Татьяна Полозова - Город постоянной темноты

— Еще мало что можно сказать.

В этот момент в корпус ворвались Марти, Марк и Малыш Питти, которые с таким неподдельным страхом посмотрели на меня и Джастина, что я уж подумал, что все горит к чертям.

— Джек! — Заорал Марк.

Я вскочил с кровати и подбежал к выходу.

— Что с тобой?! Что случилось? — Окинул я ребят взглядом.

Мартин подошел ко мне, бегло посмотрел на подошедшего Саймона и, уже не скрывая, подступивших слез, схватил меня за плечи до боли.

— Что с тобой? — Тихо повторил я, боясь ответа.

— Держись, парень. Люк умер.

Я отшатнулся от Мартина, высвободившись из его крепких рук и почти упал на Саймона.

— Что?! — Воскликнул я.

— Люк умер. — Поникнув головой, повторил Мартин.

Я открыл рот и стал жадно вдыхать, чувствуя, как жгут глаза слезы, как в легких не хватает воздуха, и они сжимаются прямо у меня в груди.

— Он умер? — Повторил я.

Мартин кивнул, его слезы капали прямо на пол. Марк и Малыш Питти стояли в углу, не моргая наблюдали за нашей немой сценой.

— Как он умер?! — Закричал я, будто ребята находились от меня в нескольких километрах.

— Повесился. — Ответил мне Марк.

Я обернулся и упал в объятия Саймона. Мужчина крепко обнял меня, что я в другой ситуации боялся бы за то, что мне сломают ребра.

— Он умер! — Захныкал я и зарыдал.

Я слышал, как хлюпает носом Марти, как тихо хнычет Питти у дверей, как тяжело вздыхает Саймон.

— Он умер! — Закричал я, подавляя свой возглас на груди Джастина и, обвивая его руками, крепко сжал в кулаках ткань его пиджака.

— Все будет хорошо, малыш, все будет хорошо. Ты только держись. — Успокоительно бормотал мне мужчина.

Я стал падать на пол и Саймон опустился за мной. Мы сели посреди комнаты и, по-прежнему, обнимаясь, ревели, не замечая никого.

Я открыл глаза, в них все еще стояли слезы, хотя я уже вернулся из своих воспоминаний в реальность, на двадцать пять лет вперед, с, как мне казалось, утихшей болью.

— С Вами все хорошо, Джон? — Услужлива спросил доктор Сэдок.

Мы снова были в его кабинете, только теперь ночью, при свете настольной лампы, которая создавала видимость тесноты. Мы как будто стали ближе друг другу теперь.

Я опустил голову и вытер украдкой слезы.

— Все хорошо. — Кивнул я. — Просто не думал, что будет так тяжело вспоминать.

Сэдок понимающе кивнул.

— Продолжите или мы…

Я не дал ему договорить и взмахнул рукой.

— Я продолжу. Потому что потом будет сложнее. Раньше я боялся вспомнить, а теперь, даже при всем ужасе, боюсь забыть.

Сэдок тяжело сглотнул, будто ему самому теперь приходилось вспоминать о смерти своего друга, которого довели до смерти адские истязания извращенных мужчин.

Я даже под дулом пистолета не вспомнил бы, что происходило в течение нескольких часов, после того, как я узнал о смерти Люка.

Саймон уверял меня, что теперь нам нужно быть еще более осторожным. Но я лишь исподлобья посмотрел на него и ответил, что теперь мне нечего терять и я не буду больше прятаться в их тенях.

Джастин не был доволен моим ответом, но понял, что теперь точно не сможет меня переубедить.

— Его же убили? — Спросил я, хотя в ответе был практически уверен.

Мы стояли на кладбище над могилами Колли и Карла, совсем свежими, и смотрели как роют очередную яму для новой жертвы. Полиция и скорая, которые слишком зачастили к нам в последнее время уехали совсем недавно, увезя за собой Люка. Я знал, что это только формальность и расследования не будет, но не мог оставить все так как есть. Хотя, что мог сделать малец в 12 лет.

— Может, его подкосило насилие? Не каждый взрослый справиться с этим. — Сомнительно сказал Джастин.

Я разозлено посмотрел на него.

— Как можно быть таким узколобым?! Ты же знаешь, что это они!

Он положил мне руку на плечо, но я сбросил ее грубо.

— Успокойся, нас могут услышать.

— Ну, и что! — Заорал я. — Мне плевать, даже если они распнут меня прямо сейчас.

Я повернулся и пошел в сторону лагеря. В тот момент мне казалось, что даже Саймону я не могу доверять.

47

— Люк повесился.

Честер вошел в квартиру Робина, даже не поздоровавшись, огорошив его подобной новостью.

— Что? — Подумав, что не расслышал, переспросил Робин.

Честер зашел в кухню, открыл бар и по старой привычке налил себе выпить, только после первого стакана, выпитого залпом, предложил налить хозяину.

— Бедняжка. — Как-то плоско сказал он, протянув стакан Робину.

— Что ты мелешь? Что вообще происходит?! — Нервно воскликнул тот, отталкивая спиртное.

Честер беспечно пожал плечами и выпил оба стакана.

— Люк повесился в сарае сегодня ночью. Саймон думает, что его повесили. — Пояснил он.

Робин сел за стол, обхватив голову руками.

— Как это могло произойти? Почему?

Честер сел напротив него и странно посмотрел на стаканы перед собой, будто они смущали его одним своим присутствием.

— Они сдали его.

— Они? — Удивился Робин, подняв на Честера глаза. — Кто его сдал? — Подавляя слезы спросил он.

Мужчина обреченно вздохнул, взял бутылку и налил еще виски.

— Свои же. Кто-то рассказал Хейвсу, что Люк проболтался о своей работе на директора.

Лицо Робина исказилось такой гримасой, будто он увидел призрака, прикуривающего сигару за его столом. Кровь быстрее побежала по венам и отхлынула от головы. Он покачал головой, плохо соображая, что вообще происходит, но Честер, положивший руку на его плечо, скачущим от выпитого голосом продолжил:

— На него донесли Хейвсу. Их разговор слышали, когда Люк предупреждал, что сдаст Джека. А Хейвс нашел исполнителя. Братья Варма идеально подходили под эту роль.

— А что с дневником?

— Его изъяли, Колли расписал все, что испытал. Я так понимаю, там все доказательства насилий над детьми.

— И… — Давясь, пробормотал Робин.

— И сексуальных тоже. — Кивнул Честер.

Робин зажал между пальцами остатки волос на своей голове и дернул.

— Нет, постой, для эпиляции еще будет время. Ты хочешь услышать, кто сдал Люка?

Мужчина поднял на редактора глаза, покрасневшие от соленых невыплаканных слез, и всхлипнул.

— Ты вряд ли ожидаешь услышать это. — Горько улыбнулся Честер. — И у меня есть идея.

Саймон на следующий день не подходил ко мне. Я сослался на болезнь и остался в бараке, пропустив занятия в школе. Ребята с пониманием отнеслись ко мне и не лезли с расспросами. Дед заходил несколько раз, но я все время делал вид, что сплю.

День прошел ужасно, потому что ничем не занятый я страдал от боли и горечи еще больше, если бы сходил в школу. Там, во всяком случае, у меня был шанс отвлечься. С той поры я зарекся уходить в одиночество в случае большой трагедии.

Уже вечером, когда парни пришли с ужина, я чтобы избежать толпы, несмотря на всю скуку, глодавшую меня днем, решил пройтись. Я вышел на нашу обычную с Люком дорогу и не торопясь, с каждым шагом отпечатывая у себя в голове память о друге, дошел до ворот. Надписи на заборах, колючая проволока, замки на дверях, лес по другой стороне — все теперь не выглядело таким пугающим, как раньше. Краски поблекли, стали более безразличными, вся моя жизнь стала куда более бесцельной, чем раньше. С уходом Люка, я потерял смысл всего пребывания здесь, но я не потерял смысл в борьбе и, пока у меня было это стремление, я мог жить.

Когда я уже возвращался назад из деревьев вышли Бен и Крис Варма. Я мгновенно понял, что они прибыли сюда за мной и дрогнул, заметив их самодовольные лица. Но это было лишь секундное помешательство. Я продолжал идти, также спокойно, как и раньше, будто передо мной не стояло два амбала, которые могли бы переломить мне хребет одним ударом.

— Привет, паренек. Ты, наверное, ищешь своего друга? Мы можем показать, где он. — Бен сделал недвусмысленный жест рукой, намекающий на определенные устремления братьев относительно меня.

Я сдержал неприязнь и продолжал идти.

— Ты не боишься? — Рассмеялся Бен. — Или просто хочешь оказаться на его месте?

Я молчал и встал прямо перед ними.

— Ты можешь делать со мной все что угодно. Но вы не дождетесь того, что я закончу, как и Люк. Я еще посмотрю, как ты будешь гнить.

Крис схватил меня за руки и согнул напополам.

— Ты забыл с кем говоришь? Утырок! Тебе бы языком ботинки наши вычищать, а не разговаривать здесь. Проси прощения! — Крикнул он мне прямо в ухо.

— Отпустите его! — Голос Деда раздался где-то впереди меня. Крис ослабил хватку, и я быстро выпрямился.

Грегори стоял, напрягая кулаки и смотрел на братьев зверем.

— Отпустите его, я сказал.

Я еще не видел его таким злым. Но в его ярости скрывалось что-то доселе невиданное. Казалось, будто он, наконец, приобрел сознательность. Его глаза сверкали разумом.