Фред Варгас - Уйди скорей и не спеши обратно

— Чем занимается ваш друг? — спросил Адамберг.

— Его первейшее призвание — раздражать окружающих, но за это не платят. Он это делает добровольно. А его вторая профессия — современная история, он специалист по Первой мировой войне. Иногда у нас бывают серьезные стычки.

— Понятно. А что за вторая вещь, которую вы мне хотели сказать?

— Вы ищете типа с инициалами С.Т.?

— Это серьезная зацепка.

— Не утруждайтесь понапрасну. СТ — это всего лишь аббревиатура двух наречий — «cito» и «tarde», вырванных из известного изречения.

— Извините, не понял.

— Практически во всех средневековых трактатах о чуме наилучшим средством спасения называется следующее: «Cito, longe fugeas et tarde redeas», что значит: «Уйди скорей и не спеши обратно». Это знаменитое «cito, longe, tarde» — «быстро, далеко и надолго» — у убийцы превратилось в «cito, tarde» — «быстро и надолго».

— Вы можете мне это записать? — попросил Адамберг, протягивая блокнот.

Марк нацарапал несколько строк.

— «СТ» — это совет, который убийца дает людям, в то время как защищает их с помощью четверок, — сказал Марк, возвращая блокнот.

— Я предпочел бы, что это оказались инициалы, — сказал Адамберг.

— Понимаю. Вы не могли бы держать меня в курсе? Насчет блох?

— Вас так интересует расследование?

— Да нет, — улыбнулся Марк. — Но на вас, возможно, есть Nosopsyllus. А значит, они могут оказаться на мне и на остальных тоже.

— Ясно.

— Вот другое средство от чумы. Поймай их скорей и хорошенько помойся. ПСП.

Выходя, Адамберг столкнулся с высоким блондином и задержался, чтобы задать ему вопрос.

— Одна пара была бежевая с серой изнанкой, — ответил Матиас, — а другая голубая с ракушками.

Покидая дом на улице Шаль через запущенный садик, Адамберг чувствовал себя немного ошеломленным. На земле жили люди, которые знали много удивительных вещей. Сначала они внимательно слушали на уроках в школе, а потом продолжали приумножать свои знания и накапливать их целыми тоннами. Знания, выходящие за пределы привычного бытия. Эти люди проводили время, изучая сеятелей чумы, мази, латинских блох и чудодейственные наречия. Совершенно очевидно, что все это лишь малая толика той тонны знаний, что хранилась в голове Марка Вандузлера. В обычной жизни эти знания вряд ли бы когда-нибудь понадобились. Но сегодня они пригодились, и жизнь зависела именно от них.

XX

В уголовный розыск пришли новые факсы из лаборатории, и Адамберг быстро с ними ознакомился: на всех «странных» посланиях были только отпечатки Жосса и Декамбре.

— Я бы удивился, оставь сеятель свои пальчики, — сказал Адамберг.

— Зачем ему такие дорогие конверты? — спросил Данглар.

— Чтобы соблюсти правила церемонии. Каждый поступок в его глазах — священнодействие. Простые конверты тут не годятся. Ему нужна драгоценная оправа, потому что его деяния в высшей степени утонченны. Это не деяния первого встречного, вроде нас с вами, Данглар. Вы же не можете представить, чтобы искусный повар подал вам слоеный пирог на пластмассовой тарелке. Так и здесь. Конверт под стать той цели, которой он служит, он — изыскан.

— Отпечатки Ле Герна и Дюкуэдика, — сказал Данглар, кладя факс на стол. — Оба побывали за решеткой.

— Да. Но недолго. Девять месяцев и полгода.

— Но этого достаточно, чтобы обзавестись полезными знакомствами, — сказал Данглар, яростно расчесывая подмышку. — Научиться вскрывать замки они могли уже после тюрьмы. За что они сидели?

— Ле Герн за побои, телесные повреждения и попытку убийства.

— Так-так, — присвистнул Данглар, — уже теплее. Почему ему не дали больше?

— Смягчающие обстоятельства: судовладелец, которого он избил, не ремонтировал свой траулер, тот весь прогнил и затонул. Двое матросов погибли. Ле Герна подобрал спасательный вертолет, и на суше он в ярости набросился на хозяина.

— Хозяина наказали?

— Нет. Ни его, ни чиновников из управления портом, которые его покрывали, — по словам Ле Герна, тот их подмазал. Все судовладельцы сговорились между собой, и его вышвырнули из всех портов Бретани. Ле Герн больше никогда не командовал кораблем. А тринадцать лет назад он без гроша прибыл на вокзал Монпарнас.

— У него веские причины ненавидеть все человечество, вы не находите?

— Нахожу. Он вспыльчивый и злопамятный. Но Рене Лорьон, похоже, никогда не бывал ни в одном портовом управлении.

— Может, он выбирает, на ком отыграться. Такое бывало. Все-таки Ле Герну удобнее всего посылать письма самому себе, разве не так? Хотя с тех пор, как мы наблюдаем за площадью — а Ле Герн первый узнал об этом, — «странных» записок больше не приходило.

— Он не единственный, кто знал о присутствии полицейских. В девять вечера в «Викинге» уже все это почуяли.

— А если убийца не из их квартала, откуда он узнал?

— Он совершил убийство и прекрасно понимает, что его ищут. Он заметил полицейских на лавочке.

— Значит, наша слежка впустую?

— Это слежка из принципа. И не только.

— А за что сидел Декамбре-Дюкуэдик?

— За попытку изнасилования несовершеннолетней в школе, где он преподавал. На него тогда набросилась вся пресса. В пятьдесят два года его чуть было не линчевали на улице. Полиции пришлось охранять его до суда.

— Дело Дюкуэдика, припоминаю. Нападение на девочку в туалете. А ведь, глядя на него, ни за что не подумаешь.

— Вспомните, что он сказал в свою защиту, Данглар. Трое пятнадцатилетних подростков набросились на девочку двенадцати лет, когда все ушли обедать. Дюкуэдик здорово поколотил тех парней и взял малышку на руки, чтобы унести оттуда. Одежда на девочке была разорвана, и она рыдала у него на руках в коридоре. Это и видели остальные ученики. Трое молодчиков представили дело по-другому: якобы Декамбре насиловал девчонку, они вмешались, Декамбре их избил и пытался забрать девочку с собой. Его слово против показаний троих. Декамбре осудили. Подруга его сразу бросила, коллеги от него отвернулись. Потому что сомневались в его правоте. Сомнения опустошают, Данглар, но они очень сильны в нас. Поэтому он и сменил фамилию на Декамбре. В пятьдесят два года жизнь этого человека кончилась.

— Сколько лет было бы сейчас тем троим? Приблизительно тридцать два — тридцать три? Как и Лорьону?

— Лорьон учился в Перигё, а Дюкуэдик преподавал в Ванне.

— Он мог выбрать его козлом отпущения.

— Опять?

— А что? Вы разве не встречали стариков, уничтожающих целые поколения?

— Слишком часто встречал.

— Надо проверить этих двоих. Декамбре легче легкого отправлять эти письма, а тем более их писать. Все-таки это он додумался до их смысла. По одному арабскому словечку догадался, что отрывок взят из «Liber canonis» Авиценны. Что-то уж больно подозрительно, вам не кажется?

— Мы в любом случае вынуждены их проверить. Я убежден, что убийца присутствует на этих чтениях. Он начал с них, потому что у него не было выбора. Но еще и потому, что он очень хорошо знаком с урной чтеца. Эти сеансы, которые нам с вами кажутся нелепыми, ему, напротив, показались прекрасным средством заявить о себе, ведь и остальные окрестные жители прибегают к их помощи. Я в этом уверен. И я убежден, что он приходит послушать свои послания, я уверен, что он бывает на чтении новостей.

— В этом нет смысла, — заметил Данглар, — да и опасно для него.

— Не важно, что нет смысла, Данглар, я думаю, он там, в толпе. Поэтому мы и будем продолжать наблюдение.

Адамберг вышел из кабинета и подошел к плану Парижа, висевшему в центральной комнате. Коллеги следили за ним глазами, но Адамберг понял, что причина их любопытства не он, а Данглар, одетый в широкую черную футболку с короткими рукавами. Он высоко поднял правую руку, и все взгляды обратились на него.

— В восемнадцать часов все должны покинуть помещение, здесь будет проводиться дезинфекция, — объявил он. — Придя домой, пусть каждый примет душ, вымоет голову и постирает все свои вещи, я подчеркиваю — все, в машине при температуре шестьдесят градусов. Цель — уничтожить блох, если они есть.

Послышалось бормотание, люди заулыбались.

— Это строгий приказ, — сказал Адамберг, — который касается всех, а особенно троих человек, которые побывали в квартире Лорьона. Кого-нибудь укусили со вчерашнего дня?

Поднялся чей-то палец, это был Керноркян, все уставились на него с любопытством.

— Лейтенант Керноркян, — представился он.

— Не волнуйтесь, лейтенант, вы не одиноки. Капитана Данглара тоже укусили.

— Если стирать при шестидесяти градусах, — сказал кто-то, — рубашке хана.

— А иначе придется ее сжечь, — сказал Адамберг. — Тот, кто не желает подчиняться, возможно, рискует заразиться чумой. Повторяю: возможно. Я уверен, что блохи, которых убийца подкинул Лорьону, здоровы и являются всего лишь символом, как и все остальное. Однако принять меры все равно необходимо. Блохи кусают в основном по ночам, поэтому я прошу выполнить мои указания сразу же, как придете домой. А потом побрызгайте дома инсектицидом. В раздевалке вам приготовили баллоны. Ноэль и Вуазене, вы завтра проверите алиби этих четверых ученых, — продолжал он, протягивая им листок, — все четверо — специалисты по чуме, а значит, под подозрением. А вы… — обратился он к седому улыбающемуся полицейскому.