверх».
Глава 32
— Я это не надену. — Я швырнул микрофон и диктофон на деревянную скамейку рядом с Офелией Лав.
Шел второй час ночи, мы сидели в кузове «маленькой Швейцарии», которая стояла на стоянке торгового центра на окраине Комптона. Алексу отстранили от участия в операции, но Офелия нарушила строгое правило ФБР о межведомственных отношениях и позволила моей жене присутствовать на нашей ночной встрече. Я подозревал, что ее чуткость немного связана с тем, что ей понравился наш грузовичок.
— Придется надеть. Нам нужно записать хоть какие-то доказательства, тогда нам удастся склонить их к сотрудничеству. А без записи ничего не получится. Вот почему я дала тебе дополнительное время.
— Я по-прежнему хочу участвовать в операции, просто мне не нравится, что мной руководят какие-то неизвестные типы из департамента внутренней безопасности. Согласен подчиняться приказам людей, которых я знаю и которым доверяю: Алексе, Тони, тебе… Если вас отстранят, я выхожу из игры.
