Михаил Белозёров - Украина.точка.РУ (СИ)
Вадик – это тот шельмоватый, а не командир. Цветаев аж взмок от напряжения. Капля пота, скатившаяся по носу и упавшая на руку, показалась ему горячей, как из гейзера. Он потряс рукой, прислушиваясь к звукам в подъезде, а потом проскользнул мимо злополучной квартиры, которая, однако, спасла его, и выскочил из подъезда. Иногда необдуманные действия приводят к удачным результатам: не отвлекись он на крики с площади «Нетерпимости», столкнулся бы с шумной компанией, не прояви осторожность на третьем этаже, валялся бы в луже крови. Эх, подумал Цветаев, надо с собой хотя бы бесшумный пистолет таскать такой, как у капитана Игоря.
Он вернулся в магазинчик красавицы Татьяны Воронцовой, на Прорезной 12, Б, и чтобы снять стресс, в одни присест выпил бутылку полусухого белого французского вина. Пал в кресло перед дебилятором да так и уснул с «пармезаном» во рту.
Проснулся посреди ночи то ли от голоса, то ли от того, что приснился голос. Странное сочетание текста и неразборчивой речи, вся функция которой заключалась, чтобы выдернуть из сна. Цветаев долго прислушивался к звукам мертвого города, пока не различил стрельбу. К трем часам ночи она достигла апогея, а потом постепенно стихла. Он так и не понял, зачем его «разбудили» и отнёс это на счёт тех маленьких и незаметных чудес, которые с ним периодически происходили и давали пищу для размышлений.
***
Башенку он сжёг на следующую ночь. Сделал всё, как положено, то есть отследил, когда уйдёт консьержка, убедился, что злополучная квартира на седьмом этаже пуста, и, воспользовавшись всего лишь одно бутылкой с коктейлем Молотова, сделал так, чтобы пожар начался именно в этой квартире. По дебилятору сообщили, что выгорело два верхних этажа и что пожар тушили два десятка расчётов. Бедную консьержку затаскали на допросах, а компанию, которая пьянствовала на седьмом этаже, как оказалось, не без ведома консьержки, посадили в кутузку за групповой секс в особо извращенной форме «с применением инородных предметов» в сочетании с аутоасфиксиофилией.
Башенка оказалась железобетонной в прямом и переносном смысле, устояла, сгорел только купол, балясины же слегка закоптились изнутри. Всё остальном оказалось настолько элементарно, что Цветаев испытал лёгкий укол совести. Конечно, он перемазался, как чёрт, но кто теперь по доброй воле сунется в прокопчённую башенку, а сам Цветаев для этого дела как раз надел старый, испытанный «номекс», который не то что в огне не горел, но даже не пачкался, ибо сам был чернее ночи; зато из башенки можно было разглядеть всё-всё, вплоть до Европейской площади, и ровно через двое суток после пожара в восемь часов утра Орлов возник из небытия. Тогда-то у Цветаева отлегло с души он и испытал укол совести: стоило городить огород, если Гектора никто не прятал, а охраняли даже, спустя рукава, словно говоря, иди, бери своего друга детства, он никому не нужен, мы хоть отдохнём от вас, неудержимых, как ветер. Это было то везение, на которое даже не рассчитывают, полагая, что везение – тяжкий, многодневный труд; и волнение, которое испытывал Цветаев в течение недели, отпустило его. Цветаев даже поймал себя на том, что стал напевать давно забытую мелодию: «Недавно гостила в чудесной стране, там плещутся рифы в янтарной волне... в тенистых садах там застыли века, и цвета фламинго плывут облака…» Единственное, в таким возбуждённом настроении он не заметил, откуда привели Гектора. Он просто возник, и всё, словно из небытия. Должно быть, с нижней части города, больше не от куда, здраво рассудил Цветаев, иначе бы я увидел, ибо верхняя часть с радиально расходящимися улицами была занята бандерлогами, львонацистами и «чвашниками». Впрочем, при любом раскладе он готов был искать варианты. Не так, так эдак, самоуверенно решил он, слегка опьяненный удачей. Пленных было человек пятнадцать, и они принялись разбирать каркас новогодней «ёлки», которая простояла все мыслимые и немыслимые сроки.
Гектор ещё больше высох. Редкая, как у казаха, бородёнка торчала лопатой, но двигался легко и свободно, а это значило, что не ранен, не болен, в хорошей физической форме, а голод и плен пошли ему на пользу. В те времена, когда Цветаев дружил с ним, у Орлова наметился скромный животик. Теперь его в помине не было. Орлов походил на поджарую борзую. Хоть это неплохо, с облегчением подумал Цветаев и принялся изучать обстановку.
Пленных охраняли четверо. Была даже одна собака непонятной породы. Это значило, что ближе, чем на тридцать метров, приближаться было опасно, хотя, с другой стороны, вокруг пленных бесцельно бродили горожане с флажками даунов, выпрашивая у охранников американскую еду, но и они не пересекали воображаемую линию между охраной и пленными. Может, сыграть на этом, думал Цветаев, прикинуться сирым-босым и подать знак Орлову, но только, естественно, не в «номексе», значит, придётся прийти завтра. Жалко было потраченного времени. Но в тот же момент он увидел, как Гектор повёл себя странно, очень странно, можно сказать, ненормально – явно напрашивался на конфликт с охраной, потому что задрал голову, отдал честь дому с башенкой и как будто стал всматриваться в ту самую «точку», в которой сидел Цветаев. Цветаеву даже померещилось, что Орлов махнул рукой, должно быть, заметив блеск окуляров бинокля. Или это был жест усталости? Так или иначе, но Цветаев повеселел. Это потом уже Орлов сообщил ему, радостно улыбаясь беззубым ртом:
– Я тебя каждый день высматривал в башенке, больше ты нигде не мог появиться. Уже отчаялся. Ну, думаю, забыли!
А в тот момент он получил по спине прикладом и упал на карачки. Слабоват, заключил Цветаев и учёл даже этот фактор.
История с отдачей чести имела глубокие, ещё школьные корни: Орлов при каждом удобном и неудобном случае демонстрировал эту свою привычку, но при этом ещё орал громовым голосом, пугая учителей: «Служу Советскому Союзу!» Их классная, когда первый раз услышала это, упала в обморок. Девочки отхаживали ее: «Рима Григорьевна, Рима Григорьевна, да он пошутил… Это же шутка». Хотя на Орлова это не было похоже. Дурачиться он умел, а шутить – был обделён природой, что, впрочем, не помешало ему иметь имидж первого парня на деревне. Все одноклассницы, и не только они, были в него влюблены по уши. Он же был верен своей избраннице – Ирочке Самохваловой, в которую они с Кубинским были влюблены на пару. Ирочка, естественным образом предпочла Орлова, и они поженились сразу после школы, ну и развелись тоже быстро, через год, когда безумно надоели друг другу. Ирочка с гордо поднятой головкой, обрамленной лёгкими кудряшками, ушла к Пророку, с тех пор Орлов не любил вспоминать свою «первую и незабвенную», как он говорил, а ударился во все тяжкие и потом заводил скопом и подружек, и жен, потому что так было общепринято. Принесло ли это ему счастье, Цветаев не знал. Друг не посвящал его в такие детали. На фронт он отправился с лёгким сердцем, словно только и мечтал об этом. А встретились они в Славянске, только сюда попали врознь, и очень удивились, увидев друг друга у Пророка. Пророк же, как всегда, рта не открыл и ничего не прокомментировал, однако, обоих вдвоём в одно дело не пускал, руководствуясь бог весть какими принципами. Правда, и Орлов воевал совсем мало – пропал на третью неделю в районе Подолья, где он ни при каких обстоятельствах не должен был появиться, не посылал его туда Пророк, то бишь Кубинский. Вот и разберись, что произошло на самом деле? Женщина, наверное, подумал Цветаев, кто ещё?
«Ёлку» долго и нудно разбирали до сумерек, но так не закончили. Никто никуда не спешил, всё делалось через пень-колоду, даже охранники устали охранять и принялись отчаянно зевать. За день работы пленным выдали бидон воды на всех и какую-то еду, которую они сыпали в рот.
– Нас собачьим кормом кормили, – потом уже рассказал Орлов. – Зубов нет, приходилось глотать, иначе ноги протянешь. Желудок посадил окончательно и бесповоротно.
У Цветаева стал складываться план: если пленных погонят к Днепру, то можно воспользоваться катером. Где его взять, другой вопрос. А вот машина была необходима для того, чтобы рывком уйти от охраны. Реку-то бандерлоги не охраняют. За рекой, вообще, «тёмные районы». Мы туда редко ходим, думал Цветаев, это надо учесть. Там погиб Коля Политыкин. Но с другой стороны, следую произвести доразведку местности, наметить пути отхода. В общем, задача с тремя неизвестными. И он не стал пока ломать себе голову, зная по опыту, что когда припрёт, то всё само собой решится.
После всех перипетий и волнений пленных, однако, погнали не вниз, как ожидал Цветаев, а, наоборот, вверх, и о, удача, Цветаев едва с башенки не свалился, выглядывая, куда именно, но точно, на Михайловскую: колонна свернула на переходе и скрылась между домами. Так, подумал Цветаев, это уже кое-что: расстояния короче и больше возможностей подобраться ближе, а главное, что от Прорезной недалеко.
