Анна Белкина - G.O.G.R.
— Кораблинский, какой сейчас год? — поинтересовался Недобежкин, приблизившись к присмиревшему буяну.
— Восьмой, а что? — неподдельно удивился Кораблинский и поднялся на ноги. — Сидоров? — узнал он Сидорова, случайно заглянув через плечо милицейского начальника.
— Я, Эдуард Всеволодович, — кивнул Сидоров.
— Значит, восьмой, хорошо, — согласился Недобежкин, едва подавляя улыбку. — А десятый не хотите?
— В смысле? — не понял Кораблинский.
— Скажите, вы где находитесь? — осведомился Недобежкин.
— Н-на службе, а что? — выдавил Кораблинский, вытерев нос кулаком. — Чёрт, что на мне напялено?
Он отшатнулся от собственной руки, так не понравились ему лохмотья Грибка.
— Эт-то, что — какая-то шутка? — пролепетал он, побелев. — Сидоров, первое апреля давно прошло…
— Нет, не шутка, — возразил Недобежкин. — Меня зовут полковник Недобежкин Василий Николаевич. Я — начальник Калининского РОВД. А вы, Кораблинский, почитай, уже два года проживали под именем Грибок, и вспомнили свою фамилию только сегодня.
— Вы что? — попятился Кораблинский и едва удержался, чтобы не обрушиться в глубокий обморок. — Какой Грибок? Какое Калининское РОВД? Вы от Рыжего, да? Похитили, гады? Взятку всучить не получилось — так похитили? Сидоров, ты что, с ними заодно, да? А я доверял тебе, крот! Оборотень! Ну, знайте: вены себе перегрызу, а шестерить на вас не стану!
— Стойте, стойте! — попытался остановить его Недобежкин. — Никакого Рыжего — это раз. Сейчас десятый год — это два. И…
Недобежкин не успел выразить мысль, потому что Кораблинский вдруг сорвался с места и ринулся в драку. Он бы засветил Недобежкину в глаз, если бы Серёгин с Сидоровым не подскочили сзади и не завели ему руки за спину. Кораблинский дёргался, вырывался, плевался ругательствами.
— Бандюги позорные, амбалы! Не заставите, не буду!
— Уфф, — прогудел Недобежкин, вытерев ладонью лоб. — Пускай посидит пока. Чёрт! Осточертело! По домам, ребятки… Завтра поработаем. А сегодня — у всех выходной!
С этими словами милицейский начальник просто развернулся и покинул камеру — до такой степени взвинтили его все эти «порченые». Недаром из-за них уволилось столько гипнотизёров…
Глава 96. Страдания Вертера
После того, как Николай Светленко чудом избежал ареста и «погиб» для всего мира — его жизнь лучше не стала. Даже наоборот: ему было абсолютно негде даже переночевать, не то, что жить. Ни кола, ни двора — хоть в гараже живи! Чтобы найти кров, гордый Интермеццо на коленочках приполз к бывшим своим корешам, которых, уезжая в Германию на криминальные «заработки», он направо и налево обзывал «бездарностями», «медлительными олухами», «червяками» и «слизняками». Первый «червяк» весил килограмм сто двадцать и имел кликуху «Хряк». Хряк жил один в двухкомнатной квартире и «работал» вымогателем. Семьи у него не было: во-первых, работка слишком уж «пыльная». А во-вторых — сам он не подарок: моется три раза в год, ест за семерых, да и развлекается тем, что прямо в квартире стреляет из боевого пистолета по бутылкам, которые сам освободил от водки. В общем, неприятная картина, по всем параметрам неприятная. Можно себе представить, какие муки претерпел чистоплотный Коля, заставляя себя проситься на ночлег в его страшенной берлоге.
Хряк пожевал жирными губами, отъел солидный кус от жареной куриной ноги и сообщил сытым голосом:
— У меня жить негде: самому тесно… Да и жратвы нету, — и отъел второй кус. — К Черепахе ползи — он гостеприимный — авось, приютит! — и издал мерзкую отрыжку.
Коля даже обрадовался тому, что не придётся жить у Хряка. Пока он сидел на его кухне — так едва не задохнулся от висящего там амбре: еда пахнет, переполненная мусорница пахнет, да и сам Хряк — тоже… пахнет. Нет, «король воров» Интермеццо слишком аристократичен, чтобы водворить свою персону в такую жуткую нору.
Человек по имени Черепаха тоже «пахал в поте лица»: угонял дорогие и редкие иномарки. Он всё время скрывался: то от правосудия, то от бандитов, и жил в неприметной однокомнатной клетушке в далёком Будённовском районе. «Черепаха» — это не кличка, а фамилия, ставшая кличкой. У него так и в паспорте написано: «Виталий Черепаха».
Коля насилу обнаружил среди засоренного отходами человеческой жизнедеятельности частного сектора тот старенький двухэтажный домик с ободранными стенками, где приютилась та самая клетушка. На высоком, крошащемся крыльце расположились трое пропитых мужичков. Видимо, это были Черепахины соседи. Один из них на глазах Коли вытащил из грязной авоськи бутылку дешёвой водки и водрузил её на ступеньку, не подстелив и газетки.
— Э, ты хто? — пробухтел другой мужичок, недоверчиво покосившись на Колю покрасневшим залитым глазом.
— Черепаха дома? — хмуро спросил Коля, отворачиваясь от противного запаха перегара.
— Ба! — ответил третий мужичок, который до этого молчал. Поди разберись, «да» это, или «нет».
— Выпей, легче станет! — подвинулся первый. — А то я смотрю, смурной ты, шо пёс бездомный!
— Так и есть — бездомный, — вздохнул Коля и зашагал вверх по вытертым и выбитым ступенькам.
Коля знал, в какой из этих нор прозябал Черепаха — вон в той, дальней, под номером «семь». Ну и дверь — доска дырявая какая-то, а не дверь. Даже если Коля дунет — эта так называемая дверь сорвётся с проржавевших петель и бухнется на пол. Звонок у Черепахи сожгли — около поцарапанной лутки непонятного цвета торчал его чёрный оплавленный остов.
Коля несильно постучал в дверь кулаком: боялся прошибить в ней дыру. За дверью висела тишина. Кажется, там даже стало тише, чем до того, как Коля постучал. Шифруется, собака — небось, снова напортачил со своими тачками и попал на чей-нибудь прицел.
— Открывай, Черепаха, это я, Колян! — негромко прикрикнул Коля, желая разогнать тишину и вызвать дружка на контакт.
— Нет! — затравленно пискнули за дверью. — Иди, иди, отсюда!
— Нарвался? — осведомился Коля, пока что, не собираясь никуда уходить.
— Ага!
— Открой дверь, а? — попросился Коля. — Тут нету никого — только три алконавта на ступеньках чалятся.
— Нету? — после этого вопросительного слова хлипкая дверишка скользнула в сторону и образовала неширокую щель, из которой выдвинулся длинный Черепахин нос. — Чего надо? — прошептал он, не желая высунуть ничего кроме этого носа с бородавкой.
— Хаты нету, — буркнул Коля, пытаясь просочиться в эту щель. — Пусти, а?
— Нет… нет… — забрыкался Черепаха и попытался захлопнуть свою чахлую дверь, выдворив Николая «за борт».
Но Николай был не лопух: он успел поставить ногу в дверной проём и помешать дружку от него отгородиться.
— Ну, совсем негде жить… — просительно пролепетал он, подавляя брезгливость. — На недельку хотя бы, пока ксиву не заготовлю.
— Ты что, с дуба грянул?? — перепугался Черепаха, выпихивая Колину ногу из своей квартиры. — Неделька?? Какая тебе неделька, крендель? Мне жить, может быть, день, или два осталось, а ты — «неделька»!
— У тебя что, рак? — прогудел Коля, удерживаясь в дверном проёме.
— Убьют меня, пельмень! — взвизгнул Черепаха и сделал отчаянную попытку избавиться от Коли, толкнув его обеими руками. — Тупой ты, как баклан! Набегут бандюги с пушками — БАХ! БАХ! — и готово! И меня и тебя порешат, как куря́т! И хату запалят. Этого хочешь? Нет? Давай, проваливай!
Порешат, как курят? Ха! Колю вон, уже сколько раз собирались то порешить, то забить в тюрягу! А он выкрутился: и от Серёгина отбоярился и «рейхсфюрера» Артеррана с носиком оставил! Вот, только, спать негде… Всё, надо заходить — надоело мыкаться туда-сюда.
— Пшёл! — процедил Коля и сурово втолкнул дружка в убогую мизерную прихожую.
— А-ай! — пискнул Черепаха и от неожиданности даже шлёпнулся на пол около рассохшейся тумбочки под битым зеркалом.
— Ну, да, с такой мускулатурой тебя и гномик Вася завалит! — Коля отпустил жёлчную шуточку по поводу физической формы тощего Черепахи и продвинулся дальше, на кухню.
На кухне царил почти такой же «образцовый порядок», как и у Хряка: в заквецанной раковине высится «Джомолунгма» грязной, уже засохшей посуды, на столе — вообще, хаос, обои чем-то заляпаны… Ладно уж, на стенках — но на потолке-то почему?
— Хоть бы убрал свой кавардак! — крикнул из кухни Коля, думая, что не сможет съесть тут и кусочка: стошнит.
— У меня — депрессия, бо мне жить осталось с гулькин нос! — проныл Черепаха, притащившись из прихожей. — Я же сказал, проваливай, а ты: «Пшёл», «Пшёл»! Живи теперь, раз узурпировал, не смею мешать!
— Ух, будь у меня пистолет — сам бы продырявил тебе одно место! — рыкнул Коля, брезгливо взяв грязную кружку двумя пальчиками. — Уделал бы тебе гудок с проволо́кой, чтоб не паясничал мне тут, «крендель»! Или ты — «баклан»? На кого нарвался-то?
