Ларс Кеплер - Гипнотизер
Йона вернулся к палате Юсефа. Не постучавшись, он вошел, взял пульт, выключил телевизор, включил магнитофон и уселся на стул для посетителей. Юсеф открыл отекшие глаза и без интереса посмотрел на комиссара. Дренаж Бюлау, поддерживавший давление в его проколотом легком, издавал довольно приятное тихое бульканье.
— Похоже, тебя скоро выпишут, — сказал Йона.
— Хорошо бы, — слабо ответил Юсеф.
— Хотя тебя отправят в следственную тюрьму.
— Лисбет сказала, что главный прокурор еще не готов ничего делать, — возразил мальчик, быстро глянув на Карлен.
— Раньше — да. А теперь у нас есть свидетель.
Юсеф прикрыл глаза.
— Кто?
— Мы с тобой долго говорили, — сказал комиссар. — Но ты, может быть, хочешь отказаться от каких-то своих слов или что-нибудь добавить?
— Эвелин, — прошептал Юсеф.
— Ты можешь попасть в тюрьму надолго.
— Неправда.
— Нет, Юсеф, я говорю правду. Можешь на это рассчитывать. Тебя собираются отправить в следственную тюрьму, и у тебя есть право на юридическую защиту.
Юсеф попытался поднять руку, но не смог.
— Вы ее загипнотизировали, — улыбнулся он.
— Нет.
— Слово против слова?
— Ошибаешься, — сказал Йона и посмотрел в чистое бледное лицо мальчика. — У нас есть и техническое доказательство.
Юсеф стиснул зубы.
— У меня нет времени сидеть здесь. Но если ты хочешь что-нибудь рассказать, я могу задержаться, — дружелюбно предложил Йона.
Он с полминуты подождал, барабаня по ручке сиденья, поднялся, взял магнитофон и, коротко кивнув сотруднице соцотдела, вышел из палаты.
В машине комиссар подумал, что надо было, не щадя Юсефа, пересказать ему слова Эвелин и проследить за его реакцией. В мальчишке бурлила самоуверенность. Можно было бы попытаться спровоцировать его и выманить признание.
Пару минут комиссар колебался — не вернуться ли, но потом бросил эту мысль, чтобы не опаздывать на ужин к Дисе.
Было темно и туманно, когда он остановил машину возле нежно-желтоватого дома на Лютценгатан. Подходя к двери подъезда, комиссар почувствовал, что замерз — это было на него не похоже. Быстро оглянулся на площадь Карлаплан — подернутая инеем трава, черные ветки деревьев.
Йона попытался вспомнить Юсефа, лежащего в кровати, но единственное, что лезло в голову, — булькающий и шипящий дренажный аппарат. Комиссара не оставляло чувство, будто он видел что-то важное, но не понял, что именно.
Он думал об этом, когда поднимался на лифте и звонил в дверь Дисы. На звонок никто не открыл. Йона услышал, как на верхнем этаже кто-то вышел на лестничную клетку, тяжело вздыхая или беззвучно плача.
Расстроенная Диса открыла дверь. На ней были только лифчик и колготки.
— Я рассчитывала, что ты опоздаешь, — объяснила она.
— А я вот пришел пораньше, — сказал Йона и легко поцеловал ее в щеку.
— Зайди, пожалуйста, и закрой дверь, пока соседи не рассмотрели мои колготки.
В уютной прихожей пахло едой. Комиссар задел головой бахрому розового абажура.
— Я приготовила морской язык с картошкой, — сообщила Диса.
— С топленым маслом?
— И с грибами, петрушкой и мясным соусом.
— Прекрасно.
В квартире все было стареньким, но милым. Всего две комнаты и кухня — зато с высоким потолком. Большие окна выходят на Карлаплан, тиковые рамы, потолок из лакированных деревянных панелей, идеально подметенный пол.
Йона прошел за Дисой в спальню. Остановился, пытаясь понять, что же он видел в палате Юсефа. На незастеленной кровати лежал работающий ноутбук. Диса разбросала кругом книги и листы бумаги.
Комиссар сел в кресло и стал ждать, когда она оденется до конца. Она молча повернулась к нему спиной, и он застегнул молнию на простом узком платье.
Йона глянул в открытую книгу и увидел черно-белое изображение карты. В глубине фотографии улыбались археологи, одетые как в сороковые годы. Они словно собирались начать раскопки — выставили пятьдесят флажков, разметив площадку.
— Это захоронения, — тихо сказала Диса. — Флажками обозначаются места захоронений. Того, кто раскопал это место, звали Ханнес Мюллер. Умер совсем недавно, но сто лет ему точно было. Все время в институте. Был похож на милейшую старую черепаху…
Она стояла перед высоким зеркалом, заплетая гладкие волосы в две тонкие косички. Обернулась, посмотрела на него.
— Ну как?
— Прекрасно, — ласково сказал Йона.
— Да, — печально ответила она. — Как твоя мама?
Йона поймал ее руку и прошептал:
— Хорошо. Передает тебе привет.
— Как мило. Что она сказала?
— Что ты не сумеешь заботиться обо мне.
— Не сумею, — мрачно согласилась Диса. — Мама, конечно, права.
Она медленно запустила пальцы в его густые встрепанные волосы. Посмотрела на него, неожиданно улыбнулась, выключила ноутбук и поставила его на бюро.
— А известно ли тебе, что в дохристианские времена младенцы не считались полноценными людьми, пока их не поднесут к груди? В те времена можно было после родов бросить младенца в лесу.
— Другие решали, быть ли человеку человеком, — медленно проговорил Йона.
Диса открыла гардероб, вытащила обувную коробку и достала темно-коричневые босоножки с мягкими ремешками, на изящных деревянных каблуках.
— Новые? — спросил Йона.
— Серджио Росси. Сама себе подарила. У меня же такая негламурная работа. Целыми днями роюсь в глине.
— Ты все еще в Сигтуне?[10]
— Да.
— Что-нибудь нашли?
— Расскажу, когда сядем за стол.
Йона показал на босоножки:
— Симпатичные, — и поднялся с кресла.
Диса отвернулась и ехидно улыбнулась через плечо:
— К сожалению, у них вряд ли есть твой размер.
Йона вдруг прислонился к стене:
— Подожди…
Диса вопросительно посмотрела на него.
— Я пошутила, — объяснила она.
— Нет, его ноги…
Йона прошел мимо нее в коридор, достал из куртки телефон, позвонил в центр связи и велел срочно отправить подкрепление в больницу, к Сунессону.
— Да что случилось? — спросила Диса.
— Его ноги. Они были совершенно грязные. Мне сказали, что он не может пошевелиться, но он выходил из палаты. Он выходил из палаты и где-то бродил.
Комиссар набрал номер Сунессона. Когда никто не ответил, он накинул куртку, шепнул «извини», выскочил из квартиры и помчался вниз по лестнице.
Примерно в те минуты, когда Йона звонил в дверь Дисы, Юсеф Эк сидел на своей койке.
Прошлой ночью он убедился, что может ходить. Соскользнув на пол, он был вынужден какое-то время постоять неподвижно, держась за спинку кровати. Боль от множества ран обожгла его словно кипящим маслом, от рези в печени на мгновение потемнело в глазах — но ходить он мог. Выдернул шланги капельницы и дренажного аппарата, проверил, что лежит в шкафчике с медицинскими материалами, и снова улегся.
Прошло полчаса после того, как ночная сестра заглянула пожелать спокойной ночи. В коридоре было почти тихо. Юсеф осторожно вытянул катетер из запястья, ощутил, как засосало в шланге, когда он вышел из тела. Тонкий ручеек крови протек на колени.
Вставая с постели, Юсеф не ощутил особенной боли. Мальчик подошел к шкафчику с материалами, нашел компрессы, скальпели, одноразовые шприцы и бинты. Дрожащими руками вскрыл упаковку со скальпелем и перерезал дренажный шланг. Оттуда вытекла кровь со слизью, и левое легкое сжалось. Заболело под лопаткой, Юсеф слабо кашлянул, но не почувствовал особых изменений, не ощутил, что легкое стало работать хуже.
Внезапно в коридоре послышались шаги — резиновые подошвы по линолеуму. Юсеф со скальпелем в руке встал возле двери, поглядывая в окошко и ожидая, что будет.
Медсестра остановилась и заговорила с дежурным полицейским. Юсеф услышал, как они чему-то смеются.
— Я бросила курить, — сказала медсестра.
— Если у вас есть никотиновый пластырь — не откажусь, — продолжал полицейский.
— Я и с этим покончила. Но вы выйдите во двор, я пока побуду здесь.
— Пять минут, — клятвенно заверил полицейский.
Полицейский ушел. Звякнули ключи, медсестра пошелестела какими-то бумагами и вошла в палату. Казалось, она удивилась — и только. В углах глаз обозначились морщинки, когда лезвие скальпеля туго вошло в ее горло. Юсеф оказался слабее, чем рассчитывал, ему пришлось резануть несколько раз. Его тело напряглось и все горело от резких движений. Медсестра упала не сразу — сначала она пыталась сопротивляться. Какое-то время они возились на полу. Ее тело взмокло от пота и источало тепло. Юсеф хотел подняться, но поскользнулся на ее широко рассыпавшихся светлых волосах. Когда он вытаскивал скальпель, женщина странно пискнула. Потом засучила ногами, и Юсеф долго смотрел на нее, прежде чем выйти в коридор. Платье задралось, и он пристально разглядывал розовые трусики под нейлоновыми колготками.
