Александр Бородыня - Зона поражения
— Затяни… — Желтые очки блеснули, борода задралась. Тихон протянул ему резиновый жгут. — Нету никаких шансов!
Тушенка так и осталась никем не тронутой. Вскрытая жестянка с красно-розовым мокрым мясом стояла на столе рядом с полотенцем, на котором неряшливо валялись уже использованные шприцы. Очень захотелось покурить, но папиросы кончились, а сигарету Максим Данилович брать все-таки не стал. Он только поправил свою куртку, вынул и демонстративно проверил пистолет.
— Сверим часы! — сказал Тихон — он еще не застегнул манжеты — и показал Максиму Даниловичу большой круглый циферблат на своем запястье. — Сейчас у нас девять пятнадцать. — Он завел часы, потряс их, приложил к уху. — Ваша задача: взять машину и подогнать ее в нужное место. Татьяна вас проведет до гаража и покажет, как проехать. Ровно в десять вы должны быть там.
— Раньше можно?
— Нет. Точно приедете, — он повернулся к Зинаиде, — как считаешь, успеем мы проверить коллекцию по каталогу?
Зинаида пожала плечами, после укола она никак не могла прийти в себя. Щеки ее порозовели, кончики пальцев, в которых она сжимала потухшую сигарету, сильно дрожали.
— Чего там проверять? — сказала она, встряхивая головой. — Эксперта у нас нет. Я думаю, нужно взять столько, сколько получится. Мне кажется, лучше вообще все взять.
10
После укола Тихон заметно ослаб. Спускаясь по лестнице впереди, он с трудом передвигал ноги и все время хватался за перила. Внизу, в подвале, он не смог в одиночку подвинуть железный ящик, поставленный сверху на канализационный люк, и Максим Данилович вынужден был помочь.
— Может, отложим? — спросил он, эхо умножило вопрос. — Может, отложим?
— Нет!
Железные перекладины были влажными. Ботинок соскользнул, и Максим Данилович с трудом удержался, повис на руках. Тягучий запах канализации и темнота охватили его. Бродил по каменной трубе очень слабенький желтый луч фонарика.
— Здесь кто-то был ночью! — сказала Татьяна. — Посмотрите! Отпечатки сапог. — Она показывала куда-то вниз, себе под ноги. — Похоже, они нашли люк.
Вязкая желто-коричневая масса на секунду осветилась, и фонарик погас. Тихон выругался. Отшвырнул фонарик в темноту, и тот ударился где-то рядом о стену, покатился и с бульканьем провалился в поток.
— Ровно в десять, — сказал Тихон, и голос его уже заметно окреп. — Не раньше.
Было слышно, как удаляются их шаги, сыплется под обувью, мокрая бетонная крошка. Глаза никак не хотели привыкать к темноте. Дышать было трудно.
— Держитесь левой рукой за стену, — сказала Татьяна. — Я пойду впереди. Тут всего метров двести. Скажу, когда повернуть.
После поворота над головой замерцал круглый ободок света. Здесь был выход на поверхность. Максим Данилович попробовал пальцами лоб. Лоб был мокрым от пота. Сверху доносились гудение моторов, голоса, шаги. Крышка люка вздрогнула.
— Тихо! — сказала Татьяна, прижимаясь к стене. Она схватила Максима за край куртки и потянула. — Встань здесь.
Лязгнуло. Люк отодвинулся. Угол света оказался таким пронзительно-белым, что Максим Данилович заморгал. Сверху в люк заглядывало чье-то лицо. Была видна рубчатая подошва ботинка.
— Спустимся здесь? — спросил наверху молодой голос.
— А оно тебе надо? — отозвался другой.
Татьяна приложила сухие пальцы к губам Максима Даниловича и прошептала:
— При необходимости стреляй в них.
— Так хуже будет! — возразил он.
— Тише! Хуже не будет. На выстрелы сразу внимания не обратят, тут часто стреляют, в особенности днем…
Но обошлось без стрельбы. В люк медленно опустился длинный шест с дозиметром на конце, и гулкое эхо бетонного коридора расширило судорожный треск.
— Очень грязно! — сказали сверху и люк закрыли.
Опять стало темно. Пальцы Татьяны с трудом оторвались от его рук, несколько минут они стояли лицом друг к другу, оба прислушиваясь.
— Пошли! — сказала Татьяна. — Здесь действительно слишком грязно.
Они прошли по трубе дальше. Поднялись наверх, пересекли бегом улицу, Максим Данилович только и успел, что смахнуть выступившие слезы и несколько раз вдохнуть холодного чистого воздуха, когда пришлось снова спуститься вниз. Татьяна объяснила, что можно было бы пройти и по канализационной системе, но слишком долго. Еще минут через пятнадцать они поднялись по крутой лестнице с металлическими широкими ступеньками и оказались в помещении гаража. Здесь было светло. В косые верхние окна падало солнце.
— Богатый выбор, — сказал Максим Данилович, разглядывая машины. — Они что, на ходу, что ли, все?
— На ходу! — зло сказала Татьяна. — Баки полные. Но ты все-таки проверь. Нам случайности ни к чему. Если заглохнешь посреди улицы, оперативники из тебя сито сделают. Проверь как следует.
Пока он выбрал машину и, тщательно осмотрев ее, залил полный бак, Татьяна вышла наружу и сняла с ворот гаража навесной замок. Ворота она при этом открывать не стала.
— Ты в ней уверен? — носком туфельки неловко стукнув по скату, спросила она. — Не подведет?
— Не подведет!
Судя по всему, выбранный ЗИЛ пробежал за свою жизнь не больше ста километров. Кабина многие годы была плотно закрыта, и в ней удивительным образом сохранился запах новеньких сидений. К переднему стеклу была прилеплена цветная фотокарточка: женщина и двое детишек, а в бардачке Максим Данилович, к своему удовольствию, нашел под кожаными перчатками без пальцев початую пачку папирос «Север».
— Поедем? — довольным голосом спросил он.
— Рано еще… — Она взглянула на свои часики. — Не стоит раньше времени шум поднимать.
Папироса была сильно пересохшей, и дым просто опалил горло. Татьяна забралась в кабину, присела рядом, было видно, как она расслабилась, закрыла глаза, руки упали и разжались.
— Ты давно здесь живешь? — осторожно спросил Максим. — В смысле, в городе?
— Я всегда здесь жила, — не открывая глаз, сказала Татьяна. — Два года до взрыва и три последних недели. Думаешь, я сумасшедшая?
— Думаю, да.
— Правильно думаешь.
Какое-то время они молчали, Максим разглядывал ярко освещенные окна. Стекла были поделены на большие зеленые квадраты. Стекло, заключенное в металлические тонкие рамки, почему-то успокаивало.
— А Тихон, он тоже? — спросил Максим.
— Он нет, совсем другой расклад. Тебе интересно? — Максим кивнул, чуть-чуть опустив небритый подбородок. — Тихон, он же мальчик еще совсем, — сказала Татьяна. — Мы тут его день рождения отметили. Ему двадцать семь. Он здесь давно. В первую неделю приехал, так и остался. После взрыва сюда их много нагнали, студентов-медиков. Комсомольцы, — в голосе ее прозвучала нехорошая нотка, — комсомольцы-добровольцы, хиппи бородатые в желтых очках. Спасали других, и многие получили такие ожоги, что калеками стали…
«Она с ним спит? — зачем-то подумал Максим Данилович. Он глянул на часы и осторожно повернул ключ зажигания. — Или не спит… Он же импотент, наверное… Интересно, почему он здесь остался? — Мотор взревел в тишине, напугав его. Татьяна открыла наконец глаза. Максим Данилович почти перестал замечать, что ее левое ухо изуродовано. — А в общем симпатичная же женщина! — подумал он. — Красивая!»
Машина тронулась с места, покатила. Зашуршали новенькие покрышки. Выходить и открывать ворота показалось лишним, и Максим Данилович просто на малой скорости выдавил зеленые высокие створки. Благо, открывались ворота наружу.
11
Судорожное мигание светофора раздражало его, желтый сигнал ритмично вспыхивал и гас в конце улицы. Как профессионал, Максим Данилович не мог на него не отреагировать, он понимал, что светофор в Припяти — это чистая бутафория, но понимание не спасало. Он никак не мог избавиться от иллюзии, что проезд постоянно открыт.
Притормозив на перекрестке, глянул на Татьяну. Лицо ее было напряжено, скулы заострились, глаза полуприкрыты. Затянулся пересохшей радиоактивной папироской. Навстречу прошел, не сбросив скорости, львовский автобус с окнами, закрытыми свинцовыми щитами, и заваренной задней дверью.
Грузовик сильно тряхнуло на искалеченном гусеницами асфальте. Максим закашлял, поперхнувшись сухим дымом.
— Налево! — прошептала Татьяна. — Останови перед кинотеатром.
Солнце исчезло, стало сумрачно, серо. Пропущенные через большую тучу лучи почти обесцвечивали город вокруг. Взревывая двигателем, машина остановилась.
— Не глуши! — попросила Татьяна.
Высокие двери кинотеатра были приоткрыты. На ступеньках стояли большие картонные коробки из-под телевизоров, шесть штук. Рассыпан какой-то непонятный мусор, валяется светлый женский плащ, и сбоку под афишей что-то круглое, похожее на шляпу. Рассчитанные на неделю и провисевшие девять лет, афиши кинотеатра были похожи на прямоугольные буро-зеленые пятна. Максим Данилович попытался прочесть, но прочесть не получилось.
