Дмитрий Вересов - Крик ворона
Хочу-у-у. Хочу. Хочу-хочу-хочу… Щаз-з-з-з…
Их двое на волнах…
— Дарлинг, это ты?
— Как хочешь… Хочешь?
— А-а-ах!
— Ложись сверху… Вправь меня в себя… Теперь поднимайся... — медленно, медленно…
— Bay!
Биение в несказанной агонии блаженства… Слова? К черту слова!
— А-а-ааааааааааааа!!!
…И никакой связи с дурьим зависаловом. Совершенно раздельные субстанции. Хи-хикс!
…В незашторенном окошке дрожит круглая зыбучая луна:
— Дарлинг?
И горячий шепот где-то рядом:
— А?
— Дарлинг, почему у тебя голова светится?
— Это полнолуние… Спи.
— Еще?
— Устал… Знаешь, у тебя, наверное, было много мужчин…
— Да-а…
— …Но ни одному из них ты не отдавала себя всю, даже если хотела. Их отвергал мужчина, живущий в тебе…
— Да… Еще…
— Я приду. В нужное время. Спи.
— Я люблю тебя.
…Лунная жидкость льется в незашторенное окошко. Одна на волнах, А был ли Дарлинг-то? Может, Дарлин-га-то и не было?..
Темно.
В окне сияло теплое солнышко. Таня потянулась и, не отворяя глаз, взяла с пуфика часы, поднесла к лицу и только потом разлепила веки. Глаза пришлось — протереть, но и этого оказалось мало. Таня прикрыла один глаз, а вторым сосредоточилась на циферблате. Половина первого — и без балды, ведь она еще в самолете перевела стрелки на Гринвич. Атас! Это сколько же она проспала? Часиков двенадцать как минимум. Как притащилась сюда от тети Поппи, бухнулась в койку — и все. Удивительно, что раздеться сумела…
Таня попробовала встать, но с первой попытки не получилось. Закружилась голова, ватные ноги не пожелали слушаться. Однако же никакой дурноты она не ощущала — скорее, приглушенное подобие вчерашнего качественного расслабона, отголосок. Ох, как не хотелось вставать! Да и не надо — никто же никуда не гонит.
Таня полежала еще несколько минут, потом нужда подняла. А там проснулась окончательно, и все пошло своим чередом.
Она стояла перед раскрытым шкафом, перебирая наряды и размышляя, что же надеть сегодня, и тут услышала стук в дверь. Она запахнула халат, отступила в комнату и крикнула:
— Заходите!
Вошел Дарлинг, а следом за ним — коренастый господин средних лет в строгом черном костюме, с невыразительным лицом и лоснящейся бородавкой под носом. В руке он держал пухлый глянцевый саквояж. Дарлинг шагнул к Тане и коснулся губами ее щеки.
— Доброе утро, дорогая! Как спала?
— Как бревно.
— Замечательно. У нас сегодня обширная программа… Да, разреши представить тебе доктора Джона Смита из городского управления. Нужно оформить тебе медицинский сертификат. Пустая формальность, но так надо. Доктор осмотрит тебя — ну там, горлышко, пульс, Возьмет кровь из пальчика. А когда закончите, спускайся вниз, в зал. Позавтракаешь — и на экскурсию.
Не дожидаясь ответа, он вышел.
Доктор Джон Смит сказал:
— Вы позволите?
Он прошел к туалетному столику, раскрыл саквояж и принялся вынимать и раскладывать инструменты.
— С чего начнем, доктор? Пальчик или горлышко? — спросила Таня.
Он повернулся и как-то странно посмотрел на нее.
— С горлышка, разумеется, — прокаркал он. — С нижнего. Снимайте халат и ложитесь. Да не жмитесь, я же врач.
Таня пожала плечами, скинула халат и легла на кровать. Он взял со стола парочку инструментов и приблизился к ней.
— Знаете, доктор Смит, — светским тоном проговорила Таня. — У нас в варварской России есть варварский обычай: врач перед осмотром обязательно моет руки. Нонсенс, правда? На врачах ведь микробы не живут.
Доктор хмыкнул, но в ванную вышел…
Безропотно вытерпев процедуру и проводив доктора, Таня оделась по-прогулочному — белая блузка с коротким рукавом, широкая серая юбка-миди, белые «пумы» на толстой подошве — и спустилась в зал, расположенный, как она и предполагала, за застекленной красной дверью, откуда вчера выла скрипка.
Вдоль внешней стены с тремя высокими окошками по отлогой дуге тянулась скамья, обитая красным плюшем. Перед скамьей стояло пять-шесть овальных столиков с придвинутыми стульями, тоже обтянутыми красным. К внутренней стене примыкала стойка, за которой колдовал Джулиан в поварской курточке, а чуть дальше — небольшая пустая эстрада. Перед стойкой высился ряд высоких круглых табуреток, на одной из которых сидела спиной к залу растрепанная пышнозадая блондинка. За самым дальним столиком, около двери — точной копии той, в которую вошла Таня, — сидела вчерашняя китаянка и о чем-то оживленно болтала с миниатюрной соседкой, лица которой Таня не видела. Чуть ближе в гордом одиночестве восседал худой и лысоватый пожилой мужчина с лисьей мордочкой. Сгорбившись, почти уткнув в тарелку длинный нос, он сосредоточенно ковырял вилкой. На скамье возле третьего столика в изломанной позе полулежала очень тощая и невероятно бледная дама со взбитой темной прической и огромными трагическими глазами, которые казались еще огромнее в обрамлении черных синяков. На стуле, лицом к Тане, за тем же столиком разместилась еще одна женщина — широкоплечая, черноволосая, жилистая, с плоским, глуповатым крестьянским лицом. Тети Поппи не было видно.
С ближайшего столика Тане замахал рукой Дарлинг.
— А, вот и ты. Добро пожаловать. Ланчи выдают вон там, — он ткнул пальцем в направлении стойки и Джулиана.
Таня прошла к стойке, спиной уловив на себе взгляды всех присутствующих, и встала напротив Джулиана.
— Доброе утро, мэм, — скривив толстые губы (и как только умудрился?) в некоем подобии улыбки, бросил Джулиан. — Йогурт, апельсин, рисовые хлопья с молочком, ореховые хлопья с молочком, яичница с беконом, сосиска, булочка, джем, масло, кекс, кофе, чай, сливки, сахар?
— Добрый день, Джулиан! — громко и приветливо произнесла Таня. — Все, кроме чая… и, пожалуй, хлопьев. Его улыбка сделалась более отчетливой.
— Да, мэм.
Он поставил на стойку поднос и принялся проворно закидывать на него всю снедь, перечисленную, а точнее, не перечисленную Таней. Она с трудом донесла переполненный поднос до столика. Дарлинг хмуро смотрел, как она разгружает еду.
— У тебя десять минут, — сказал он. — Мы едем на вернисаж.
— Прости, на что? — И подумать не могла, что он, оказывается, интересуется искусством.
— Выставка в художественной галерее, — пояснил он. — За нами заедут.
Она успела и доесть, и спокойно выкурить первую, самую сладкую, сигаретку. Дарлинг сидел как на иголках, дергал головой на каждый звук, доносящийся с улицы. Наконец, когда оттуда промурлыкал три ноты автомобильный клаксон, он с заметным облегчением встал и буркнул Тане:
— Пошли.
У подъезда стояла доподлинная «антилопа-гну», словно только сейчас съехавшая с трассы Удоев — Черноморск, или как там было у классиков. Колымага, изобретательно склепанная из разных подручных материалов на основе древнего «шевроле» с откидным верхом. И парочка в ней восседала довольно живописная. Юноша томный, тоненький, кудрявенький, чистенький, в бархатном костюмчике, а за рулем — бородатый, широкий, в драном свитере, настоящий пират. От первого, как и следовало ожидать, несло розовой водой, от второго — потом и вонючим табаком. На Таню они прореагировали по-разному. Юноша состроил недовольную физиономию, а бородатый плотоядно оскалился.
— Эй, Дарлинг, эта бимба с нами? — крикнул он. Юноша дернул его за рукав, и бородатый замолчал.
— Это Таня, она из России, — сказал Дарлинг, подведя ее к антикварному авто.
— О, Россия! — восторженно заорал бородатый. — Я Иван Ужасный!
— На самом деле его зовут Бутч Бакстер, — индифферентно проговорил Дарлинг.
— А это Стив Дорки, — сказал Бакстер, едва не задев пальцем аккуратный носик томного юноши.
— Рад познакомиться, — кисло отреагировал тот определенно врал.
В дороге Иван Ужасный порывался занять Таню бессвязным рассказом о крысах, якобы нападающих на пассажиров и служащих лондонского метро. Дорки и Дарлинг угрюмо молчали. Таня отделывалась короткими репликами, а больше смотрела по сторонам, вбирая в себя новые городские пейзажи. Ньюгейт, Уайтчепел, потом знакомые очертания Тауэра.
Остановились в виду собора Святого Павла, возле самого задрипанного здания в строю домов, в целом весьма пристойных.
— И это называется выставка в Барбикан-центре? — с надменной миной осведомился кучерявый Дорки.
— Ну, рядом, — примирительно сказал Иван Ужасный и потащил их в подвал, скрывающийся за стеклянной дверью.
Там их тут же осыпал конфетти какой-то явно бухой арлекин.
— Fuck! — в сердцах высказался Дорки. Иван же Ужасный обхватил арлекина за плечи и уволок куда-то в глубь подвала, а к ним тут же подошла на редкость плоская дева в зеленых очках и дырявой кастрюле на голове. Из дырки торчал унылый плюмаж из пакли.
