Тесс Герритсен - Хирург
Как и сама Мэри.
Он позвонил в дверь. И уже через мгновение ему улыбалось лицо, до боли напоминавшее Мэри. У Роуз Коннели были такие же, как у дочери, голубые глаза и круглые щеки, и, хотя волосы ее стали совсем седыми, а возраст избороздил лицо морщинами, нельзя было усомниться в том, что она мать Мэри.
– Как я рада видеть тебя, Томас, – сказала она. – Ты давно не приезжал.
– Извини, Роуз. Я был очень занят. Даже не замечал, какой день недели.
– Я слежу за твоим расследованием по телевизору. Ну и работка у тебя, не позавидуешь.
Он вошел в дом и вручил ей букет ромашек.
– Хотя у тебя и так много цветов, – устало произнес он.
– Цветов никогда не бывает слишком много. И ты знаешь, как я люблю ромашки. Хочешь чаю со льдом?
– Спасибо, с удовольствием.
Они устроились в гостиной. Чай был сладкий и золотистый, каким его пьют в Южной Каролине, где родилась Роуз. Он совсем не напоминал тот унылый напиток, который Мур помнил по своему детству, проведенному в Новой Англии. Комната тоже была приторной, безнадежно старомодной по бостонским стандартам. Слишком много набивного ситца, слишком много безделушек. Но как же здесь все напоминало о Мэри! Она была повсюду. Ее фотографиями были увешаны стены. Трофеями, завоеванными в соревнованиях по плаванию, были уставлены книжные полки. Здесь же, в гостиной, стояло ее детское пианино. Призрак этого ребенка до сих пор витал в этом доме, где она выросла. И Роуз, хранительница домашнего очага, была так похожа на свою дочь, что Муру иногда казалось, что ее голубыми глазами на него смотрит сама Мэри.
– Ты выглядишь усталым, – заметила она.
– Правда?
– Ты так и не был в отпуске?
– Меня отозвали. Я уже был в машине, ехал по автостраде. Главное, упаковал свои рыбацкие принадлежности. Купил новые снасти. – Он вздохнул. – Я скучаю по озеру. Весь год жду этой поездки.
Мэри тоже всегда с нетерпением ожидала поездки к озеру. Он посмотрел на ее спортивные трофеи, расставленные на книжных полках. Она была прирожденной русалкой, и, будь у нее жабры, с удовольствием жила бы в воде. Он вспомнил, как красиво и мощно двигались ее руки, когда она переплывала озеро. И как те же самые руки повисли беспомощными плетями в больнице.
– Когда дело будет раскрыто, – сказала Роуз, – ты сможешь поехать на озеро.
– Не знаю, будет ли оно вообще раскрыто.
– Это на тебя не похоже. Ты что-то утратил боевой дух.
– Это преступление совсем иного рода, Роуз. Я никак не могу понять логику убийцы.
– Но тебе всегда это удавалось. – Она ободряюще улыбнулась.
– Всегда? – Он покачал головой. – Ты мне льстишь.
– Во всяком случае, так говорила Мэри. Ты же знаешь, она любила похвастать твоими успехами. «Он обязательно поймает преступника».
Но какой ценой!" – подумал он, и улыбка померкла на его губах. Ему вспомнились ночи, проведенные не дома, а на месте преступления, пропущенные ужины, выходные, наполненные мыслями о работе. А рядом всегда была Мэри, терпеливо ожидавшая его внимания.
«Если бы мне удалось прожить заново хотя бы один день, я бы каждую минуту этого дня провел с тобой. Не выпуская тебя из постели. Нашептывая нежные слова под теплыми простынями».
Но Господь не делает таких подарков.
_ Она так гордилась тобой, – добавила Роуз.
– А я гордился ею.
– Вы провели вместе двадцать счастливых лет. Не всем так везет.
– Я жадный, Роуз. Я хотел еще.
– И злишься, что тебя этого лишили.
– Да, наверное. Я злюсь из-за того, что именно у нее обнаружилась эта аневризма. И что именно ее не смогли спасти. Я злюсь... – Он запнулся. Глубоко вздохнул. – Извини. Просто тяжело об этом говорить. И вообще все тяжело в последнее время.
– Для нас обоих, – тихо произнесла она.
Они молча смотрели друг на друга. Да, конечно, овдовевшей Роуз было гораздо больнее потерять своего единственного ребенка. Он подумал, сможет ли она простить его, если он вдруг когда-нибудь женится. Или сочтет это предательством? Забвением ее дочери?
Он вдруг поймал себя на том, что не может смотреть ей в глаза, и отвернулся, вновь испытывая чувство вины. Той самой вины, которая не давала ему покоя сегодня, когда он взглянул на Кэтрин Корделл и ощутил прилив желания.
Мур отставил пустой стакан и поднялся.
– Мне нужно ехать.
– Опять работать?
– Да, пока не поймаем его.
Она проводила его до двери и смотрела вслед, пока он шел через ее крохотный садик к калитке. Он обернулся и сказал:
– Запрись как следует, Роуз.
– О, ты всегда мне об этом говоришь, Томас.
– И всегда серьезно. – Он махнул ей рукой, подумав: «А сегодня больше, чем когда-либо».
* * *«Куда мы ходим, зависит от того, что мы знаем. А что мы знаем, зависит от того, куда мы ходим».
Вновь и вновь повторяя эту фразу, словно надоевшую детскую считалку, Риццоли разглядывала карту Бостона, которую прикрепила на стену своей кухни в тот же день, когда было обнаружено тело Елены Ортис. По ходу расследования количество цветных булавок на карте увеличивалось. Три разных цвета символизировали трех разных женщин. Белые были выбраны для Елены Ортис. Голубые – для Дианы Стерлинг. Зеленые – для Нины Пейтон. Булавки очерчивали районы города, в которых проходила жизнь женщин. Место жительства, место работы. Дома близких друзей или родственников. Адреса медицинских учреждений, куда обращались потерпевшие. Иными словами, это была среда обитания добычи. И в какой-то точке повседневной жизни все три женщины обязательно пересекались с Хирургом.
«Куда мы ходим, зависит от того, что мы знаем. А что мы знаем, зависит от того, куда мы ходим».
«А куда ходил Хирург? – заинтересовалась она. – Каков был его мир?»
Поглощая холодный ужин, состоявший из сэндвича с тунцом и картофельных чипсов, и запивая его пивом, она изучала карту. Джейн повесила ее над столом, так что каждое утро за чашкой кофе и каждый вечер за ужином – если, конечно, приходила домой, – взгляд ее неизменно тянулся к этим разноцветным булавкам. В то время как другие женщины развешивали на стенах натюрморты с цветами, милые пейзажи или постеры с фотографиями любимых киноактеров, она украсила свои апартаменты картой города с маршрутами убитых.
Вот к чему свелась ее жизнь: сон, еда, работа. Она жила в этой квартире вот уже три года, но так и не удосужилась создать в ней уют. Здесь не было цветов (а кто бы их поливал?), глупых безделушек, не было даже штор на окнах. Лишь жалюзи. Дом ее, как и вся жизнь, был подчинен работе. Она любила свое дело и жила ради него. Насколько помнила, стать полицейским она мечтала с двенадцати лет, после того как к ним в школу на День выбора профессии пришла женщина-следователь. Сначала класс слушал выступления медсестры и адвоката, затем пекаря и инженера. Ученики все активнее ерзали за партами, вскоре в ход пошли рогатки, стрелявшие бумажными шариками. И вот подошла очередь женщины-полицейского. Когда она встала и все увидели у нее на поясе кобуру, в классе сразу стало тихо.
Риццоли это врезалось в память. Она никогда не забывала, как мальчишки-одноклассники восторженно глазели на женщину в полицейской форме.
Теперь она сама была такой же женщиной-полицейским, и, хотя и вызывала восхищение у двенадцатилетних мальчишек, уважения со стороны взрослых мужчин видела мало.
«Будь лучшей» – такова была ее стратегия. Обойди их в работе, засияй на их фоне. Так вот и получилось, что работать ей приходилось даже за ужином. Трупы в сочетании с сэндвичами. Она сделала большой глоток пива, откинулась на спинку стула и вновь уставилась на карту. Было что-то противоестественное в изучении географии мертвых – мест, где они жили, где проводили время. На вчерашнем совещании доктор Цукер буквально засыпал их профессиональными терминами. Места залегания. Точки пересечения орбит. Арена действий. По правде говоря, ей не нужны были мудреные словечки Цукера и компьютерные программы, чтобы понять, что искать и как это интерпретировать. Глядя на карту, она представляла себе саванну, кишащую добычей. Цветные булавки определяли среду обитания каждой из трех невезучих газелей. Диана Стерлинг обитала на севере, в Бэк-Бэй и Бикон-Хилл. Елена Ортис – на юге, в Саут-Энд. Нина Пейтон – на юго-западе, в пригороде Джамайка-Плейн. Три ареала, не пересекающиеся ни в одной точке.
«А где обитаешь ты?»
Она попыталась посмотреть на город его глазами. Увидела каньоны из небоскребов. Зеленые парки, напоминавшие пастбища. Тропки, по которым брели стада тупой добычи, не подозревая о том, что за ними наблюдает охотник. Блуждающий хищник, который убивает в разное время и в разных местах.
Зазвонил телефон – от неожиданности Джейн вздрогнула, опрокинув бутылку с пивом. Проклятье! Она схватила бумажное полотенце и принялась вытирать лужу на столе, одновременно отвечая на звонок.
– Риццоли.
– Здравствуй, Джейни! – раздался в трубке голос ее матери.
