Тони Парсонс - Загадка лондонского Мясника
– Здравствуйте, детектив, – сказал кто-то. – В глубине комнаты, сгорбившись в одиноком кресле, сидел Бен Кинг. – Спасибо, что спасли жизнь Гая.
Он говорил очень тихо, и хотя мы никак не могли разбудить больного, я тоже понизил голос.
– Спас его старший инспектор Мэллори. Это он остановил кровотечение.
– Конечно. Я поблагодарю его лично. У вас уже есть какие-то зацепки?
– Нет. – Я помедлил. – Но мы предполагаем, что мистер Филипс видел убийцу и сможет его опознать. Когда очнется.
– Когда очнется, – повторил Бен Кинг. – Будем надеяться, что скоро.
Он встал. Я думал, что политик собрался уходить, однако он просто пожал мне руку. В его глазах стояли слезы.
– Этим убийствам, этим чудовищным злодеяниям нужно положить конец.
В полумраке больничной палаты он пристально взглянул на меня, и в этот момент я почувствовал силу его личности, понял, почему он так быстро достиг вершины.
Шестнадцать
На следующее утро я вошел в Отдел серьезных инцидентов и сразу узнал ее.
Она приехала раньше Мэллори и сидела в кабинете одна, глядя в ноутбук. На мониторе был открыт файл с руководством по расследованию убийств.
Девушка повернулась, спокойно и внимательно посмотрела на меня. Я помнил этот взгляд еще с того дня, когда встретил ее в банке, у выхода из кабинета, где на ковре лежал Хьюго Бак. Однако на самом деле выдали ее непокорные рыжие волосы. Все остальное было другим: сегодня она не надела форму.
– Здравствуйте, детектив Вулф. Наверное, вы меня забыли. Мы встречались в «Чайна Корпс». Я стажер Эди Рен.
– Конечно, я вас помню. Готовитесь стать детективом? И как так вышло?
– Как обычно. Сдала Национальный экзамен, сейчас работаю над портфолио для второго уровня Профессиональной программы расследований. Ну, вы знаете. Нужно показать свои способности и все такое.
– А что делаете здесь?
– Я младший сотрудник, привлечена к делу о двойном убийстве.
– Младший сотрудник? Обычно эту работу выполняет детектив-сержант или детектив-констебль.
– Идут сокращения, – ответила она.
Младший сотрудник подчиняется непосредственно руководителю группы, но выполняет поручения всех, кому нужна помощь. Я помнил, как спокойно вела себя Рен в тот день, когда они с Грином нашли банкира, и не сомневался, что она подходит для этой работы.
– Так вот где все происходит, – сказала Эди.
– Не все, а только часть, – поправил я. – Надо много ходить. Расследование убийств – тяжелый труд. Когда ловили Йоркширского потрошителя, полицейским пришлось проверить пять миллионов автомобильных номеров.
– Да, и все равно ничего не вышло. Видели, что написал Мясник Боб?
Она постучала по клавишам, на мониторе открылась страница социальной сети. Там ничего не изменилось. Все та же фотография Роберта Оппенгеймера. Все то же пафосное хвастовство: «Я – Смерть, разрушитель миров. Убей тех, кто защищает богатых. Убей свиней».
– Ничего нового, – сказал я.
– А как же видео? Там вы.
Эди щелкнула по ссылке, и я увидел себя. Я стоял на четвереньках, из ран на виске и шее тонкими струйками сочилась кровь. Рот открыт, глаза смотрят в пустоту.
Я полз.
Ролик длился всего несколько секунд, но его зациклили, и оттого казалось, что я все время возвращаюсь, словно в каком-то забавном танце. Из угла ко мне приближалась морда свиньи с выпученными от ужаса глазами. Ее рыло почти касалось моего лица, а затем мы отскакивали друг от друга, и сумасшедшая пляска начиналась по новой.
Была и музыка. Точнее, и не музыка вовсе – безумный визгливый смех под ритмичные звуки духовых инструментов. Хохот из темноты, из могилы.
– Кто же вас снимал? – спросила Рен.
– Не знаю.
– Неужели он сам? Убийца?
– Сомневаюсь. Это не его почерк.
– А мне кажется, вполне в его духе. Я нашла песню. Какой-то старинный номер из мюзик-холла. Называется «Веселый полисмен», исполняет Чарльз Джолли.
Точно по сигналу, Джолли перестал хохотать и запел:
За что в тюрьму пойдешь ты,Не знаю сам пока.И он расхохотался,Схватившись за бока.Ах-ха-ха-ха-ха-ха-ха!Ах-ха-ха-ха-ха-ха!Ах-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
– Видео пошло гулять по сети, – сказала Эди. – Заметили, сколько просмотров?
Мой телефон зазвонил. Суперинтендант Свайр.
Я представил, как она сидит в одном из кабинетов на последнем этаже Нового Скотленд-Ярда, откуда открывается вид на реку или парк. По ледяной ярости в голосе я понял, что смотрит женщина не в окно, а на монитор с коротеньким видео. Я больше не был лучшим товаром месяца. Я стал товаром, который сняли с производства.
– Думаю, мы переоценили ваши способности и опыт, Вулф. В тот день на вокзале вы оказались правы, а я ошиблась. Вы получили награду, вам повысили зарплату, перевели к Мэллори. Но знаете, что я думаю… Даже если бы в рюкзаке у парня были пирожки, вы все равно его сбили бы. Такая у вас натура. Я вижу это по вашему личному делу. Не удивляйтесь, у нас в папке есть все. Вы совершенно неуправляемы. Вам известно, почему мы не носим огнестрельное оружие, детектив?
Ответ я знал наизусть:
– Потому что оно нам не нужно, мэм. У нас профессиональные стрелки. Общественность против вооруженных полицейских. Если у каждого офицера будет пистолет, это приведет к снижению социальных норм, которые в данное время находятся на высоком уровне.
– Нет, – сказала она. – На самом деле мы не носим пистолетов из-за таких вот безрассудных негодяев, как вы. Нет, вы даже не обезьяна с гранатой. Вы цифровая бомба!
Она повесила трубку, и я увидел, что в дверях кабинета стоит Мэллори с бумажным стаканчиком чая в руке.
Мне было стыдно взглянуть инспектору в глаза. Не потому, что надо мной потешался целый мир. А потому, что все видели, как я ползу на четвереньках.
* * *В тренажерку идти не хотелось, но я знал: чтобы поспать хоть несколько часов, нужно выжать из себя последние силы. А еще – занять чем-то голову, забыть о моей унизительной славе.
В клубе Фреда, на стене, между черно-белыми фотографиями Сонни Листона и кубинских мальчишек, висела табличка. К закрытию зал опустел, и я подошел взглянуть на нее поближе.
«Если больно – просто слабость выходит из тела», – прочел я.
Хорошее изречение. Временами я в него верил, и оно помогало. Только не сегодня. Тугой жгучий узел в пояснице вряд ли можно было назвать уходящей из тела слабостью. Сегодня боль оставалась просто болью.
Вошел Фред, понажимал кнопки на музыкальном центре и нашел ранние песни группы «Клэш». Зал наполнили сокрушительные гитарные аккорды Мика Джонса и отрывистый голос Джо Страммера, который строчил, точно из пулемета. Фред поднял с пола чье-то полотенце и отнес его в корзину. Когда он вернулся, я стоял, привалившись к канатам, и смотрел на квадрат, который мы называем рингом. Спина онемела. Я думал о том, как вышло, что вещи, причинившие мне такое страдание, могут развлекать остальных.
Фред тоже прислонился к канатам. Пахло сладковатым душком боксерского клуба, гремела музыка. В нашем молчании не было неловкости.
– Совсем не важно, как ты ударишь, – наконец сказал Фред, – важно, как ты держишь удар, как двигаешься вперед, чтобы дать сдачи.
Семнадцать
– Отпускай! – крикнул я.
Скаут, стоявшая на другом конце сверкающей инеем лужайки, выпустила поводок из рук, и Стэн бросился ко мне.
Хэмпстедский парк, раннее воскресное утро. Мы гуляли на самой вершине холма. Похоже, у моей дочери и щенка голова закружилась от солнечного света, свежего воздуха и свободы. Деревья вокруг еще не полностью сбросили красную и золотую листву. Внизу простирался Лондон. Он был как на ладони – от небоскребов делового квартала Кэнэри-Уорф до телевизионной башни. Казалось, весь город принадлежит нам.
Нам бы гулять почаще, подумал я, все время проводить вот так.
На первый взгляд лужайка выглядела совершенно плоской, но, когда щенок переключался на самую высокую передачу, ты вдруг замечал все ямки, все кочки и кроличьи норы. Если на пути встречалось углубление, Стэн отталкивался задними лапами, вытягивал передние и эффектно перескакивал через него. Он будто летел.
– Суперпес! – в восторге крикнула Скаут.
Стэн несся ко мне во весь опор: большие уши развеваются за спиной, глаза сияют, пасть открыта. Его впервые спустили с поводка, и он чуть не обезумел от радости. Мы с дочкой – тоже.
Я присел и широко расставил руки. Спина тут же заныла.
В следующий миг Стэн запрыгал вокруг, пыхтя и обнюхивая кулак, в котором я зажал угощение. Я подставил руку с куриными сухариками, и он стал тыкаться мокрым носом в мою ладонь.
Я придерживал поводок, пока Скаут не подала знак, и Стэн понесся обратно.
