Татьяна Полозова - Город постоянной темноты
— Да! Я должен был отдать ему все или они бы убили меня, а, может, и Саймона. Я не мог рисковать всем!
— А так ты думаешь, что не рискнул ничем?! Они же поймут все! Они закроются, как улитки в раковине! Мы никогда больше не сможем их выманить! — Яростно кричал Честер. — Постой, постой! — Он достал из кармана фотографию. — Этот человек приезжал к тебе?
Он показал фото Робину и тут недолго думая кивнул.
— Откуда у тебя это? — Спросил он.
— Саймон прислал. — Беспечно ответил редактор.
— Саймон?! — В голос воскликнул Робин. Мужчина улыбнулся.
— Конечно, а ты думал он там гусей пасет? Он заснял этого человека, когда тот посетил директора Обители.
— Ты узнал, кто он? — Спросил Робин.
Честер фыркнул.
— Еще бы. Это Алан Исааков — выходец из Чехословакии, бывший сотрудник органов госбезопасности в социалистическом правительстве. Работал вместе с Хейвсом еще до его назначения в Обитель.
— Почему он работает с ними? — Рассматривая фотографию, спросил Робин.
Честер пододвинул второе кресло к столу Честера и сел.
— Лет двадцать назад он вынужден был мигрировать в Штаты, потому что всплыла кое-какая не самая лестная информация. Его вынудили уволиться из органов и больше никогда не попадаться на глаза спецслужбам.
Наступила долгая минута молчания.
— Он педофил. — Добавил тот.
Мужчина испуганно втянул воздух и зажмурился.
— Вот в чем дело. Все к этому и вело. Как раньше мы не поняли. — Сокрушенно пробормотал Робин. Он выронил фотографию и закрыл лицо руками.
— Все они пользовались положением, чтобы удовлетворить свои мерзкие желания. Они…
Честер не дал Робину договорить.
— Исааков попался на том, что приглашал мальчиков-подростков из чешских приютов к себе или в сауну, или на закрытую дачу под Прагой, где развлекался. По предварительным данным он развратил не меньше десятка ребят.
— О, Господи! — Вздохнул Робин. — И ему спустили это с рук?! — Удивился он.
Честер пожал плечами.
— Союз развалился, прошли бархатные революции, все менялось, никому ни до чего не было дела. Новой власти не нужны были новые «сенсации».
Честер покачал головой.
— Я никогда толком не понимал, что творилось в Обители, хотя прожил там все детство. Теперь я понимаю, что происходило с этими мальчишками, почему многие из них просто становились неуправляемыми или забитыми, как уличные коты, или сходили с ума. Боже мой! — Он вознес руки к потолку и обрушил их на колени.
— Что с Саймоном? — Спросил Робин, после долгой паузы.
— Я думаю, ему нужно быстрее заканчивать всю эту эпопею. Они все равно рано или поздно выйдут на него и тогда уж точно нам несдобровать. Если уж они не поскупились на обращения с детьми, то с Джастином церемониться не станут.
Робин понимающе кивнул.
— Ты передашь ему эту информацию?
— Быстро, как только смогу. Я боюсь, что его могут слушать. Нужно вытащить его из Обители хотя бы на пару часов для личной встречи.
МакКларенс закивал в знак согласия.
— А что если они устроят слежку? — Поинтересовался Робин.
— Во всяком случае, там у него еще больше шансов попасться. — Ответил Честер. — Да им и не до него. Пока.
43
— Мистер Рипли, Джек, — Сэдок был напуган не меньше моего.
Когда я очнулся от своего полугипноза, когда осознал все, что говорил, когда понял, что происходило на самом деле меня, будто, из ушата холодной воды окатили. Я жил там? Я выжил там? Мой психиатр, судя по его выражению лица, которое тщательно скрывало смесь недоумения и страха, чувствовал себя свидетелем на Нюрнбергском процессе. Когда ты неожиданно узнаешь, что творилось под твоим носом, а ты и ухом не повел.
— Сейчас, — я зашелся в приступе кашля, который душил меня, — сейчас Обитель существует?
Сэдок посмотрел на меня исподлобья, виновато, как служебный пес, который не смог угнаться за грабителем.
— Нет. Вскоре после Вашего освобождения Обитель Рая закрыли. Всех воспитанников перевели в другие учебные заведения.
— А я попал под патронат Саймона. — Вспомнил я.
Мысли мчались как за плотной дымкой смога, как будто, тот туман, который годами окутывал Обитель, проник под кожу, под корку в голову, и теперь остался там, не давая вспомнить всего. Охраняя свои секреты, как отлично натренированный бультерьер.
— Нам, наверное, нужно закончить на сегодня. — Предложил врач, опасаясь то ли моего переутомления, то ли собственного.
Я кивнул, встал и вышел из кабинета. До своей палаты я шел очень долго, обдумывая, переваривая все сказанное. Теперь все становилось на свои места. Я был там. Я вернулся оттуда. Но Люк нет.
Я вспомнил наш разговор у забора, когда он говорил мне, как мечтает вырваться наружу. Я думал, что он наивен, что мы никогда не покинем того ада, что мы никогда не станем свободнее, но в душе мечтал о том же. Просто боялся обозначить свою мечту, как и большинство из моих товарищей. Мы смеялись над теми, кто мечтал о большем, чем просто вкусный суп на День Благодарения, в душе завидуя им, за смелость.
Я вошел в свою палату и опустился на кровать. По моим щекам текли слезы, и я не мог их остановить, да и не хотел. Люк навсегда остался там! Он так хотел стать свободным, а в итоге оказался запертым в этом городе, как лабораторная мышь в клетке.
Мои глаза закрылись, и я снова очутился в Обители, снова в детстве, снова там, где Люк был жив.
Я вышел из комнаты Саймона и решил проследить за директором. Почему-то в тот момент мне казалось, что я уже ничего не потеряю. Я вошел в корпус, и, по счастливой случайности, понял, что охраны нет рядом. В углу стояли ведро со шваброй и пару коробок с порошком. Ладно, для конспирации пойдет. Я схватил ведро, взял тряпки и порошки и поплелся к кабинету Хейвса. Еще из коридора я услышал крики директора и вопли Шарпа. Оуэнс что-то поддакивал, в той же громкой манере, но, казалось, держался в стороне. Подойдя к двери, я поставил ведро рядом и стал прислушиваться.
— Ты не понимаешь? В дневнике он рассказал обо всем! А если бы это вылилось наружу! Хорошо, что эти придурки Варма ни черта не соображают. У них ума меньше, чем у Деда! А если бы дневник попал в другие руки? Если бы они дошли «до самого интересного»? — Хейвс, наверняка, слюной брызгал от негодования.
— Они не дошли! — Возразил ему Шарп. — Лучше спроси себя, откуда у Робина это досье?
«Кто такой Робин?» — Нахмурившись, подумал я.
— Он был воспитанником здесь. — Пожал плечами Хейвс.
— Он был воспитанником здесь сорок лет назад. Какого дьявола он может знать о нынешних ублюдках?
Я оглянулся, опасаясь, как бы меня не поймали и снова приложил ухо к двери.
— … слил ему информацию. — Услышал я остаток ответа Хейвса.
Черт! Надо же было в этот момент отвлечься! Он назвал имя! Имя!
— Как она связана с ним?
Она?! Женщина?! Кто из женщин мог бы знать об Обители? Кто… Я чуть было не упал от озарившей меня молнии. Мисс Ровински! Она все знала! Она работала здесь не один год! Она все могла вынюхать и слить кому-то информацию. Зачем? Что за информация? Что они сделали с ней?
У меня руки задрожали от волнения и я выронил швабру. Она с грохотом упала на пол и я отпрянул от двери быстрее, чем ожидал. Дверь распахнулась, снеся ведро и мыльная вода разлилась по полу.
— Ты?! Какого черта ты тут делаешь?! — Выкрикнул Оуэнс, выскочивший в коридор.
Я смотрел на него выпучив глаза.
— Я…я…я наказан, сэр. — Пролепетал я.
Мужчина недоверчиво сощурился.
— Пошел вон! — Рявкнул он. — Собирай свои манатки и проваливай отсюда!
Я быстро поднял ведро, посмотрел на растекшуюся лужу на полу, схватил швабру и побежал прочь.
Господь Всемогущий! Если я задумывался о смерти, то в ту секунду больше всего, я был уверен, что они задушат меня прямо там.
Выбежав на улицу, все еще держа в руках швабру и ведро, я наклонился вперед и стал тяжело дышать.
В голове роились мысли. Мисс Ровински слила какую-то информацию некоему Робину. Что это за Робин? Знает ли о нем Саймон? Ровински была знакома с Джастином до Обители? Он знал, что она «стучит»?
Я посмотрел на окна администрации. Везде были плотно задернуты шторы. На углу курили вышибалы, они смеялись и не обращали на меня внимания. Я решил еще раз поговорить с Саймоном.
44
После очередной порции воспоминаний я уснул. В последние дни я боялся засыпать, потому что каждая ночь предлагала мне очередную порцию воспоминаний, от которых становилось горче, чем от таблетки от простуды. Но в этот раз мне не снилось абсолютно ничего. Я провалился в длинный тоннель, о котором часто рассказывают те, кто перенес клиническую смерть. Только я оставался жив и даже во сне хорошо осознавал, где и почему нахожусь.
Меня разбудило одно легкое прикосновение.
