Джим Хоган - Шифр Магдалины
Русский отрицательно покачал головой.
— Прозит! — воскликнул он и чокнулся с Данфи. Затем сделал небольшой глоток и широко улыбнулся. После чего возвратился к делу. — Отнюдь, с телефоном все в порядке. Мужской голос ответил мне: «Мистера Торнли нет на месте. Он вам может перезвонить?» Ну, почему бы и нет? И я дал ему свой номер. Два часа спустя ко мне в дверь стучит какой-то подонок из британского посольства, а с ним чешские детективы.
— Боже мой, Макс, мне очень жаль! Что им было нужно?
— Ты!
Данфи хмыкнул.
— И что ты им сказал?
Сетяев пожал плечами:
— Ничего. Сказал, что нашел твой номер в «Гералд трибюн». В старом выпуске.
— И они тебе поверили?
— Нет! Конечно, не поверили. — Он помолчал немного и, не меняя темы разговора, перешел непосредственно к делу. — Ну-с, итак, что, дружище?
Данфи удивленно взглянул на него.
— Что?
— Что я могу для тебя сделать? Ты ведь недаром проделал такой долгий путь, я полагаю?
Данфи широко улыбнулся. Ему нравилась прямота и непосредственность этого русского.
— Ну, для начала, — сказал он, бросая на стол небольшой конверт, — мне нужен паспорт… пара кредитных карт. В конверте фотографии, которые я сделал в аэропорту.
Макс задумчиво кивнул:
— Хорошо. Какую национальность предпочитаете?
Данфи улыбнулся:
— Любую. Естественно, только не надо меня делать нигерийцем или японцем…
— Значит, сделаем канадцем. У меня есть бланки. На любое имя. Абсолютно легитимные документы.
— Великолепно!
— Недешево, зато не подкопаешься. Ну и кредитные карты тоже не проблема.
— Чудесно!
— Но вначале мне нужен депозит. Наличными. Не для меня. Для открытия «Визы». Хорошо?
— Да, конечно, — согласился Данфи, — прекрасно. — Он сделал глоток «Бехеровки» и чуть не подпрыгнул. — Что это?
— Никто не знает. Великая тайна. Чехи утверждают, что для ее приготовления требуется двадцать трав. Но не говорят каких.
— Мне понравилось.
— Мне тоже. Ну а теперь вернемся к паспорту. Ты не спросил о стоимости.
Данфи пожал плечами.
— Да, значит, проблемы действительно серьезны! Или, возможно… ты приехал не только ради паспорта.
— Верно.
Макс улыбнулся:
— И?..
— Точнее будет сказать, не только за паспортом.
— А… — Макс глотнул ликера, глубоко вдохнул через нос и спросил: — Ну и о чем речь?
— Вот об этом, — ответил Данфи, достал из портфеля удостоверение «Андромеда» Джина Брейдинга и протянул Максу.
Макс нацепил на переносицу очки для чтения и стал вертеть документ в руках, внимательно его изучая. Минуту он ничего не говорил, а затем пристально взглянул на Данфи.
— Ты знаешь, что это?
— Конечно. Голограмма, как те, что лежат у тебя на столе. Поэтому я и пришел сюда. Я подумал, что если кто-то и может сделать нечто подобное, то только ты.
Макс отрицательно покачал головой:
— Здесь не простая голограмма, а радужная голограмма…
— Что за ерунда?
— Ее можно видеть при обычном освещении, при дневном… вот как теперь.
— Сложно скопировать?
— В прошлом году было очень сложно. Сегодня уже не очень. Но страшно дорого. — Макс повертел удостоверение в руках, внимательно его рассматривая. — Знаешь, как делаются такие вещи?
— Нет, — ответил Данфи.
— В домашних условиях даже и не пробуй. Тебе понадобятся лазеры. Мои мне сделали в институте в Киеве. У них там превосходные специалисты. Работают очень быстро. Прототипы изготавливают за два-три дня.
— Значит, все-таки можно! — воскликнул Данфи, подробности его не интересовали.
Макс глянул на него с неодобрением.
— Это будет стоить больших денег, дружище. Я бы на твоем месте обязательно спросил — почему?
— Извини, — произнес Данфи, как будто был школьником, которому сделали замечание на уроке за болтовню.
— Ты знаешь, что такое лазеры?
— Ну конечно.
Макс отрицательно покачал головой:
— Нет, ты не знаешь, что такое лазеры. Ты только думаешь, что знаешь. По сути, лазер — луч света с единственной частотой. Одним цветом. Очень мощный. Когда делают голограмму, луч расщепляют. — Данфи кивнул. — И появляются два луча из одного источника. Первый — такой, как в лампе-вспышке. Бам! Он сталкивается с объектом, и… что происходит со светом?
Данфи пожал плечами.
— Не знаю, — сознался он. — Он уходит прочь. В пространство.
— Пожалуйста, подумай, — сказал Макс. Само его терпение было похоже на упрек. — Когда свет встречается с каким-либо объектом, с любым объектом, любой свет… Что происходит?
— Он отражается.
— И отраженный свет?
— Не знаю. Куда-то уходит.
— Нет. Экспонирует пленку, в результате чего получается голограмма, — поправил его Макс.
Данфи попытался оправдываться:
— Ты не сказал, что речь идет о пленке.
Макс резко выдохнул.
— Что, по-твоему, голограммы существуют в пустом пространстве? Голограмма — это изображение на пленке!
— Хорошо, и…
— Мы имеем два луча света. Потому что разделили луч. И второй луч не светит прямо на объект, а непосредственно сфокусирован на пленке. Поэтому на поверхности соединяются два луча и создают интерферограмму, по сути, являющуюся зашифрованной картой объекта. Всех завитков и полосок, углублений и выступов. Визуально настоящий хаос. Но если лазер направить под определенным углом, образ объекта воссоздается как абсолютно точная копия. В трех измерениях! Чудо! Так, словно сам объект, а не его копия находится перед вами. В пространстве!
— Да, страшновато, — пробормотал Данфи, заерзав в кресле. — Что они еще напридумают?
— Уважаемый мистер Сарказм! Вы смеетесь, но ведь на самом деле это намного страшнее, чем вы думаете, — заметил Макс. — Пропусти пленку через блендер, порежь ее на куски — изображение все равно сохранится. Вы ведь ни о чем таком и не слыхивали.
Данфи отрицательно покачал головой.
— Подобное происходит потому, что изображение распределяется по всей пленке. Так что каждый отдельный кусок содержит целое изображение. Как наша память и клетки мозга. — Макс с улыбкой откинулся на спинку своего кресла. — Нечто невообразимое, не правда ли?
Несколько мгновений Данфи молчал, созерцая дидактический восторг Макса. Наконец он произнес:
— У меня большие, очень большие проблемы, Макс. Я говорю серьезно. И время…
Макс энергично кивнул.
— Понимаю, — сказал он, наклоняясь вперед с заговорщическим видом. — Но это обычная голограмма. Которую рассматривают в темноте или при особом освещении. А чтобы сделать такую, радужную голограмму, нам необходимо усилить яркость изображения.
— И ты хочешь пересказать мне весь процесс?
— Да, конечно, и без утайки. — Он глубоко вздохнул. — Итак, что происходит? — спросил он. — Мы фотографируем объект через горизонтальную щель. В данном случае концентрация света еще выше, а изображение еще ярче. Голограмма называется радужной, потому что щель подобна призме. Поверни голову или предмет с голограммой: кредитную карточку, коробку компании «Microsoft» — и свет распадется на составные части спектра.
— На цвета.
— Именно. Как в радуге.
— Ну что ж, спасибо за урок физики, но, возможно, мне и не понадобится голограмма. В первую очередь мне нужно такое же удостоверение, но с моим отпечатком пальца. Поэтому нет нужды прибегать к помощи Киева. Просто сотри отпечаток этого парня и вместо него помести туда мой.
Макс отрицательно покачал головой:
— Невозможно. Если я вскрою ламинированную оболочку, голограмма будет уничтожена.
— Но ведь ты можешь ее скопировать?
— Да-да, конечно, но… все не так просто, как кажется. Придется полностью переделывать документ…
— Я заплачу.
— Ты заплатишь, я понимаю! Но работа будет стоить дорого, очень дорого! Мне потребуется копия Мадонны — этой Мадонны, — для чего придется отправиться в Швейцарию.
— О чем ты толкуешь? — спросил Данфи.
— Об Айнзидельне. — Он кивнул на голограмму. — О ней.
Данфи озадаченно нахмурился.
— Ты хочешь сказать, что здесь изображена Мадонна?
Макс возмущенно взмахнул руками.
— Ты христианин? И ты мне задаешь подобные вопросы? Как ты думаешь, о чем мы говорим? Я сказал: «Мадонна» — а ты подумал, что я завел речь о рок-н-ролле?
Данфи взял удостоверение.
— Признаться, я внимательно его не рассматривал. Оно какое-то размазанное. Ах да, ведь она же черная!
— Конечно, черная. Поэтому она так и знаменита. La Vierge Noire.[22] О ней все знают.
В памяти Данфи всплыла открытка, виденная им в доме Брейдинга. Кстати, что на ней было написано? Protectrice de la ville. (Защитница города, но какого города?) Джек залпом опрокинул свою рюмочку «Бехеровки» и налил еще. Допив вторую, он спросил:
