Юхан Теорин - Ночной шторм
— Я подарила ее Катрин на двадцатилетие, — сказала Мирья. — На память о бабушке.
— Катрин очень ее любила.
— Не стоит держать картину здесь. На последнем аукционе работа Торун ушла за триста тысяч.
— Да? Но никто не знает, что она здесь.
Мирья внимательно разглядывала картину.
— Ни одной горизонтальной линии… Вот почему на нее так сложно смотреть, — произнесла она. — Именно так и выглядит буря.
— Торун видела бури?
— Конечно. В первую же зиму на остров налетел сильный шторм. Но Торун все равно пошла к торфянику. Ей нравилось рисовать на открытом воздухе.
— Мы там были вчера, — заметил Йоаким. — Там хорошо.
— Только не в шторм, — продолжала Мирья. — Ее мольберт унесло ветром. Солнце исчезло. Начался снег. Видимость была не дальше метра.
— Но Торун выжила?
— Выбираясь из торфяника, она провалилась в воду, но тут на мгновение видимость улучшилась, и она увидела маяк. В последнюю секунду ей удалось выбраться из воды. Мирья рассказывала, что, выползая из торфяника, Торун видела мертвых… Тех, кого принесли в жертву в древние времена… Она сказала, что они показались из воды и тянули к ней руки.
Йоаким напрягся. Теперь понятно, почему картины Торун такие мрачные.
— С того дня у нее начались проблемы со зрением, — прибавила Мирья. — В конце концов она полностью ослепла.
— Из-за шторма?
— Неизвестно. Но после того дня она не могла открыть глаза несколько дней. Шторм принес песок, смешанный со льдом: это все равно что иголки, летящие в глаза.
Мирья отошла в сторону.
— Людям не нравятся мрачные картины, — сказала она. — Они хотят видеть синее море, спокойное море и цветы. Радостные полотна в светлых рамах.
— Как у тебя.
— Именно так, — энергично кивнула Мирья, не обижаясь на его слова. — Солнечные картины для дачников.
Она огляделась по сторонам:
— Но у вас нет ни одной работы Мирьи Рамбе, не так ли?
— Нет, но у Катрин были открытки.
— Хорошо, — кивнула Мирья. — Открытки тоже приносят деньги.
Йоакиму слова давались с трудом. Он продолжил идти в сторону кухни.
— Сколько картин нарисовала Торун? — спросил он.
— Много. Около пятидесяти.
— А теперь их осталось только шесть?
— Да, только шесть, — с грустью подтвердила Мирья.
— Люди говорят…
Мирья не дала ему закончить, сказав:
— Я знаю, что говорят люди, — что это ее дочь уничтожила картины, которые сегодня стоили бы миллионы… Говорят, я положила их в печь и подожгла, чтобы не замерзнуть.
— Катрин в это не верила.
— Вот как?..
— Она сказала, что ты завидовала Торун… И выбросила ее картины в море.
— Катрин родилась год спустя, она не могла знать, — вздохнув, сказала Мирья. — Я слышала эти сплетни. Мирья Рамбе встречается с молодыми мужчинами, пьет беспробудно… Катрин тебе говорила?
Йоаким покачал головой, вспоминая, как Мирья напилась на их свадьбе и пыталась совратить его юного двоюродного брата.
Они снова оказались на веранде. Мирья застегнула куртку.
— Пойдем со мной, — сказала она. — Я хочу кое-что тебе показать.
Йоаким вышел за ней во двор. Краем глаза он увидел Распутина у забора.
— Здесь все по-прежнему, — заметила Мирья.
Она зажгла новую сигарету и заглянула в темное окно домика для гостей.
— Никого, — констатировала она.
— Агент по продаже недвижимости сказал, что это домик для гостей. Мы собирались привести его в порядок к весне. Такой был у нас план…
— Я жила здесь с Торун три года, — сказала Мирья. — Среди пыли и крыс. Здесь было холодно, как в могиле… Брр. — Она повернулась спиной к дому. — То, что я хочу тебе показать, это там…
Мирья прошла к коровнику и открыла тяжелую дверь. Затушив сигарету, она зажгла свет и знаком позвала Йоакима за собой.
— Это там! — кивнула она на сеновал.
Поколебавшись, Йоаким пошел за ней к лестнице. Через минуту они стояли на сеновале среди старых вещей.
— Тут нельзя пройти, — сказал он.
— Можно, — возразила Мирья и смело пошла прямо, перешагивая через ящики, сумки и ржавые запчасти. Она целенаправленно шла к стене в противоположном конце сеновала. Остановившись, она ткнула пальцем в стену.
— Смотри… Я обнаружила это тридцать пять лет назад.
Йоаким пригляделся. В слабом свете, проникавшем в окно, он различил на стене вырезанные имена, числа, обозначающие годы, и библейские изречения. Рядом со многими именами были кресты.
Надпись «Дорогая Каролина, 1868» была сделана под самым потолком. Ниже Йоаким прочитал: «Мой дорогой Ян, покойся с миром, 1883». Еще ниже: «Памяти Артура Карлсона, утонувшего 3 июня 1911»… Было еще много имен, но Йоаким прекратил чтение и повернулся к Мирье:
— Что это?
— Люди, погибшие на хуторе, — ответила Мирья шепотом. В голосе ее слышно было волнение. — Родственники вырезали здесь их имена… Эти были здесь, когда я была маленькой, а вот эти — совсем новые.
Она показала на имена у самого пола. «Славко», — прочитал Йоаким.
— Наверно, беженцы, — сказал он. — Они останавливались на Олуддене пару лет назад. — Он посмотрел на Мирью: — Но зачем вырезать имена погибших?
— А зачем люди ставят памятники на могилах?
Йоаким подумал о надгробном памятнике для Катрин, который он выбрал на прошлой неделе. Камень должны были доставить перед Рождеством. Он посмотрел на Мирью.
— Чтобы не забыть, — нехотя произнес он.
— Вот именно.
— Ты об этом говорила с Катрин?
— Да, еще летом. Она заинтересовалась. Но не знаю, ходила ли она сюда.
— Я думаю, да, — проговорил Йоаким.
Мирья провела пальцами по вырезанным буквам.
— Когда я подростком обнаружила эту стену, я читала их снова и снова, представляя, кем они были, что они делали на хуторе, почему умерли… Трудно перестать думать о мертвых, не так ли?
Йоаким молча кивнул.
— И я слышала их, — продолжала Мирья.
— Кого?
— Покойных. — Мирья наклонилась ближе к доскам. — Если прислушаться, можно услышать, как они шепчутся.
Йоаким прислушался, но ничего не услышал.
— Я написала книгу об Олуддене, — сказала Мирья по пути к лестнице.
— Да?
— Я подарила ее Катрин, когда она переехала сюда.
— Она ничего не говорила.
Внезапно Мирья остановилась, словно что-то увидела на полу. Нагнувшись, она подняла сломанный ящик и посмотрела на пол.
На полу были вырезаны имена и дата: Мирья и Маркус, 1961.
— Мирья… — прочитал Йоаким. — Так ты тоже написала здесь имя?
Она кивнула.
— Мы не хотели писать на стене и сделали надпись на полу.
— Кто такой Маркус?
— Мой парень. Маркус Ландквист.
Больше Мирья ничего не сказала. Вздохнув, она перешагнула через имена и пошла дальше к лестнице.
Они расстались во дворе. От былой энергии Мирьи не осталось и следа. Она бросила прощальный взгляд на хутор, пообещав:
— Я, может, еще заеду.
— Конечно, — кивнул Йоаким.
— А ты приезжай в Кальмар с детьми. Я угощу их соком и плюшками.
— Конечно… но если Распутину здесь не понравится, я его верну.
— Только попробуй, — ухмыльнулась Мирья.
Она села в «мерседес» и уехала. Проводив машину взглядом, Йоаким повернулся к морю. Где же кот? Дверь в сарай была приоткрыта: они забыли ее закрыть. Темнота за ней манила Йоакима как магнитом. Он снова вошел в темный и холодный коровник. Ощущение у Йоакима было такое, словно он входит в церковь. Забравшись по лестнице на сеновал, он прошел к дальней стене и перечитал все имена на стене — одно за другим. Прижался ухом к стене, но ничего не услышал. Тогда он поднял с пола гвоздь и тщательно выцарапал на стене имя — Катрин Вестин — и дату. Закончив, он сделал шаг назад. Теперь воспоминания о Катрин не сотрутся из памяти. На душе у Йоакима полегчало.
Разумеется, дети были в восторге от Распутина. Габриэль, увидев кота, тут же принялся его гладить, а Ливия — искать молоко. С этой минуты они не хотели разлучаться с котом, но на следующий день их ждали в гости на соседней ферме.
Когда они приехали, старших детей соседей не было дома, только семилетний Андреас, которого вместе с Ливией и Габриэлем отправили на кухню есть мороженое. Йоаким остался в гостиной пить кофе с Рогером и Марией. Они обсуждали ремонт старых домов, но у Йоакима был и другой вопрос:
— Я хотел узнать, не слышали ли вы какие-нибудь истории, связанные с Олудденом?
— Истории? — переспросил Рогер Карлсон.
— Да, какие-нибудь легенды или поверья или истории с привидениями? Катрин об этом с вами не говорила?
Впервые за вечер он произнес ее имя. Йоакиму не хотелось, чтобы соседи подумали, что он помешался на своей покойной жене. Потому что он не был помешан на Катрин.