Эрик Ластбадер - Сирены
— О, да. Ты бы решила, что я — самовлюбленный маньяк. Во всяком случае, я уверен, что к такому выводу пришло бы большинство людей.
— Значит, это неправда.
— Да нет, в общем-то, так оно и было. Но это лишь внешняя сторона дела. Моя жена столь же холодна, как и я сам. Ведь именно у нее я перенял это качество.
— Ты вовсе не такой уж холодный, — Дайна положила ладонь ему на щеку.
— Нет. С тобой — нет. — Он накрыл ее ладонь своей. — Я даже сам себе удивляюсь.
— Напрасно, — она посмотрела ему в глаза. — Это вполне логично. Ты овладел мной, проник в меня. Но что с того? Плоть — ничто, по сравнению с...
В этот момент неожиданно раздался звон колокольчика у входной двери. Смешно взбрыкнув ногами, Рубенс спрыгнул с кровати. Дайна, перекатившись на бок, взглянула на часы. Их стрелки только что перевалили за полночь.
— Ты обязательно должен открыть?
— Да. — Он наспех накинул на себя голубой шелковый халат, весь усыпанный белыми блестками. Колокольчик зазвонил еще раз, и Рубенс спустился в холл.
Дайна перевернулась на спину и, широко раскинув руки на прохладных простынях, закрыла глаза. До нее донеслись голоса. Она поняла, что не заснет и, вздохнув, набрала свой номер. Мэгги оставила ей послание на автоответчике с просьбой позвонить.
— Привет. В чем дело?
— Мне просто немного не по себе и все, — голос Мэгги звучал глухо и устало. — Где ты?
— Дома. То есть, нет. На самом деле у Рубенса.
— Что ты там делаешь?
— Живу.
— Ха-ха. — Дайна услышала в трубке короткий резкий смех. В интонациях Мэгги напрочь отсутствовала обычная оживленность. — Понятно. Ну и как?
— Нормально. Послушай, Мэгги. Я предпочла бы поговорить о тебе.
— Ничего интересного. Я просто сижу и плачу.
— Я приеду к тебе. Ты не должна оставаться в одиночестве.
— Не говори глупостей. Не надо. Мне не нужен никто.
— Неправда. Тебе плохо одной, в этом все дело. Крис будет работать в студии всю ночь...
— Даже если нет, он все равно не приедет домой.
В наступившей паузе Дайна лихорадочно соображала, что бы такое сказать.
— У него проблемы в группе, вот и все. — В ту же секунду она поняла, что как раз этого-то говорить и не следовало.
— Откуда ты знаешь? — голос Мэгги вдруг стал резким.
— Ну... я наткнулась на него вчера. Мы немного поболтали. Обычная дружеская беседа о том, о сем, понимаешь?
— Нет, не понимаю. Что, черт возьми, происходит, Дайна?
— Я не могу понять, о чем ты.
— Ты сегодня вместе с Крисом?
— Мэгги, да что с тобой? Я сказала тебе...
— Я слышала, что ты мне сказала! — отрезала Мэгги и бросила трубку.
— Проклятье! — выругалась Дайна и вновь набрала номер подруги. Она трижды пыталась дозвониться, но каждый раз линия оказывалась занятой.
Встав с постели, она быстро натянула на себя джинсы и велюровую кофточку. Спустившись по лестнице, она прошла через холл в гостиную.
Там она нашла Рубенса в компании довольно высокого атлетически сложенного мужчины. Его немного выцветшие на солнце волосы были аккуратно зачесаны назад. Лицо незнакомца покрывал темный загар. Дайне пришло в голову, что он похож на любителя серфинга, явившегося сюда прямиком с Лагуна-Бич. Единственное в его облике, что противоречило подобному предположению, — влажные карие глаза и совершенно круглые очки в роговой оправе. Незнакомец напоминал Дайне какого-то знакомого из далекого детства, но кого именно, она не могла вспомнить.
— Дайна Уитней, а это — Шуйлер Фолтон, мой адвокат, — представил их друг другу Рубенс.
Фолтон переложил дипломат из буйволиной кожи из правой руки в левую и пожал протянутую ладонь Дайны.
— Итак, — сказал Рубенс, щелкнув пальцами, — давай продолжим.
Фолтон, открыв дипломат, достал оттуда пачку бумаг и вручил их Рубенсу. Тот моментально принялся изучать их.
Дайна тем временем наблюдала за Фолтоном. На лице его — слишком миловидном, чтобы его можно было назвать по-мужски красивым, — подумала про себя она, блестели мелкие капельки пота. Она решила, что очки делают его моложе, чем он есть на самом деле, и вновь попыталась понять, на кого он так похож. Вдруг она отвернулась, едва не прыснув со смеху. Фолтон выглядел в точности, как Кларк Кент.
Она встала к мужчинам спиной и спросила.
— Вы не хотите чего-нибудь выпить?
— Шуйлер не задержится здесь надолго, — бесцеремонно бросил Рубенс, не отрываясь от бумаг.
— Нет... спасибо, — протянул Фолтон. Его лицо медленно покрылось краской.
Рубенс протянул руку и вновь щелкнул пальцами. Фолтон залез во внутренний карман пиджака и извлек оттуда тонкую, элегантную золотую ручку. Рубенс взял ее обвел кружочками два абзаца на той странице, которую он читал. Только теперь он поднял голову.
— Что это такое, черт возьми? — он швырнул кипу листов Фолтону и тот неуклюже поймал ее на лету.
Он взглянул на отмеченные места, но лишь мельком, поскольку прекрасно знал, о чем идет речь.
— Это текст, который я получил от правления компании в Нью-Йорке.
— Правления? Ты хочешь сказать от Эшли, составившего контракт таким образом? Я ясно дал ему понять, что не соглашусь на меньшее, чем пятилетний договор со скользящей шкалой и двумя опционами в год.
— Я... уф... я беседовал с ним сегодня днем. Он говорит, что они боятся завязнуть в этом. Ликвидность...
— К черту ликвидность! В наших интересах оказаться в связке с «Коломбайн». Мне что, необходимо отдавать все распоряжения этим кретинам в письменной форме?
— Эшли сказал...
— Мне плевать, что сказал Эшли! — Рубенс взорвался. — На кого ты работаешь, Шуйлер?
Фолтон молчал, изучая носки собственных ботинок.
— Тебе очень повезло, что мы живем в двадцатом веке. Что делали раньше с гонцами, приносившими дурные вести... Отрубали головы, кажется.
Фолтон прочистил горло и поднял глаза.
— По-моему, отрезали языки.
— Тоже неплохо. — Рубенс подошел к журнальному столику и нажал спрятанную кнопку, отчего крышка одного из ящиков бесшумно скользнула вниз. Внутри ящика стоял белый телефонный аппарат. Рубенс вставил в прорезь тонкую пластиковую карточку и стал ждать, пока номер автоматически наберется.
— Ты приехал один? — поинтересовался он между тем, обращаясь к Фолтону.
— Я, уф...
— Билл привез тебя.
— Я думаю, что это не...
— Да брось ты, Шуйлер. Дайна не имеет ничего против. Почему ты не привел его с собой. Ты ведь знаешь, как я рад его видеть, да к тому же он может соскучиться, сидя в одиночестве. — Вдруг он отвернулся и стал говорить в трубку уже совершенно иным голосом, мягким и приветливым. — Привет, Мардж. Да. Как ты? А дети? Отлично. Извини, что пришлось разбудить тебя. Да, я знаю. Просто пихни его в бок. — Он повернулся и посмотрел на Фолтона так, как должно быть мангуста смотрит на кобру. Когда он вновь заговорил, в его голосе зазвучали стальные нотки. — Эшли, ублюдок, ты соображаешь, что ты делаешь? Да, я знаю, сколько сейчас времени. Шуйлер только что вручил мне контракт с «Коломбайн». Ты знаешь, для чего он годится? Вытереть задницу. — На секунду он замолчал, слушая собеседника, затем продолжал низким угрожающим тоном. — Слушай ты, недоумок. Если ты испортишь эту сделку, я от тебя мокрого места не оставлю. Ты знаешь, что означают пункты семнадцатый и девятнадцатый? Нет? Что «Коломбайн» имеет возможность выйти из договора через три года, и если это произойдет, мы окажемся в дерьме, разумеется, ты не подумал. Чем ты в последнее время думаешь? Только не начинай этого. Я знаю, каковы обязанности Морин при тебе с тех самых пор, как ты ее нанял. Как? Кто, по-твоему, руководит компанией? Да. Так вот не забывай об этом там, за три тысячи миль отсюда, — Рубенс сделал паузу. — Эшли, лучше закончи эту сделку до четверга, когда я и Шуйлер прилетим в Нью-Йорк с новыми контрактами. Правильно. Да, Эшли, с этого момента я буду лично контролировать все, связанное с «Коломбайн». Да. — Рубенс швырнул трубку. — Тупица.
Он посмотрел на Фолтона.
— Вот так. Ты слышал? Чтобы завтра к десяти утра все было в порядке. — Он улыбнулся. — Ты еще не ходил за Биллом? — Он махнул рукой. — Дайна, ты не пригласишь друга Шуйлера зайти к нам пропустить стаканчик на ночь?
— Нет, — сказал Фолтон, прежде чем она успела пошевельнуться. Он повернулся к ней. — Я думаю, он просто шутит.
— Да что ты, дружище, конечно же, нет! — Однако то, что дружелюбие — насквозь фальшивое, было настолько очевидно, что Дайна уже сама почувствовала скрывающуюся за ним ярость. Лишь тонкий поверхностный слой цивилизованности не позволял ей выплеснуться наружу. «Но что же его так взбесило?» — спрашивала себя Дайна.
— Ты должен преодолеть в себе этот комплекс, Шуйлер. Дайне все равно, что ты голубой. Ей приходилось работать с ними постоянно, верно?
Она промолчала, не желая принимать участия в жестокой игре, затеянной Рубенсом.
