Фред Варгас - Уйди скорей и не спеши обратно

— Сначала я должен спросить, где вы были в понедельник около двух часов ночи.

— В этот час произошло убийство?

— Около того.

Медэксперт говорил про половину второго, но Адамберг решил увеличить срок. Вандузлер зачесал свои жесткие волосы за уши.

— При чем тут я? — спросил он.

— Извините, Вандузлер. Мало кому известно значение четверки, очень мало.

— Все правильно, Марк, — вмешался Вандузлер-старший. — Это его работа.

Марк с раздражением отмахнулся. Потом встал, взял швабру и стукнул один раз в потолок.

— Сигнал для святого Матфея, — пояснил старик.

Все замолчали, слышался только стук посуды, которую мыл Люсьен, не прислушиваясь к разговору.

Через минуту вошел высокий, очень широкий в плечах блондин, из одежды на нем были только свободные холщовые штаны, подвязанные веревкой.

— Звали? — негромко спросил он.

— Матиас, — сказал Марк, — чем я был занят в два часа ночи в понедельник? Это важно, никому не подсказывать!

Матиас на мгновение задумался, нахмурив светлые брови.

— Ты вернулся поздно и принес с собой глажку, это было часов в десять. Люсьен тебя накормил, а потом ушел к себе вместе с Элоди.

— Эмили, — обернувшись, поправил Люсьен. — Просто немыслимо, неужели трудно вбить себе в башку ее имя!

— Мы сыграли две партии в карты с крестным, — продолжал Матиас, — он выиграл триста двадцать франков и ушел спать. Ты остался гладить белье мадам Булен, а потом мадам Дрюйе. В час ночи, когда ты складывал доску, ты вспомнил, что завтра тебе нужно отнести две пары простыней. Я тебе помог, и мы вдвоем выгладили их на столе. Я гладил старым утюгом. В половине третьего мы закончили и упаковали каждый комплект отдельно. Когда мы поднимались к себе, встретили крестного, который шел пописать.

Матиас поднял голову.

— Он изучает древнейшую историю, — отозвался Люсьен от мойки. — Он всегда точен, можете ему доверять.

— Я могу идти? — спросил Матиас. — Меня склейка ждет.

— Да, — сказал Марк. — Спасибо.

— Что за склейка? — спросил Адамберг.

— Он склеивает куски кремния эпохи палеолита в погребе, — объяснил Марк.

Адамберг кивнул, ничего не понимая. Зато он понял, что с помощью пары вопросов ему не постичь, как устроен этот дом и чем заняты его обитатели. На это ушло бы много времени, а он здесь не за этим.

— Конечно, Матиас мог и соврать, — сказал Марк Вандузлер. — Но если хотите, расспросите нас по отдельности про цвет белья. День он не мог передвинуть. В то утро я забрал белье у мадам Туссен в доме двадцать два на авеню Шуази, можете проверить. Днем я его постирал и высушил, а вечером мы его выгладили. На другое утро я его отнес. Две голубые простыни с ракушками и две бежевые, серые с изнанки.

Адамберг кивнул. Безупречное домашнее алиби. Этот парень знает толк в белье.

— Хорошо, — сказал он. — Сейчас я все объясню.

Поскольку говорил Адамберг медленно, то на рассказ о четверках, глашатае и вчерашнем убийстве у него ушло двадцать пять минут. Дядя и племянник внимательно слушали. Марк часто кивал головой, словно подтверждая ход событий.

— Сеятель чумы, — сказал он, — вот с кем вы имеете дело. И защитник от чумы в одном лице. Следовательно, этот тип считает себя ее повелителем. Такое уже случалось, но зачастую сеятели были вымышленными, и таких были тысячи.

— Как это понимать? — спросил Адамберг, открывая блокнот.

— Во время каждой эпидемии чумы, — пояснил Марк, — царил такой ужас, что помимо Господа Бога, комет и воздушной инфекции, которых нельзя было наказать, люди искали виновников на земле. Они искали тех, кто сеет чуму. Таких людей обвиняли в том, что они насылают чуму с помощью мазей, жира и разного варева, которыми якобы мажут дверные колокольчики, замочные скважины, перила, фасады домов. Бедняге, нечаянно дотронувшемуся до стены дома, грозило сто смертей. Многие были повешены. Их называли сеятелями, мазателями, кормящими чуму, никогда не задаваясь вопросом, зачем человеку это понадобилось. Вы тоже имеете дело с сеятелем, тут никаких сомнений. Но он не сеет чуму где попало, ведь так? Он карает одних и защищает других. Он — Бог и своей рукой направляет бич Божий. А поскольку он считает себя Богом, то сам и выбирает, кого призвать к себе.

— Мы искали связь между потенциальными жертвами. Пока ничего не нашли.

— Если есть сеятель, то есть и носитель инфекции. Чем он пользуется? Вы обнаружили следы мази на нетронутых дверях? Или на замках?

— Этого мы не искали. Зачем ему разносчик заразы, если он душит?

— Думаю, что, сообразуясь с собственной логикой, он не считает себя убийцей. Если бы он хотел убить сам, ему не нужно было бы устраивать весь этот спектакль с чумой. Он использует посредника между собой и жертвой. Убивает чума, а не он.

— Отсюда и его послания.

— Совершенно верно. Он хвастается чумой и говорит, что только она и есть единственный виновник того, что случится. Поэтому ему обязательно нужен разносчик инфекции.

— Блохи, — подсказал Адамберг. — Вчера в доме убитого моего заместителя покусали блохи.

— Боже мой, блохи? У погибшего были блохи?

Марк резко встал, сунув кулаки в карманы брюк.

— Что это за блохи? — взволнованно спросил он. — Кошачьи?

— Понятия не имею. Я послал одежду на экспертизу.

— Если это кошачьи или собачьи блохи, бояться нечего, — рассуждал Марк, шагая по комнате. — Они не опасны. Но если блохи — крысиные, если убийца и правда заразил крысиных блох и выпустил на свободу, Бог мой, это же катастрофа!

— Они действительно опасны?

Марк посмотрел на Адамберга так, словно тот спросил, что такое белый медведь.

— Я звоню в лабораторию, — сказал Адамберг.

Он отошел в сторону позвонить, а Марк попросил Люсьена поменьше греметь тарелками, которые тот расставлял по местам.

— Да, — говорил Адамберг. — Вы закончили? Как называется, вы говорите? Господи, прочтите по буквам!

У себя в блокноте Адамберг написал букву N, затем О, потом остановился, не зная, как продолжить. Марк взял у него карандаш и дописал начатое слово: Nosopsyllus fasciatus. В конце поставил вопросительный знак. Адамберг кивнул.

— Все в порядке, я записал, — сказал он энтомологу.

Марк приписал: «носители болезнетворных бактерий».

— Отправьте их на бактериологический анализ, — добавил Адамберг. — Пусть ищут чумную бациллу. Скажите, чтобы получше закупорили пробирки, у меня уже один укушенный есть. И бога ради не дайте им разбежаться по лаборатории! Да, по тому же номеру. Всю ночь.

Адамберг спрятал телефон во внутренний карман.

— В одежде моего заместителя найдены две блохи. И они не человеческие, а…

— Nosopsyllus fasciatus, крысиные блохи, — подсказал Марк.

— В конверте, изъятом в квартире убитого, была еще одна, мертвая блоха. Той же породы.

— Так он их и подбрасывает.

— Да, — сказал Адамберг и тоже зашагал по комнате. — Он вскрывает конверт и выпускает блох в квартиру. Но я не верю, что эти чертовы блохи инфицированы. Я думаю, что это тоже всего лишь символ.

— Однако он увлекся символами настолько, что даже раздобыл крысиных блох. А это не так-то легко.

— Я думаю, он блефует, поэтому и убивает сам. Он знает, что его блохи безобидны.

— Это неизвестно. Вам бы следовало собрать всех блох из квартиры Лорьона.

— И как я это сделаю?

— Проще всего принести в квартиру одну или двух морских свинок, пусть погуляют там минут пять. Они соберут всех блох, какие есть. Суйте их в мешок и несите в лабораторию. А после сразу продезинфицируйте помещение. Но не оставляйте свинок надолго. Укусив, блоха запросто может убежать. Надо поймать их во время пиршества.

— Хорошо, — сказал Адамберг, записывая. — Спасибо за помощь, Вандузлер.

— Еще две вещи, — сказал Марк, провожая его к двери. — Имейте в виду, что ваш сеятель чумы не такой уж большой знаток, как кажется. В его знаниях есть пробелы.

— Он в чем-то ошибся?

— Да.

— В чем?

— Уголь, «черная смерть». Этот образ возник из-за неправильно понятого слова: pestis atra означает «жуткая смерть», а вовсе не «черная смерть».[3] Тела зачумленных никогда не были черными. Это поздний миф, очень распространенное заблуждение. Все в это верят, но это неправда. Напрасно ваш убийца мажет тело углем. Он совершает большую промашку.

— Вот как, — задумался Адамберг.

— Не теряйте голову, комиссар, — сказал Люсьен, выходя из комнаты. — Марк ужасно дотошный, как все, кто изучает Средневековье. Он копается в мелочах, а главное упускает.

— А что главное?

— Насилие, комиссар. Человеческое насилие.

Марк улыбнулся и посторонился, давая Люсьену пройти.

— Чем занимается ваш друг? — спросил Адамберг.