Эндрю Клейвен - Час зверя

— Да ты не пугайся, — утешила ее миссис Андерсон, — он тебе ничего не сделает. А вот и доктор идет.

Нэн неуклюже повернулась — словно кукла на веревочках. Обратила больные глаза к двери, бессмысленно повторяя:

— Волшебное слово? Волшебное слово? Господи Иисусе Христе! Вызволи меня отсюда!

И тут, насвистывая, в кабинет вошел врач.

— «Час зверя»!

Оливер удивленно обернулся.

— «Час зверя» и другие стихи.

— Да, — подтвердил Перкинс, — откуда вы знаете?

— Это книга.

— Верно.

— Вы ее автор.

— Откуда вы это знаете, в самом-то деле?

Собеседник мигнул, лицо его оставалось бесстрастным. «Какой чудной, опасный малый», — подумал Перкинс. Коротышка, пройдешь и не заметишь. Кроткое круглое личико. Нос картошкой, на лоб нависают кудрявые волосы. Глазки мигают за стеклами очков в тонкой проволочной оправе, а выражение лица ни на миг не меняется. Высокий пронзительный голос столь же неизменен. Куртка военного образца будто приросла к плечам.

Натаниель Муллиген, детектив, департамент полиции Нью-Йорка. Они сидели вдвоем в кабинете Шестого участка. Одно из тех лишенных жизни помещений, которые создают специально для чиновников. Стены из зеленого цемента. Белый линолеум на полу. Глухие окна во двор. Повсюду бумаги. Четыре огромных стола, все из блестящего металла, с деревянной поверхностью, и все без определенного владельца. Четыре черных вертящихся кресла, четыре стула из черной пластмассы. Перкинсу, само собой, досталось пластмассовое сиденье. Муллиген остался стоять, запихнув руки в карманы окопной куртки. Стоит и таращится на него в упор. То и дело мигает.

Детектив выдержал продолжительную паузу. Разумеется, один из приемов его ремесла. Нагнетать напряжение. Сработало: Перкинс задергался. Всякий раз, когда разговор вот так прерывался, перед глазами вновь вставало лицо девушки, отрезанная голова глядела из унитаза. «Она ведь была живая», — думал он. Щебетала нежным девичьим голосом. Оливер вспомнил телевизионные камеры, нацелившиеся на дверь старого коттеджа. Репортеры сгрудились вокруг патрульного, который вынес голову в белой пластмассовой корзине. «Боже, это покажут в вечерних новостях, бабушка будет смотреть… ее хватит удар. И Зах? Как же Зах? Где он, черт побери?»

Муллиген, вынув одну руку из кармана, протянул Перкинсу книгу. Перкинс узнал ее сразу, хоть книга и была запакована в целлофан. Белая обложка, скромные черные буковки. Детектив выложил ее на стол перед самым носом поэта. Автор покосился на свое творение.

«ЧАС ЗВЕРЯ

и другие поэмы

Оливера Перкинса»

На белом пластике под его фамилией рыжело ржавое пятно, точно такое же пересекало букву Ч. Кровь. Господи Иисусе. Кровь, кровь повсюду. Язык разбух, еле вмещается во рту.

— Где вы нашли это?

— На полу возле кровати, — ответил Муллиген, — рядом с телом. Вы не знаете, как книга попала туда. — Еще одна полицейская уловка. Муллиген не задавал вопросов. Он заранее снабжал Оливера ответом, и, несмотря на то что его тон оставался невыразительным, эта манера придавала ему ироническое звучание. Что бы ни говорил после этого Перкинс, его слова казались заведомой ложью.

— Нет, — подтвердил Перкинс. Облокотившись на стол, он привычно прищемил нос большим и указательным пальцами, прикрыл глаза. Как трудно сосредоточиться за этим столом. Надо отыскать Заха. Надо сообщить страшные новости бабушке. Уже поздно, начало второго. Его долго продержали в коттедже, а затем еще тут, в управлении. Часами допрашивали. — Нет. Я не знаю, откуда взялась эта книга.

Муллиген вновь погрузился в молчание. Перкинс чуть не взвыл от тоски.

Выпрямился. Открыл глаза, стараясь не встречаться взглядом с детективом. Оглядел захламленные столы, безглазые окна. Физически ему полегчало. Рвота пошла на пользу, прочистила все внутренности. Кто-то из полицейских угостил кофе с булочкой. Ему удалось проглотить пару кусков, пока отрубленная голова не замаячила вновь перед его взором. «Посмотри, что они сделали со мной, Оливер! Господи Иисусе!»

Тем не менее похмельный туман окончательно рассеялся — и на том спасибо. С другой стороны, его задержали по подозрению в убийстве. В жизни всегда так, плюсы уравновешивают минусы — и наоборот.

— Этот дом, коттедж, принадлежит не вам, — тихо продолжал Муллиген.

Перкинс, надув щеки, медленно испустил вздох.

— Нет. Это дом моей бабушки.

— Ее имя?

— Мэри Фланаган.

Близорукий детектив вновь замигал. С его очков брызнули блики флюоресцентного света.

— Неплохой дом, — прокомментировал он.

— Угу.

— И все же она переехала.

— Она пытается продать коттедж.

— У вас есть ключ от него.

— Верно.

— У нее тоже есть ключ.

— Разумеется.

— И больше ни у кого.

Перкинс заколебался. Инстинкт защитника властно повелевал солгать. Однако маленький лысеющий человечек в куртке военного образца неумолимо мигал, глядя ему в лицо, и Перкинс догадался, что ложь его не спасет.

— У брата тоже есть ключ, — откликнулся он, — у моего брата Захари.

Муллиген, наклонив голову, едва заметно кивнул.

— У вашего брата Захари.

— Да. У всех членов семьи. У каждого из нас есть ключ. Черт побери, он есть и у маклера. В дом мог зайти кто угодно.

— Вы пришли туда сегодня утром.

— Да.

— Потому что вы…

Перкинс вновь помедлил с ответом, и вновь Муллиген стоял над ним, вроде бы ко всему безразличный, глубоко засунув руки в карманы защитной куртки, кроткое детское личико безмятежно. «Какого черта он не снимает куртку даже в комнате?» — раздраженно подумал Перкинс.

— Потому что я искал Заха, — довершил он начатую Муллигеном фразу.

— Вашего брата?

— Да.

— Он исчез.

— Нет! — Дерьмо! — Вовсе нет. Просто… я просто не знал, куда он подевался, — неуклюже закончил Оливер.

— В коттедже его не было.

— Совершенно верно.

— Никого — только та девушка наверху.

Перкинс покачал головой. Его уже тошнило. Если этому маленькому мерзавцу нужен ответ, пусть сперва задаст вразумительный вопрос.

Детектив замигал и посмотрел на Перкинса сверху вниз. Перкинс, оскалившись, выдержал его взгляд. Подготовился выдержать и очередную паузу.

— У покойницы ключа не было, — внезапно произнес Муллиген своим высоким пищащим голосом.

— Почем я знаю.

— Верно. Вы не знакомы с ней.

— Я вам уже говорил.

— Точно. Однако возле нее нашли вашу книгу.

Глаза Перкинса сверкнули.

— Возле нее лежала моя книга?

— И вы не можете объяснить, как она там оказалась.

— Может, поклонница. Чего еще ждать от девушки, которая сует голову в унитаз. — Едва произнеся эти слова, Перкинс вновь почувствовал дурноту. Даже недвижное лицо полицейского слегка дрогнуло, губы скривились от неприязни к поэту. — Послушайте, я уже говорил вам, — тихо продолжал Перкинс, — я не знаю эту девушку. Никогда ее не видел и понятия не имею, откуда взялась книга.

Последовала очередная хорошо рассчитанная пауза. Как это Муллиген может стоять вот так: руки в карманах, безмятежное лицо, ни одного лишнего движения. Сам Перкинс так пристально смотрел на него, так ждал его слов, словно все зависело лишь от этого коротышки в хаки. Светло-зеленые стены, белый оцарапанный линолеум на полу, покинутые, загроможденные бумагами столы — все лишилось значения, все лишь декорации для детектива Муллигена. Перкинс стиснул зубы, на скулах заходили желваки.

— Расскажите, что вы делали прошлой ночью, мистер Перкинс, — вежливо обратился к нему Муллиген.

— Выступал со стихами в кафе.

— Вы там завсегдатай.

— Да. Пришел домой около часу ночи. Привел с собой девочку.

— Ее имя…

— Не помню. Милли. Я не помню ее фамилию. Можно узнать. Может, Молли.

— Милли-Молли.

— Нет, я имею в виду — ее звали Молли. Минди, наверное.

— Молли Минди.

— А, не важно. Надо спросить в кафе.

Муллиген чуть заметно выпятил подбородок.

— Вы там всех знаете, — проворчал он. — В этом кафе. Вы знаете, кто присутствовал на вашем вечере.

— Конечно. Разумеется. Почти всех. Кроме этой Молли. Ну… знаете, как это бывает.

— Вашего брата там не было.

— Заха? Не было.

— Бабушки тоже.

— Бабушке хорошо за восемьдесят. Больное сердце. Она из дома-то не выходит. Оставьте ее в покое, ясно?

— А как насчет Тиффани Бернштейн?

Вопрос прозвучал чересчур неожиданно. Перкинсу показалось, что его крепко лягнули в живот. Он почувствовал, как резко побелело его лицо. Волосок, он слишком хорошо помнил серебряный волосок на постели.

— Что вам известно о Тиффани? — негромко уточнил он.

— Она — подружка вашего брата.