Джой Филдинг - Натюрморт (в сокращении)
— О нет! Дай посмотрю.
— Не надо, все в порядке.
— Ладно тебе. У меня же волшебные руки, сам говорил. А теперь сядь и дай мне посмотреть. О, прости, — тут же извинилась она. — Я забылась…
— Вовсе нет. — Уоррен уселся в ближайшее кресло.
— Где болит? — спросила Пэтси.
— Тут. И вот тут немного.
— Глубоко вдохни и полностью расслабься. Вот так…
— Как хорошо… У тебя и правда волшебные руки.
— Во всех отношениях, — заметила Джанин, которая как раз вернулась.
— Джанин! — воскликнул Уоррен. — Я не знал, что ты здесь.
— Ну еще бы. Нам надо поговорить. Наедине.
— Я буду у себя, — бросила Пэтси.
Кейси услышала, как дверь в комнату Пэтси закрылась.
— Что-то не так? — спросил Уоррен.
— Это ты мне скажи. Что у тебя с этой Флоренс Найтингейл?
— Если ты намекаешь…
— Я ни на что не намекаю. Ты с ней спишь?
— Конечно, нет! Я просто повредил плечо на тренировке. Пэтси была так…
— Так что? Так доступна?
— Правда, Джанин, что такого ужасного ты увидела?
— Как бы там ни было, я это вижу уже второй раз. Мне это не нравится, и, главное, я не думаю, что это понравилось бы Кейси.
— Как ты запела! Наверное, ей понравилось бы, что я спал с тобой. Но тебя это почему-то не волновало.
Что?
Молчание. Потом:
— Не время и не место об этом говорить.
— Может быть, как раз наоборот.
Джанин закрыла дверь в спальню и тяжело вздохнула:
— То, что произошло между нами, случилось очень давно.
— Меньше года назад, — поправил Уоррен.
Нет! Не может быть! Это просто кошмарный сон. Успокоительные, которыми меня пичкают. У меня снова галлюцинации!
— Мы не должны были этого делать, — сказала Джанин.
Не верю! Не верю!
Не предательство Уоррена так тяжело вынести, поняла Кейси. А предательство Джанин.
— Слушай, я вовсе не горжусь тем, что сделала, — продолжала Джанин. — Когда Кейси вышла из нашего совместного бизнеса, я была обозлена, рассержена, вот и позволила себя соблазнить…
— Насколько я помню, это ты меня соблазнила, — снова поправил Уоррен.
— Я просто флиртовала! Я не думала, что ты этим воспользуешься.
— Ты обманываешь себя, Джанин.
— Может быть. А ты обманываешь Кейси, это уж точно.
— Я люблю ее.
— И демонстрируешь свою любовь весьма занятным способом, тебе не кажется?
— Что было, того уже не изменить. Надо двигаться дальше.
— Ты неподражаем!
— А ты ревнива!
Джанин перевела дыхание:
— Как же мне больно! Из-за того, что предала лучшую подругу, что ее муж не тот, за кого себя выдает, что это она лежит в коме, хотя на ее месте должна быть я!
— О, прошу тебя, перестань. Благородство тебе не идет.
— А больнее всего, что у тебя так мало совести, что ты продолжаешь свои игры прямо у постели больной жены.
— Чушь, — холодно произнес Уоррен. — Тебя волнует только то, что я изменяю ей не с тобой.
— Я хочу, чтобы она покинула этот дом, Уоррен. Сегодня же. Или она уйдет, или, клянусь, я всем о нас расскажу. Включая детектива Спинетти.
— Во имя всего святого, зачем тебе делать такую глупость?
— Потому что это все, что я могу сделать сейчас для Кейси. Ей нужен самый лучший уход, и, честно говоря, Пэтси не тот человек, который может его обеспечить.
Повисло долгое молчание.
— Может быть, ты и права, — произнес наконец Уоррен. — Я вовсе не бесчувственная скотина. И, веришь ты или нет, я хочу, чтобы у Кейси было все самое лучшее. Скажу Пэтси, что ее услуги больше не требуются.
— Когда?
— Как только ты уйдешь, — твердо пообещал он. — И еще, Джанин. Думаю, нам стоит установить очередность. Дай мне знать, когда ты соберешься к нам в следующий раз. Я куда-нибудь уйду.
Хлюпая носом, Пэтси вытащила свой чемодан на лестницу.
— Вот, возьми, — раздался голос Уоррена за дверью спальни.
— Что это?
— Небольшая компенсация, чтобы поддержать тебя, пока ты не найдешь новую работу. Просто справедливое возмещение. Пожалуйста, я хочу, чтобы ты приняла эти деньги.
Он взял чемодан и отнес его вниз. И она ушла.
— Что ж, все отлично, — сказал Уоррен минуту спустя, устроившись на стуле возле кровати Кейси. — Миссис Сингер уехала на выходные, с Пэтси покончено. Гейл в городе нет, теперь и о Джанин можно не волноваться. Итак, к воскресенью все готово. Это послезавтра, на случай, если ты следишь за событиями.
Послезавтра, повторила про себя Кейси. Где Дрю? У нас остался всего день!
— Я договорился с новой сиделкой, она придет завтра. Чуть позже зайдет врач и сделает тебе укол. Так что, когда появится Дрю, вам уже не удастся порезвиться, — продолжал Уоррен. — Давай попробуем расслабиться, хорошо? Скоро все закончится.
Ей снилось, что она сидит на пассажирском сиденье двухмоторной «сесны». Самолет попадает в зону турбулентности, теряет управление, пассажиров, словно из пушки, выбрасывает в воздух, разреженный и холодный.
— Папа! — кричит Кейси, видя, как ее мать, кувыркаясь, падает вниз в своем розовом пеньюаре, точно Алиса, исчезающая в кроличьей норе.
— Не бойся, золотце, — раздается голос отца из пепельного цвета облака у нее над головой. — Держись за мою руку!
Она вытягивает руку, яростно хватая пальцами пустоту в поисках спасительных объятий. Ничего. Отца там нет, поняла она. И не было никогда.
Ему меня не спасти. Никому не спасти.
Кейси лежала в кровати, медленно приходя в себя. И хотя в голове еще шумело, она понимала: пусть ей больше не грозит разбиться насмерть, но опасность не миновала. Я умру, думала она, пытаясь понять, что чувствовали ее родители, когда их самолет падал в Чесапикский залив.
Раньше она никогда об этом не думала, не позволяла своему воображению проникнуть на борт обреченного самолета и почувствовать то же, что чувствовали ее родители, когда их самолет швыряло во все стороны, — за миг до того, как его поглотило море. Металась ли беспомощно мать, ругая отца в приступе панической ярости? Или пыталась поцеловать его в последний раз, даже когда волны уже расступались, чтобы принять их в свои объятия? Или потеряла сознание от избытка алкоголя и усталости, в то время как отец яростно боролся с управлением? Была ли она настолько пьяна, что не осознавала грозящую ей опасность? Думала ли в последний миг о нас с Дрю? А отец?
Разве это важно?
Разве важно теперь хоть что-нибудь?
Разве я вообще для кого-нибудь что-то значу?
Безмолвно плача, она пыталась заглянуть в будущее, на два дня вперед. Пыталась представить, каково это, когда тебе затыкают нос и рот подушкой, пока не перестанешь дышать. Буду ли я хватать ртом воздух? Будет ли мое умирание долгим или милосердно мгновенным? Примет ли Господь мою душу? И вообще, каково это — умирать?
Бывает ли что-нибудь страшнее?
И вот, несмотря на весь ужас последних месяцев, череду обманов и предательств, потерю всего, что составляло ее самость, Кейси поняла: умирать она не готова. Не сейчас, когда ей почти удалось вернуть утраченное. Не так — без борьбы.
Борьба, думала она, чувствуя дурманящую слабость — результат воздействия сильных успокоительных. Борьба, только вот не совсем честная.
— Какой смысл драться, если собираешься драться по правилам? — Она услышала голос отца, с громким смехом ворвавшегося к ней в комнату, чтобы выглянуть в окно.
— Привет, пап, — сказала Кейси, приподнимаясь на кровати.
— А что это ты до сих пор в постели? — Он неодобрительно посмотрел на дочь, отвернувшись от окна.
— Плохо себя чувствую.
— Чушь. Ты просто себя жалеешь. Прояви силу воли, Кейси. Переставляй ноги. Одну, вторую. И увидишь, все получится.
— Но я не могу видеть!
— Так открой глаза, — просто ответил он, прежде чем раствориться в ночи.
Кейси открыла глаза.
Первое, что она увидела, был лунный свет, льющийся из окна, возле которого стоял отец.
Она моргнула раз, другой, третий.
С каждым разом свет становился все ярче.
Рано радоваться, осадила она себя. Очевидно, ты все еще спишь. Это галлюцинация.
Однако это не похоже на прежние галлюцинации.
Это лекарства. Наркотики играют со мной злую шутку.
Я вижу. Она снова моргнула, крепко сжав веки.
Не смеши меня. Ты просто воображаешь серп луны в эркерном окне. На самом деле, ты не различаешь ни лиловых портьер, ни кресел с полукруглой спинкой, обитых тканью с цветочным рисунком. Ты не можешь видеть полосатое кресло у кровати, большой телевизор с плоским экраном, камин, белые простыни на постели. Не видишь розовато-лиловое покрывало, прикрывающее тебе ноги!
