Йоаким Зандер - Пловец
– Я могу поехать домой? – обрадовался Георг.
В нем затеплилась надежда. Только бы попасть домой. Принять душ. Поспать. Проснуться и понять, что все это было ужасным ночным кошмаром.
– Возьми себя в руки. Тебе нельзя никуда ехать. Можешь поспать на диване в гостиной, – покачал головой Джош и вернулся к монитору.
20 декабря 2013 года
Брюссель, Бельгия
Она не знала, сколько простояла перед королевским дворцом, дожидаясь Махмуда.
Десять минут? Двадцать минут? Наконец она увидела его на другой стороне мощеной дороги. Махмуд стоял возле входа в парк, скрывшись за столбом. Он не шевелился. У Клары сердце в груди перевернулось. Махмуд тоже ее увидел и жестом дал ей знак подойти. Потом повернулся и исчез в парке.
После того, как их разговор закончился, Клара еще долго сидела в тишине в кабинете. Буман уехала домой в Швецию. Никаких дел у Клары в офисе не было. По крайней мере, тех, что нельзя было бы отложить до понедельника. Она все ещё чувствовала себя выбитой из колеи после находки у Кирилла в квартире. И внезапно встреча с Махмудом показалась ей чем-то само собой разумеющимся.
Он попросил ее выйти через служебный вход. Клара знала только один – через парковку. Выйдя из парламента, она доехала до вокзала Гаре дю Норд и взяла такси до дворца. Как он просил. Не задавая вопросов, не задумываясь. Ей нужно было выйти. Нужно было чем-то занять себя. И Махмуд по телефону показался таким одиноким, таким нервным и беспомощным.
Клара оглянулась по сторонам и вошла в парк. В парке было неуютно. Дворец казался заброшенным. Широкая парадная аллея, вымощенная камнем, пустовала. Клара была там одна. К чему эта паранойя? Поэтому он выбрал это место? Чтобы они тут были одни?
Клара пошла вперед и вскоре увидела Махмуда. Он ждал ее на скамейке. Вид у него был усталый. И он постарел. Волосы короче, чем когда они виделись в последний раз. Но не такие короткие, как когда они познакомились, когда он только что вернулся из армии с трехмиллиметровым ежиком на голове и лицензией парашютиста-десантника. Ей больше нравились его длинные кудри, как в последние годы в Упсале. Набравшись смелости, Клара встретила его взгляд.
Столько времени она потратила на то, чтобы забыть эти глаза, полностью стереть из памяти. И вот она снова их видит. И несмотря на темные круги, это те же глаза, что и прежде. Глубокие, темные, печаль в которых можно принять за высокомерие. Они излучают ум, иронию и теплоту, против которых, даже после стольких лет, у Клары не выработался иммунитет.
Махмуд не брился. Пальто все в бурых пятнах. Выглядит он неважно. Но для Клары нет никого прекраснее.
– Муди? – спросила она. – Боже мой! Что случилось?
Он прижал палец к губам, приказав молчать.
– Прости, – прошептал он. – Но ты должна дать мне твою сумку. Хорошо?
Клара вопросительно уставилась на него.
– Что? Зачем?
– Пожалуйста. Я не стал бы просить без важной причины.
Клара неуверенно протянула ему свою темно-синюю сумку от Марка Джейкобса.
– Прости, – сказал он, повернулся к скамейке и вывалил на нее содержимое сумки.
– Что ты делаешь? – воскликнула Клара.
Он ее не слушал.
– Ты отключила мобильный, как я просил? – спросил он, одновременно методично проверяя все карманы в сумках, косметичку, кошелек, коробку с тампонами. Он ничего не упустил.
– Да, но ты расскажешь, в чем дело?
Он поднял глаза на Клару и начал собирать вещи обратно в сумку.
– Знаю, это безумие, но последние часы были ужасными. Подними руки вверх.
Клара увидела отчаяние в его глазах. Отчаяние, смешанное с мольбой о помощи. Таким она Махмуда еще не видела. Она подчинилась.
Махмуд подошел к ней совсем близко. Клара почувствовала его запах. То ли он все еще пользовался старым парфюмом, то ли это был запах его кожи. Мускус и жасмин. Но слабый, едва различимый. Его забивал запах земли, пота и крови. Он быстро и тщательно обыскал Клару. Прощупал пуховик, проверил карманы, карманы брюк, ремень, боковые швы.
Закончив, он отвел глаза.
– Прости, – извинился он снова. – Поверь мне, не так я представлял себе нашу новую встречу.
Он присел на скамью и закрыл лицо руками. Клара присела рядом. Она робко положила руку ему на плечо. Почему-то это вышло у нее совершенно естественно.
– Поскольку ты меня уже всю облапал, могу я теперь тебя обнять? – спросила она.
Он повернулся и улыбнулся в ответ на ее улыбку.
– Ты, наверное, думаешь, что я спятил….
Клара пожала плечами.
– Правда, Муди, я не знаю, что мне думать. Я видела твой мейл. Знаю, что ты собирался в Брюссель.
Она прокашлялась. Перевела взгляд на парк.
– Но я не знала, что ответить. Это для меня нелегко. То, что у нас было. То, что это закончилось. То, сколько времени у меня ушло, чтобы смириться с этим. Ты никогда ничего не объяснял. Просто перестал любить меня, и все. Это сложно понять и принять. Не уверена, что я вообще хотела снова тебя видеть. – Она повернулась к Махмуду. Он сидел, уставившись в землю. Правая нога тряслась, подрагивала. То ли от нервов, то ли от стресса. – А теперь еще и это. Что случилось?
Махмуд вскочил.
– Мы не можем здесь оставаться. Пойдем. Мы должны двигаться.
Они пошли глубже в парк по замерзшим дорожкам, покрытым жухлой листвой. Холодное солнце светило высоко в небе и не грело.
Клара молчала. Махмуд откашлялся и начал рассказ. Об исследованиях. О поездках в Афганистан и Ирак. О сообщении от бывшего армейского приятеля. О конференции. О встрече у музея Африки и убийстве. Потом о нападении в отеле и жучке, найденном в сумке. Он рассказал все, ничего не скрывая. Слова лились из него сплошным потоком. Пока он говорил, они прошли весь парк насквозь и подошли к другому выходу.
– Боже мой! – выдохнула Клара. – Во что ты вляпался?
– Не знаю, – сказал Махмуд. – У Линдмана есть – точнее, была – информация, ради которой кто-то готов был убить его и меня.
– Американцы, на которых он работал? – спросила Клара.
– Не знаю.
Махмуд нащупал в рюкзаке кошелек и достал квитанцию.
– Линдман упоминал вокзал в Париже. Судя по всему, он оставил там багаж в камере хранения. Это все, что я знаю.
Махмуд остановил проезжающее мимо такси. Он открыл заднюю дверцу и вопросительно посмотрел на Клару.
– В общем, я не прошу тебя поехать со мной в Париж, но не могла бы ты уделить мне еще немного времени?
Он сделал глубокий вдох. Видно было, что он смущен.
– Я должен все тебе объяснить. И, как это ни забавно звучит, объяснение тоже имеет отношение к Линдману.
Июнь 2002 года
Карлсборг
Эйфория и эндорфины. Невероятно и поразительно, что все они ощущают запах свободы, даже когда он смешивается с оружейной смазкой, гуталином, порохом и чистящим средством. Все произошло так внезапно, что даже у водки появился вкус свободы. Водку они мешают с фантой и пьют из зеленых фляжек, которые у них всегда с собой с самого первого дня. Эти фляжки пережили всё. И двухнедельные марши, и бесконечные тренировки на выживание при минус двадцати пяти градусах на севере Швеции. Сначала подняться на гору Кебнекайсе, потом спуститься. Прыжки с парашютом. Смех. Шуточки. Они подобрали друг другу клички и уменьшительные имена. Они рассказывают истории об отборах, о прыжках, об отмороженных пальцах, о марш-бросках. Истории, заученные на память. Приукрашенная правда. У них была возможность отточить мастерство рассказчика во время дежурств, бессонных ночей и ранних подъемов. Но все равно каждый раз – как первый. Как будто они только что встретились. Это похоже на влюбленность. Ощущение, словно они всегда были вместе. Этим вечером все предстает в новом свете. Но с нотками ностальгии и сентиментальности. Они дерутся. В шутку, конечно. Им приятно ощущать тепло друг друга, оценивать силу товарища. Пятнадцать месяцев, проведенных вместе, часто плечом к плечу, не могли не зародить ощущение интимности, близости, которая невозможна ни с подружкой, ни с женой, ни даже с детьми. Они гладят друг друга по ежикам на головах. Радуются тому, что все кончилось. Не могут поверить в то, что все кончилось.
Махмуд лежит на койке. Он устал. Слишком много тестостерона в воздухе. Он закрывает глаза и чувствует, как начинает действовать водка. Багровый берет давит на виски. Ему хочется плакать. Если бы мама его сейчас видела! Но она бы ничего не поняла. Никто бы не понял, через что он прошел. Чего он добился. Какой дисциплины это требовало. Какой концентрации. Что теперь у него есть берет и погоны. Что он из бетонного пригорода выбрался сюда. Что он всем доказал, что обладает мужеством, силой и выносливостью.
Что он справился с насмешками и недоверием. Пережил то, что командиры первые два месяца звали его не иначе как Бен Ладен. Пережил надписи на шкафчике черным маркером. «Аль-Каида». «Аллах Акбар». «Чурка». Каждый день в первые несколько недель. Иногда они рисовали свастику. Махмуду приходилось вставать раньше, чтобы стереть надписи.
