Джон Фаррис - Похитители
Через пару минут в столовую вбежали Кевин и Филисия и включили свет.
— Привет! — угрюмо поздоровалась Кэрол, не глядя на них.
— Привет! — ответил Кевин.
— Где Гаффни? — поинтересовалась Филисия.
— Уехал.
— О… Он пробыл совсем недолго.
— Я ему почти ничем не помогла.
— О… — повторила Филисия. — Голос у тебя стал лучше.
Кэрол выпрямилась и слегка ударила руками по столу.
— Конечно, лучше. Сейчас он напоминает плохую звуковую дорожку к старому-престарому фильму. — Филисия и Кевин стояли посреди столовой с ракетками в руках, их лица блестели от пота. Они торжественно и неуверенно смотрели на нее. Кэрол улыбнулась и спросила: — Кто выиграл?
— Ну кто мог выиграть, — ответил Кевин.
— А, ну да, конечно. Дурацкий вопрос!
— Пожалуй, я сделаю сэндвич, — заявил Кевин. Он бросил ракетку на стойку и открыл холодильник. — Кэрол, хочешь сэндвич?
— Ты наверняка проголодалась, — заметила Филисия.
— Нет, я не могу есть.
— Может, выпьешь пахты? — спросил Кевин.
— Нет… Кевин, давай лучше съездим к «Джейку». Я угощу тебя чизбургером.
Кевин высунул голову из холодильника. На лице Филисии было написано любопытство.
— Ты уверена, что чувствуешь себя…
— Если я могу ходить, то могу и машину водить, — оборвала девушка мать. Неожиданно ее глаза расширились, по лицу пробежал сильный испуг. — Я сказала «Джейк», да? О, Господи! Конечно же, ни о каком «Джейке» не может быть и речи, Кевин. Мне кажется, что меня теперь не затащить туда даже на тракторе. Давай лучше заедем в «Барон»… Естественно, если ты хочешь поехать. Мне что-то не очень хочется быть одной.
— Конечно, хочу, — кивнул Кевин Уоттерсон. — Только переодену рубашку, а то от этой воняет потом.
Филисия налила стакан пахты, села и неожиданно негромко охнула от боли.
— Кевин научился принимать мою желчь, а других козырей у меня нет, — рассмеялась она.
— Подавай ему на левую сторону. У него еще неважный бекхэнд.
Филисия прислушалась к звукам пишущей машинки с таким видом, словно это был Бах.
— Сэм работает на износ, — заметила Кэрол.
— Сэм пишет статью для «Харперса», — объяснила Филисия. — Он должен был сдать ее еще на прошлой неделе. — Она наклонила стул назад, открыла у себя за спиной ящик и достала неначатую пачку сигарет. — Закуришь?
— Умираю, как хочется курить, но горло не перенесет дыма.
Филисия понимающе кивнула и раскурила сигарету, потом помахала спичкой. Выдохнула дым, удобно развалилась на стуле с круглой спинкой и скрестила лодыжки. Почти весь свет от единственной в столовой лампы сейчас падал на ее лицо. Она рассеянно потерла след от укуса москита на руке. Глаза были полузакрыты, на темных ресницах блестела тонкая пленка пота.
— Хочешь спать, мама? — На лице Кэрол появилась улыбка, тонкогубая, бесцветная, нейтральная. Она сидела за столом и так крепко сцепила руки, словно хотела что-то задушить… может, свои собственные нервы.
Филисия сказала:
— На следующие выходные мы с Мартой Пеллинг собираемся поехать на аукцион в Мамаронек. Хочешь поехать с нами?
— Может быть. Собираетесь что-нибудь покупать?
— Они выставили на продажу Уинслоу Гомера. Генерал давно хотел купить Гомера, так что я буду торговаться от его имени. Еще обещали выставить Поллока. Поллок мне самой нравится. Если цена не будет слишком высокой, то обязательно куплю.
— А какая приемлемая цена за Поллока?
— Ну в Парке Бернет не так давно его продали за семь тысяч.
— Двадцать пять лет назад один старьевщик купил несколько десятков картин Поллока по четыре цента за фунт веса. Он собирался изолировать ими трубы.
— Четыре цента за фунт, — изумленно повторила Филисия Холланд.
За окном послышался громкий лай Риггса, потом пес соскочил с заднего крыльца и куда-то помчался. Филисия и Кэрол подпрыгнули от неожиданности. Филисия рассмеялась над своим испугом, но тут же посерьезнела.
— Дорогая…
— Нет, со мной все в порядке, мама. Пожалуйста, не… д… дотрагивайся до меня.
— В чем дело?
— Они заперли меня, посадили на цепь и надели на шею собачий ошейник. Я как-то выбралась оттуда… черт побери, как-то. Но что, если они вдруг решат вернуться за мной прямо сюда?
На этот раз Филисии удалось поймать одну из рук дочери и крепко сжать.
— Это невозможно. Не бойся, шансы, что они вернутся, равны практически нолю. Если бы тебе угрожала хоть какая-то опасность, Гаффни непременно выделил бы людей для охраны…
— Но мы же абсолютно не знаем, зачем меня похитили! Почему они держали меня взаперти? Секс здесь ни при чем, в этом я уверена. Почему они не позвонили? В голову не идет ни один разумный ответ. Я ничего не помню, Филисия. Это раздражает и чертовски пугает меня… — Девушка наклонилась вперед и попала под свет. Глаза ее округлились, как пуговицы. — Вот вы трое… — раздраженно проговорила она. — Сэм хуже всех, но все вы ведете себя одинаково. Из сил выбиваетесь, стараясь сделать вид, будто ничего не произошло. Сюсюкаете и бросаете на меня задумчивые взгляды, а меня уже тошнит от всего этого. Пойми, меня не нужно воскрешать. У меня и так все в порядке! — В конце шепот перешел на усталый визг, и Кэрол рассмеялась над своим голосом немного истеричным смехом. Потом опустила голову, почти дотронувшись до руки матери, и с щеки упала слеза.
Молчание продлилось недолго, всего несколько секунд.
— Нам всем на прошлой неделе пришлось несладко, — монотонным голосом проговорила Филисия Холланд.
— Знаю, — прошептала Кэрол, презирая себя за невыдержанность. Она села, глубоко вздохнула и вытерла мокрые глаза тыльной стороной ладони. Этот жест остался у нее с раннего детства. — Я не должна была… я не хотела…
— Сейчас лучше себя чувствуешь?
— О, просто налетел ураган и порвал брезент, но у меня по-прежнему все нормально. — Она насмешливо фыркнула и поинтересовалась: — Наверное, я выгляжу ужасно?
— Нет. На мой взгляд, ты выглядишь просто замечательно.
— Спасибо, — застенчиво поблагодарила Кэрол.
— Кевин завтра рано улетает, так что…
— Только съездим в Виллидж и сразу же обратно. Сегодня у него последний вечер дома, и я хочу угостить его. В понедельник вечером в Виллидже будет полно народа, так что ни о чем не беспокойтесь.
— Сегодня утром мы отправили Даудам телеграмму, но, пожалуй, завтра придется им позвонить. Я уверена, что они поверят, будто ты в безопасности только тогда, когда услышат твой голос.
Кэрол улыбнулась, встала и быстро поцеловала мать.
— Кевин будет целый вечер причесываться, если его не поторопить. До встречи. — Слегка прихрамывая на поврежденную ногу и что-то тихо напевая, девушка поднялась по задней лестнице. Через пару секунд Филисия услышала, как она прокаркала изо всех сил: — Кевин! Пошли!
Филисия успокоилась и улыбнулась про себя. В стакане осталось немного пахты. Она погасила сигарету и взяла стакан. Решив, что не хочет допивать молоко, отнесла его к мойке.
Наверху перестала стучать пишущая машинка Сэма, и в доме воцарилась чудесная тишина. Сейчас все звуки раздавались на улице. Филисия услышала сипуху, на берегах пруда квакали неутомимые лягушки. Заряд бодрости от тенниса еще не прошел, и сейчас она чувствовала легкое напряжение и не могла сразу успокоиться за книгой или письмами, на которые необходимо было отвечать. Филисия посмотрела в маленькое окошко над мойкой и увидела Риггса, который брел по лужайке через скопления теней и холодные пятна лунного света. Каждые несколько секунд он останавливался, и его глаза, кусочки янтаря, что-то лениво искали.
Филисия Холланд уже собиралась пополоскать стакан, но неожиданно рука сильно задрожала, и он выскользнул. Стакан упал в раковину и разбился. Она смотрела на осколки, охваченная унылой тревогой. Всю неделю нервы были напряжены, как натянутая струна, подумала она. Зато сегодня, когда Кэрол вернулась домой, они все будут спать очень крепко.
Уныние пришло, как туман.
Кэрол была дома, но она изменилась. Особенно сильно изменились ее глаза, в них застыла тревога и страх. Они находились слишком глубоко и разглядеть их было очень трудно.
Что она пережила за последнюю неделю и о чем не могла рассказать?
Филисия задрожала. На пальце показалась кровь. Кровь начала капать на ладонь, окрашивая ее в темно-красный цвет. Миссис Холланд смыла кровь и убрала из раковины осколки стекла.
* * *Магнитофон выключили только после того, как дважды прокрутили запись беседы с Кэрол Уоттерсон. Несколько минут после этого двое полицейских сидели и думали. Молчание время от времени прерывалось коротким треском телекса.
Наконец Пит Демилия зевнул и заметил:
— От этого удара по шее ее голос здорово охрип.
