Эйс Аткинс - По закону плохих парней
Квин повернул голову. Вспышки огней и свет ламп со сцены создавали причудливые узоры на стенах и лицах. Ему видна была только шея девушки и татуировка на ее лопатке.
Она повернулась в профиль, и Квин покачал головой.
Он в два глотка выпил пиво и встал. Девица в черных трусиках и бюстгальтере схватила его сзади за пояс и спросила, желает ли он, чтобы она исполнила танец. Он увернулся от нее и подошел к столу, глядя на болельщицу.
Девушка вытянула шею и посмотрела на него тусклым взглядом:
– Парнишка, ты похож на моего брата.
Кэдди согласилась пойти с ним к парковке, где закурила сигарету и оперлась на новехонький красный «мустанг», который, по ее словам, принадлежал ее любовнику. Она была одета в длинную шубу из искусственного меха, которую накинула на свою одежду болельщицы, и старалась сохранить равновесие, делая вид, что трезва и бодра.
– Интересно, сколько тебе потребовалось времени, чтобы добраться сюда.
– Я не тебя искал.
– Ты знаешь, что военные получают танцы на их коленях бесплатно, – сказала она. – Хочешь воспользоваться своим преимуществом?
– Тебе нужно позвонить маме.
– Вот как? Разговора не будет?
– Брось, Кэдди. Тебе действительно нужен человек, который избавил бы тебя от работы у шеста?
– Знаешь, сколько денег я зарабатываю?
– Я видел Джейсона.
Сестра сделала затяжку и выпустила длинную струю дыма. Встретив взгляд Квина, она задрала голову вверх, глядя, как набирает высоту над бетонным клубом с неоновой рекламой большой авиалайнер.
– Как он?
– Почему бы тебе не отправиться домой и не узнать?
– Ты хочешь, чтобы я кормила сына, работая контролером в супермаркете?
– Не думаю, чтобы ты послала домой хотя бы цент.
– Это мама тебе сказала? Бессовестная ложь.
– Я здесь не потому, что искал тебя.
– Не верю.
– Ты должна была прийти на похороны дяди.
Кэдди поискала в кармане другую сигарету. Обнаружив, что пачка пуста, смяла ее и бросила на землю. Уставилась тусклым взглядом в лицо Квина, а затем пробормотала что-то, чего Квин не разобрал.
– Что?
– Не обращай внимания.
– Я приехал сюда из округа Тиббеха вслед за стариком, – объяснил Квин. – Он привез сумку метамфетамина или денег и отнес ее в комнату с металлической дверью позади бара. Тебе это о чем-нибудь говорит?
Она рассмеялась:
– Как забавно.
– О чем ты сейчас?
Квин взял сестру за руку. Он смотрел ей в лицо и видел перед собой ту девчонку, какой она была во время Хеллоуина, когда, нанеся грим, играла роль принцессы или ведьмы.
– Он хороший мальчонка, Квин? – спросила Кэдди.
Квин кивнул:
– Ты взвалила заботу о нем на мать. Не пытайся играть в благородство сейчас.
– Пошел ты…
– Кто находится за железной дверью?
– Большие деньги.
– У них есть имя?
Сестра плотнее запахнула шубу, прикрыв все, кроме белых кожаных сапог по колено.
– Хочу дать тебе совет, дорогой братец. Не вмешивайся. Ты не можешь себе представить, что за люди заправляют этим шоу.
– Хочу узнать.
– Зачем тебе это?
– Они убили дядю Хэмпа.
– Чепуха.
– Кто здесь верховодит?
– Прощай, Квин.
Кэдди повернулась и, опустив плечи, пошла в направлении музыки и огней. Квин остался на месте, наблюдая за ней. Ему хотелось схватить ее, затащить в свою машину, заставить вернуться в Иерихон и стать хорошей дочерью и хорошей матерью.
– До Рождества! – крикнул он ей вслед.
Она продолжала идти, показав ему фигу.
Человека нельзя переделать по своему желанию. Кэдди сломалась, когда ей было двенадцать лет. У Квина были соображения о причинах этого, но их невозможно было обсуждать. Нельзя обсуждать столь ужасные вещи в таком благословенном месте, как округ Тиббеха.
Глава 19
– Нашел, что искал? – спросил Шэкелфорд Квина, перед тем как они достигли деловой части Мемфиса.
Квин не вымолвил ни слова, с тех пор как завел старый «бьюик» у стриптиз-клуба и направился в город. Он сбавил скорость у автостанции на проспекте Юнион, где ранним утром все еще горел свет и сновали прохожие. Квин тормознул под уличным фонарем и въехал на стоянку. Достал бумажник.
– Вернусь в Юпору, – сказал Шэкелфорд.
– И никуда больше?
Шэкелфорд покачал головой.
– Я отлучусь из города на несколько недель, – предупредил Квин.
– Готовишь операцию по захвату?
Квин не ответил. Он передал Кейту четыреста долларов и лишь спросил, поедет ли тот куда-нибудь.
– В Атланте у меня есть армейский приятель, – признался Шэкелфорд. – Думаю, он не будет воротить лицо при виде моей прекрасной внешности.
Квин кивнул. Шэкелфорд пошелестел деньгами в руке и сунул их в карман футболки под кожаную куртку.
– Ты собираешься прикончить Говри?
– Благодарю за помощь, – сказал Квин, вместо ответа. – Ты смелый парень.
Кейт взглянул на него, кивнул и протянул руку. Квин пожал ее. Рука была костлявой и вялой.
– Я ничего не сделал, черт возьми.
– Говри поставил тебя на колени, но ты снова поднялся. Это я называю смелостью.
Шэкелфорд немного подождал, набрал воздуха в легкие и кивнул, перед тем как открыть дверцу, выбраться из машины и отправиться на автостанцию.
Квин стоял на месте, когда захлопнулась дверца машины, вдыхая пары бензина. Он подождал, пока Шэкелфорд скроется из вида, затем направился к югу.
На полпути к Иерихону подал сигнал мобильник Квина. Звонила Анна Ли.
– Ты спишь?
– Возвращаюсь из Мемфиса.
– Квин, ты давал какой-то девушке номер телефона Люка?
– Она беременна и нуждается во враче.
– Эта девушка позвонила во время ужина, и Люк отправился на ее поиски. Его телефон молчит уже девять часов.
– Похоже, у нее роды.
– Он находится не в больнице.
– Позвони Уэсли.
– Звонила, – сказала она. – Он не обеспокоился.
– Уверен, что с Люком все в порядке.
– Он поехал в лагерь на холмах.
– Ты хочешь, чтобы я позвонил Уэсли?
– На кой черт ты навязал Люку этих людей?
– Прости, я считал Люка врачом.
– Эти люди непредсказуемы. Боже, зачем ты его подставил?
Говри удалился, когда пронзительный крик стал невыносимым. Лена находилась в грязной маленькой комнате вместе с четырьмя окаменевшими женщинами, которые лишь повторяли, что с ней все будет хорошо. Это был кошмар. Лена набирала номер мобильника, тот, что ей дали на стоянке грузовиков, чувствуя, что это единственная возможность избавиться от боли. Женщины, которые были ненамного старше, пытались ее утешить. Они принесли ей таблетки, которые она выплюнула на пол, и порцию виски, которую выпила. Время, казалось, остановилось. Лена швырнула мобильник на пол и стала бегать по скрипучему полу трейлера. Женщины, окружив ее, просили успокоиться. Успокоиться? Девушка ходила и задыхалась, эти проклятые девицы лишали ее свободного пространства. Она поддерживала свой большой живот и думала о Джоди. О Джоди Чарле Буте, который внедрил в нее свое семя. Она спрашивала его тогда, не завяжет ли он с ней. Но он поклялся жизнью своей мамы, что нет. И она поверила ему.
Не потому, что доверяла, но потому, что хотела верить. Если же Чарли Бут не откажется от нее, они будут жить вместе. Он позаботится о них обоих. И она больше никогда не ступит на землю Алабамы.
– Хочешь еще виски?
– Дьявол, я не хочу никакого виски.
Лена согнулась вдвое. Боль периодически усиливалась, становясь нестерпимой. Младенец толкался внутри и хотел выбраться наружу. Лена встала на постели на четвереньки, а женщины принесли ей влажную тряпку, охладить шею. Она была напугана до крайности. Что, если она слишком мала? Что, если младенец не сможет выйти? Нет, ей не стоит и заикаться об этом. Лена вообразила, что, если Говри узнает, он войдет и разрежет ее надвое охотничьим ножом. Это ему не труднее, чем потрошить рыбу. Она – рыба для Говри. Вот что с ней может случиться.
В комнате появились мужчины. Лена почуяла их. Она обоняла и чувствовала сейчас острее, чем когда-либо. Если бы в данный момент ее чувства не были так чертовски обострены! Мужчины вытянули шеи и глазели на ее голые ноги. Женщины пытались выставить вон ухмылявшихся подонков.
– Она выглядит неважно, – заметил Говри.
До нее дотронулась рука. Лена повернулась, схватила ее и вцепилась зубами, насколько позволяли силы, ощущая волосы, кровь и кость. Мужчина взвыл и отпрянул. Она перевернулась на спину и откатилась к стене, ощущая спиной холодный металл и требуя от мужчины убраться отсюда.
– Не пытайся разделать меня. Я не рыба. Черт тебя побери!
Мужчина коснулся своей руки в месте укуса и опустился на колени рядом с Лениной постелью. Поправил волосы, которые в беспорядке рассыпались по ее лицу. При слабом свете лампы все представлялось ему через очки странным. Он накрыл ладонью ее лоб и попросил потерпеть, говоря, что боль ее скоро отпустит.
