Анна Белкина - G.O.G.R.
Росси изменился в лице. Вся его суровость улетучилась, брови прыгнули на лоб, он едва не позволил улыбке вылезти на своё лицо. Но сдержался, чтобы не растерять свою грозную властность и продолжал сурово требовать ответа:
— Он у вас?
— Нет, — нагло соврал не Мэлмэн. — Прототип в руках Генриха Артеррана. Я пытался забрать его, но к нему не подступиться…
— Отвечайте немедленно, где засел этот гадёныш??? — загремел Росси, и от его громоподобного голоса, казалось, затряслись скалы.
— Подземные помещения базы «Наташенька», — водил Росси за нос неизвестный субъект, что говорил за Мэлмэна. — Украина, Донецкая область, деревня Верхние Лягуши. Включите спутниковую карту, я передам координаты.
— Давайте! — разрешил Росси и дал отбой.
— Мильтон, можете идти! — отправил он заместителя, сунув ему его телефон.
Отпущенный Мильтон воспрянул духом, проглотил собравшийся в горле ком страха и пополз за дверь на нетвёрдых ногах.
Оставшись один, Росси прошёлся из одного угла просторного кабинета в другой, а потом включил компьютер. Спустя несколько минут, Росси видел ту вожделенную точку на карте, где расположилась секретная база коммунистов, которую он искал годами. Всё, таинственный прототип теперь практически у него в руках. Нужно только сделать всего один решительный шаг вперёд и стереть в порошок этого мелкого червяка, москита Генриха Артеррана, который путается под ногами…
Точка на карте мигала красным. Росси приблизил её к себе, включил максимальное разрешение. На экране всплыла некая дикая местность, степь, поросшая травами. То тут, то там торчали реденькие деревья, а нужная точка падала на некий холм. Холм был высок и крут, а в одном из его утыканных неопрятными кустиками склонов зияла чёрная дыра. Вот, возможно это и есть вход в катакомбы, где окопался Артерран вместе с прототипом и результатами своих исследований. Росси обязательно выкурит его оттуда, как лисицу из норы. И для этого Альфред Мэлмэн получит подмогу…
Да, Росси обязательно пошлёт в эти Верхние Лягуши специальных людей, вот только он даже и не подозревает пока, что координаты ему передал сам Генрих Артерран…
Глава 102. Очевидное-невероятное
Смирнянский сидел дома, в своей неприметной лачужке сантехника и занимался тем, что искал по всем базам данных, что были ему известны и доступны, сведения про человека по имени Генрих Артерран. Ни в одной из них — а Смирнянский уже успел порыться и в милицейской, и в эсбэушной — не нашлось никого с подобной фамилией. Генрихи, конечно, были вот, например, один Генрих Назарян — колоритный такой армянин. Носатый, смуглый, кудрявый, как овечья шуба. Попался на торговле наркотиками на рынке, сел на два года. Ясно, что это — не тот Генрих, поэтому Смирнянский с лёгкостью отказался от него и пошёл искать дальше. Откусывая наспех сошлёпанный бутерброд, Смирнянский просматривал один защищённый паролем и недоступный для просмотра файл за другим и — закрывал: не та рыбка и не та юшка.
Купленный вчера батон был уже почти весь съеден — так усердно трудился Смирнянский над поиском Генриха Артеррана. Осталась одна только сиротливая горбушка. Она грустно лежала на столе и ждала того счастливого момента, когда Смирнянский намажет её толстенным слоем масла, накроет кусом ветчины и отправит в свой желудок. Однако Смирнянский не спешил: он только что взломал тот секретный архив, которым так хвастался Ежонков, и нашёл там кое-то поинтереснее, чем Генрих Назарян и забытая горбушка. Он сидел неподвижно, уставившись в экран ноутбука, и жадно поглощал небольшую заметку, которая хранилась в папке с пометкой «Материалы Аненербе». Она состояла из одного-единственного листа, на котором торчала фотография некого пожелтевшего документа. В нём на немецком языке говорилось о начале экспериментов в рамках проекта «Густые облака». Да, да, именно о том «счастливом» времени, когда нацисты только что заполучили прототип и начали изучать его свойства. Документ представлял собой бланк, расчерченный на несколько граф. И в одной графе, подписанной «Руководитель», стояла фамилия: «Arterran». Ни имени никакого, ничего — только эта фамилия. Смирнянский попытался скачать сей странный заманчивый файл, однако, Касперский предупредил, что «Материалы Аненербе» сулят вирус. Терять информацию не хотелось: интересно, всё-таки. И поэтому «хакер» Смирнянский, вооружившись ручкой и тетрадным листом, принялся скрупулёзно переписывать букву за буквой.
А, переписывая, Смирнянский кое-что вспомнил. Старые добрые времена, когда Игорь Смирнянский ещё являлся агентом СБУ. День, в который Никанор Семёнов решил уйти на пенсию… или кто-то так решил за него. Понедельник, кажется. Нет, скорее вторник, или четверг… Впрочем, это не важно. А важно то, что именно в этот день Никанор Семёнов сам лично зашёл в кабинет к Смирнянскому, положил на его стол пухлый конверт и сказал:
— Дело всей моей жизни. Я хотел предотвратить катастрофу, и поэтому раскручивал проект «Густые облака».
Всё, больше Никанор Семёнов ничего не сказал. Он повернулся широкой спиной, затянутой в серый… нет, стоп, в коричневый пиджак, и удалился навсегда. Смирнянский протянул руку и робко взял подаренный конверт. Он тогда удивился и испугался: откуда Никанор Семёнов узнал о том, что он, Смирнянский, тоже тихонечко корпит над этим засекреченным проектом? На конверте стояло пожелание: «Открыть после моей смерти». Смирнянский, честно говоря, побаивался Никанора Семёнова. Слишком уж плотная завеса таинственности окружала его загадочную личность. Никанор Семёнов участвовал в Великой Отечественной, говорят, был в немецком плену… Потом — работал на некой секретной должности в Берлине… Смирнянский спрятал его конверт подальше и уже и забыл о нём. Вспомнил только теперь, когда начал переписывать файл из секретного архива. Надо бы его достать, ведь Никанор Семёнов отошёл в мир иной уже лет пять назад, а то и больше. Смирнянский закрыл секретный архив и отключил ноутбук — он и так уже долго висел в Сети — его могли выследить. Проигнорировав хлебную горбушку, он бегом рванул в спальню и полез под кровать, за своей пыльной коробкой, в которой хранились «сокровища Смирнянского». Под кроватью водилась пылюка: Смирнянский был занят «делами поважнее», и редко когда брался за пылесос. Веника у него в доме, вообще, не существовало со времён сотворения. Выудив свою драгоценную коробку, покрытую клоками пыли, он сбросил крышку и залез в неё, чуть ли, не с головой. Так, это — не то, это — счёт за свет… Чтоб он пропал, этот счёт! Так, это — билет какой-то… на балет. Ах, да, вот, нашёл! Конверт сохранился в первозданном виде: нераспечатанный, чистый, не подмокший. Смирнянский выхватил его из груды счетов и билетов, словно иголку — из стога сена и бросил открытую коробку на пол.
Он бегом помчался на кухню, сотворил из грустной горбушки толстоколбасый бутерброд, отгрыз от него сразу половину и одним движением руки разорвал пожелтевшую бумагу конверта. Внутри было несколько листов, скрепленных какой-то хилой верёвицей. Они выпали на стол и едва не шлёпнулись в разинутую маслёнку, зияющую жирным маслом.
— Чёрт! — пробормотал Смирнянский и отставил маслёнку подальше в сторону.
Избавившись от сего опасного фактора, он схватил «послание» Никанора Семёнова и поднёс к глазам. Время не пощадило ни бумагу, ни фиолетовые чернила. Бумага пожелтела, крошилась, а чернила — практически выцвели. Смирнянский напряг зрение, стараясь разобрать криво нацарапанные, разношёрстные буквы, что густо уселись на косматой странице.
Скорее всего, Никанор Семёнов подарил Смирнянскому чей-то личный дневник. Записи — на русском языке, но стиль через пень-колоду. Множество запинок, ошибок, междометий, не дописанных слов… Кажется, автор этих строк писал тайком, боясь, что кто-то застукает его и, возможно, даже убьёт… Он был чем-то сильно запуган этот кто-то, затравлен, можно даже сказать, уничтожен.
Но писал он не про что-нибудь, а именно о проекте «Густые облака», и писал так, словно видел всё это своими глазами. «Я сижу, — повествовали неровные строчки. — А они ходят вокруг. Пятеро избранных, кого допустили сюда, на эту фабрику зла. Я пока что, в клетке, но того, кого привезли вместе со мной, уже выволокли за ноги и… я не видел, что делали с ним, но слышал, как он кричал… А после этого — его вынесли на носилках, накрытым простынёй». Смирнянский даже перехотел откусывать толстоколбасый бутерброд — записи того, кто давно канул в пучину забвенья, породили на его спине сонмы ледяных мурашек, что так и впивались в кожу острыми зубами страха. Смирнянский прямо видел самого себя, сидящим в клетке, в фашистской лаборатории, где проводились жуткие эксперименты в рамках проекта «Густые облака». Но самые страшные вещи этот неизвестный человек писал о руководителе проекта. Дойдя до того места, где упоминается о нём, Смирнянский не заметил, как упустил свой бутерброд на пол. «Барон Генрих Фердинанд фон Артерран Девятнадцатый» — вот, как автор прыгающих, извилистых строк называл того, кто заправлял опытами на людях. Надо же — почти, что полный тёзка и однофамилец этого «подземного фантома», который расхозяйничался в Верхних Лягушах! Бутерброд увалился маслом вниз и обляпал Смирнянскому брюки, но он не замечал этого, поглощённый чтением. Интересная личность, да, этот «фон-барон» мог бы сойти за бандита Тень, если бы не то, что жил и творил он в сороковых годах прошлого столетия. Чёрт, вот какой Смирнянский раззява — давно надо было достать этот конверт! А он соплю жевал тут с этими порчеными! Чёрт, плохо, что личико «фон-барона» остаётся в тайне, а то бы отнёс Недобежкину — пускай сличает со своими фотороботами и радуется… А хотя кто там из тех «мочёных учёных» фотографировался? Проект был секретный, вот и держали «фон-барона» в «густых облаках»… Этот узник, или кто он там был, до того ярко и красочно описал, как «фон-барон» вытаскивал мозги, выжимал из тел кровь и заставлял людей кричать козлами, что на Смирнянского напала жуткая икота. Стоп! Снова — стоп. Заставлял людей кричать козлами! Барон наводил «звериную порчу»!