Джорджо Фалетти - Я — Господь Бог
Он опять помолчал. Потом произнес три слова, которыми начиналась вечность:
— Я — Господь Бог.
Глава 15
В некотором отношении «Радость» можно было назвать своего рода царством «почти».
Все здесь почти функционировало, почти сияло и выглядело почти современным. Крыша находилась почти на месте, здание почти не нуждалось в окраске. Немногочисленные штатные сотрудники почти регулярно получали зарплату, а внештатные почти всегда от нее отказывались.
Все вещи покупались подержанными, так что на этой ярмарке «бывших в употреблении» любое новшество светило, словно фары, издалека. Но тем не менее здесь каждый день упорным трудом и усердием строился новый кусочек плота.
Ведя «бэтмобиль» по грунтовой дороге к дому, Джон Кортиген понимал, что везет в нем ребят, для которых жизнь оказалась наихудшим советчиком.
Постепенно она лишила их всяческого доверия к людям, и они так долго оставались одни, что одиночество стало привычкой. Каждый с типичной для злосчастной судьбы оригинальностью нашел свой собственный разрушительный способ затеряться в равнодушии мира и замести свои следы.
Здесь же они могли теперь вместе попробовать найти себя, понимая, что, согласно логике, а не случаю, имеют право на альтернативу.
Джон считал, что ему повезло, и воспринимал как награду приглашение участвовать в этом начинании.
Каким бы трудным и безнадежным оно ни было.
Он въехал в ворота и остановил автобус на крытой парковке. Ребята высыпали на улицу и, шутя и переговариваясь, направились в кухню. Воскресенье — особый день для них, день без призраков.
Джерри Ромеро снова высказал общее мнение:
— Ребята, есть-то как хочется!
В ответ Эндимион Ли, мальчик с явно восточными корнями, только пожал плечами:
— Тоже мне новость! Ты всегда голоден. Уверен, будь ты папой, причастие превратилось бы в кусочки колбасы.
Джерри подлетел к Эндимиону и бойцовским приемом обхватил его голову рукой.
— А зависело бы от тебя, желтая морда, так причастие выдавали бы палочками.
Смеялись оба.
Шалимар Беннет, темнокожая девушка со смешными курчавыми волосами и фигуркой газели, подхватила шутку:
— Джерри — папа? Ему не быть даже священником. Он ведь не может пить вина. На первой же своей мессе опьянел бы, и его тут же выгнали бы.
Джон улыбнулся, глядя, как они заходят в дом. Он не обманывался насчет непринужденной обстановки, знал, что равновесие это хрупкое, что воспоминание и искушение для них — одно и то же, до тех пор, пока не останется только воспоминание.
И все-таки прекрасна эта попытка возрождения и создания возможного будущего, чему он каждый день становился свидетелем. С твердой уверенностью, что тут есть и его заслуга, и со сдержанной гордостью от того, что будет продолжать делать это, пока в силах.
Джон Кортиген стоял посреди двора, залитого полуденным солнцем, и смотрел на голубое небо, на дом.
«Радость» располагалась на границе между Палм-Бей-Парком и Бронксом, занимая выходящий к океану участок примерно в 240 гектаров.
Главное двухэтажное здание с двумя флигелями отличалось архитектурным стилем, характерным для домов Новой Англии, то есть преобладанием дерева и темного кирпича. Одной стороной оно обращалось к зеленому побережью, которое тянулось на юг, словно желая оттолкнуть океан. С другой стороны выход через веранду с большими стеклянными дверями вел в сад.
На первом этаже размещались кухня, кладовая, столовая, небольшой медицинский кабинет, библиотека и зал для игр и просмотра телепередач. Тут же находились и две спальни с общей ванной комнатой для сотрудников, постоянно проживавших в общине. Второй этаж занимали спальни ребят, выше — комната отца Маккина.
Во дворе имелось еще одно небольшое здание, где размещались мастерские для тех, кто предпочитал учебе какое-нибудь ремесло, а дальше до восточной границы участка простирались огород и фруктовый сад.
Поначалу их задумали как эксперимент, надеясь, что гостей «Радости» привлечет физический труд, требующий терпения, и их усилия будут вознаграждены урожаем.
Но постепенно, ко всеобщему удивлению, урожай фруктов и овощей так возрос, что покрывал почти все потребности общины. А когда случались особенно обильные сборы фруктов и овощей, ребята отправлялись на рынок в Юнион-сквер и продавали там свою продукцию.
Миссис Карраро выглянула из кухни, вытирая руки о передник:
— А это еще что за новости, будто обедаем без падре Майкла?
— Его задержали. Он должен отслужить мессу в двенадцать тридцать.
— Ну хорошо. Никто не умрет, если подождет немного. Здесь у нас по воскресеньям без него не обедают.
— Есть, полковник! — Джон указал на кухню, откуда доносился ребячий гомон. — Только сами объясните этим кайманам.
— И не пикнут. Хотела бы я посмотреть!
— Конечно!
С воинственным видом она исчезла за порогом. Хотя ребята определенно превосходили ее числом, а миссис Карраро находилась явно в зависимом положении, не возникало никакого сомнения в том, кто победит.
Джон предоставил ребятам самим разбираться с поварихой. Ее знали в общем-то как мягкого и уступчивого человека, но в некоторых случаях она умела проявить железную волю. И если принимала решение, то редко изменяла его, особенно когда оно оказывалось на руку отцу Маккину.
Джон свернул налево и прошел вдоль здания, вдыхая пахнущий морской солью воздух.
И размышляя.
Солнце припекало, и природа уже готова была взорваться беззвучным зеленым буйством, с удивительной ловкостью снова завладеть серыми и холодными всю зиму стенами.
Скрипя галькой, он углубился по тропинкам в сад, туда, где впереди виднелись лишь сверкающая гладь океана и зеленый парк по другую сторону канала. Постоял, опустив руки в карманы и подставив лицо легкому бризу, приносящему запахи океана и твердую уверенность, что все возможно, какая рождается только весной.
Обернулся и посмотрел на дом.
Кирпичи и балки.
Стекло и цемент.
Техника и ручной труд.
Все создано человеком.
Но то, что находилось в этих стенах, кирпичных ли, деревянных, выходило за их пределы. Означало что-то совсем другое. И он впервые в жизни почувствовал себя частью этого другого, независимо от исходной и конечной точки и неизбежных событий в пути.
Джон Кортиген не был верующим. Он так и не преисполнился никакой верой, ни в Бога, ни в людей. И как результат — даже в самого себя. И все же Майкл Маккин каким-то образом сумел пробить брешь в этой стене, которую люди выстроили против него и которую им в отместку он укрепил со своей стороны.
Бог все еще оставался для него понятием неопределенным и далеким, скрытым за очевидной человечностью своего служителя. Тем не менее священник спасал жизнь не только ребят, но и его, Кортигена.
На втором этаже за стеклами, отражавшими небо, он увидел силуэты детей. Конечно, они расходились по комнатам. У каждого накоплен свой опыт бытия, и впереди — огромный кусок жизни. Оказавшись волею случая вместе, они, словно стеклышки в калейдоскопе, создавали живую и хрупкую картину. Как все непрочное, ее трудно было расшифровать, но она поражала своими красками.
Джон вернулся к дому, вошел в главный подъезд и направился вверх по лестнице. Пока поднимался шаг за шагом по ступеням, нахлынули воспоминания.
История «Радости» по сути очень проста и в то же время весьма сложна. И, как нередко бывает в подобных случаях, создание общины связывалось с трагическим эпизодом, как будто некоторые идеи непременно должны быть выстраданы, прежде чем родятся и прежде чем найдутся силы для их воплощения в реальность.
Еще до приезда в этот район Джон слышал о Майкле, чей короткий рассказ о «Радости» позже дополнил подробностями приходский священник церкви Святого Бенедикта.
Это произошло в…
…пятницу — да, в пятницу состоялись похороны.
Семнадцатилетнего Робина Уитерса нашли мертвым в парке, по ту сторону моста, у перекрестка Шор и Сити-Айленд-роуд. Он умер от передозировки наркотика.
Супружеская пара, совершавшая утреннюю пробежку, заметила его тело в кустах. Они подошли и обнаружили, что он хрипит в агонии, без сознания. «Скорая помощь» примчала его в больницу, но ничто не помогло. Робин вскоре скончался на руках у матери, которую привезла в больницу полиция, когда она обратилась к ним в тревоге за сына, не вернувшегося ночью домой.
Никто даже не подозревал, что мальчик принимал наркотики. Смерть его леденила душу, а причина повергала в еще больший ужас.
Как показало вскрытие, при том что на теле не нашли никаких следов, он впервые попробовал наркотик. Судьба пожелала, чтобы второй раз он этого не сделал.
