Аманда Стивенс - Реставратор
Мы стояли и подсматривали, и вдруг Мариама оглянулась через плечо. Ресницы полуопущены, губы лукаво изогнуты, искусительное приглашение одновременно возбуждало и нервировало.
— Мы не должны здесь находиться, — попятилась я от двери.
— Не будь такой ванилькой. Тебе нравится наблюдать за ним.
Ядовитый смех Мариамы преследовал меня весь обратный путь вниз по ступеням.
По спине пробежали мурашки, и я обернулась. Сбоку мелькнуло что-то тёмное. Я развернулась бежать, но дорогу преградил призрак девочки. Ноздри защекотал аромат жасмина.
Она подняла руку и поманила меня за собой. Я попыталась вспомнить правила папа́, но не смогла. Так же как и противиться безмолвной команде духа.
Она повела меня прочь от мавзолея, в район кладбища, где я прежде никогда не бывала. В стороне я заметила скопление народа возле надгробного камня. Все обернулись, когда услышали мои шаги, и я узнала их по лицам — Камилла, Темпл, Итан, Даниэль Микин. Даже доктор Шоу. Загадочно улыбаясь, он отошёл в сторону, приглашая меня встать в круг.
Заняв своё место среди них, я уставилась на землю, пытаясь увидеть, что же такое привлекло их внимание.
Перед моим взором предстала пустая могила.
А затем я вдруг почувствовала давление в спину и полетела в тёмную бездонную яму.
Мою могилу...
Я резко подскочила на кушетке, судорожно ловя ртом воздух.
Потребовалась минута, чтобы понять, где я нахожусь, и вторая — чтобы успокоиться. За то время, пока я спала, в кабинете похолодало. Я отключила подачу энергии, когда вернулась из ресторана, так как в доме было жарко и душно, и не подумала отрегулировать термостат, пока проваливалась в сон. Теперь в комнате стало так холодно, что запотели окна.
Я потянулась за шерстенным пледом, наброшенным на изножье кушетки, и резко замерла. Втянула воздух носом. В комнате ощущался аромат жасмина, такой слабый и нежный, что казался остатком сна.
Но я знала, что он настоящий. Она была здесь.
Укрывшись пледом, я задрожала в темноте. Я не могла различить сад сквозь матовые стёкла, но я знала, что она там.
Свет из кухни просачивался в кабинет, делая заметными капли конденсата, бежавшие по стеклу.
Я задержала дыхание и стала ждать...
На инее возник рисунок, как будто его выводили невидимым пальцем с другой стороны.
Сердце.
Такое же я сложила в саду из галек и ракушек.
Этот образ появился всего на одну секунду и исчез в другую, уплывая в ручейке конденсата. Жасминовый аромат исчез.
Девочка тоже исчезла в тумане, но я знала: она вернётся. Она не оставит меня в покое, пока я не пойму, что ей нужно.
Глава 15
Ночью морось перешла в ливень. Эксгумацию пришлось отложить из-за непогоды, так как сырую землю было невозможно просеять через сито.
И раз я не могла работать на улице, то провела остаток утра в Эмерсоне. Ряд безымянных могил возле северной стены оставался не идентифицированным, и, как ни странно, я не могла найти захоронения двух человек, про которых вычитала в старинной фамильной Библии.
Создание карты для такого старого кладбища, как «Дубовая роща», всегда вызов — словно собираешь воедино мозаику. Недостающие надгробия, утраченные записи, неразборчивые надписи, заросшие могилы — время беспощадно не только к живым, но и к мёртвым.
Я настолько увлеклась своим занятием, что сначала не обратила внимания на скрежет.
А затем подняла голову и села очень тихо, спрашивая себя, не мышь ли это прогрызает себе путь в одной из коробок.
Архив, расположенный в подвале эмерсонской библиотеки, представлял собой тесное помещение с мрачными альковами и полутёмными коридорами, вдоль которых выстроились бесконечные стеллажи с записями.
Обычно я не возражаю против тёмных замкнутых пространств, но непонятный звук порождал слегка панические чувство изолированности. Я была одна. Стол, за которым я работала, стоял фасадом к широкой лестнице, ведущей на первый этаж. За всё это время в подвал никто не спускался.
«У тебя просто разыгралось воображение», — убеждала я себя. Это старое жуткое место, полное звуков и запахов прошлого. Такое же, как и десятки других подвальных архивов, где я провела множество счастливых часов, уйдя с головой в биографии давно умерших людей.
Сбросив наваждение, я вернулась к работе.
И вот снова — свирепое царапание, сопровождаемое оглушительным грохотом.
Должно быть, коробка упала на пол. Тогда это точно не мышь.
По спине побежали мурашки. Я наклонила голову и прислушалась.
В конце одного из коридоров мелькнула тень. Я ахнула, прежде чем сообразила, что это человек, а не пугающий силуэт, с которым я столкнулась на тропинке к «Дубовой роще».
— Здесь кто-то есть?! — крикнула я.
— Это я! — раздался удивлённый ответ. — Я и понятия не имел, что не один. Вы давно здесь сидите?
— Пару часов. — Я вгляделась в сумрак. — Но я не видела, чтобы кто-то ещё спускался по лестнице.
— Я воспользовался чёрным входом. Наверное, поэтому мы друг друга и не заметили.
Мужчина приблизился ко мне, но я не узнавала его ни по лицу, ни по голосу, пока он не встал ко мне практически вплотную.
— Мисс Грей, не так ли? Даниэль Микин. Мы познакомились в «Восторге».
— Да, конечно. Приятно снова с вами встретиться, мистер Микин.
— Пожалуйста, просто Даниэль.
Я наклонила голову.
— Амелия.
Он бросил взгляд на мои документы и книжки, разбросанные на рабочем столе.
— Изучаете историю «Дубовой Рощи»?
— Да.
Я рассказала про могилы без имён и имена без могил.
— С такими дилеммами самому в могилу недалеко?
Я улыбнулась.
— Воистину.
— И никак не сходится?
— К сожалению, нет. Но, возможно, вы сможете мне помочь. Как я понимаю, рядом с кладбищем была церковь.
— Да, фактически первоначальная секция кладбища принадлежала церкви. Когда здание было уничтожено, городские власти не стали забрасывать удалённое место и открыли новое, больше похожее на парк-кладбище прямо напротив старого погоста. Со временем люди забыли о границе, и оба места стали называться «Дубовая Роща».
— А вы случайно не знаете, не были ли потеряны или уничтожены реестры при сносе?
— Конечно, такую возможность исключать нельзя. Многие старые записи погибли в огне во время и после гражданской войны. Возможно, некоторые были перемещены или неправильно оформлены. — Он хмуро огляделся. — Как и с «Дубовой Рощей», архивами позорно пренебрегали множество лет. Система остро нуждается в полном обновлении.
— Спорить не буду. Я убила огромное количество времени, ковыряясь во всех этих коробках.
— Моё самое любимое занятие на свете, — сказал он с улыбкой.
— Как и моё.
— И вы не имеете ничего против одиночества? Большинство находит это место угнетающим.
— Я никогда не возражала против общества самой себя.
Одиночество — мой старый друг.
— Я просто жалею, что не могу найти нужное.
— Знаете, в некоторых из книг в моём кабинете есть отсылки на «Дубовую рощу». Я просмотрю их, как вернусь, и поищу что-нибудь полезное для вас.
— Спасибо. Буду вам очень признательна.
Всё время, что мы разговаривали, он неловко держал левое запястье в стороне, что напомнило мне о предположении Темпл по поводу его шрама и возможной попытки самоубийства.
Как будто читая мои мысли, Микин начал тихонько пятиться обратно в тень.
— Мне не стоит мешать вам работать.
— Только один вопрос напоследок...
Он услужливо задержался.
— В прошлый вечер за ужином Темпл и Итан упомянули, что вы учились вместе с ними на последнем курсе. Кажется, вас связывает долгая история с этим университетом.
— Иногда мне кажется, что слишком долгая.
И снова неодобрительная улыбка.
— В ходе моих исследований я наткнулась на отсылку к тайному университетскому обществу. Оно называлось «Орден гроба и когтя». Вы что-нибудь о нём знаете?
Он явно не особо жаждал отвечать на этот вопрос. Его глаза так и забегали от неуверенности.
— Я немного знаю об этом обществе, но не думаю, что подобная информация поможет решить вашу могильную проблему.
— Нет, я знаю, что нет. Но в кладбищенском искусстве используется множество символов и образов тайных обществ. Думаю, я могла наткнуться на знаки этой организации в «Дубовой роще».
— Я ничего не могу рассказать вам о символах. Не зря же их хранили в тайне. Могу лишь сказать, что орден двадцатого века сильно отличается от общества, основанного в 1800-х. Эволюция, на мой взгляд, не всегда была успешной.
— Я где-то читала, что в восьмидесятые в устав внесли поправки, позволяющие включать в ряды женщин.
— Одна из более просвещённых фаз. Хотя «просвещение» — немного неправильное слово в описывании организации, которая по своей природе ограничена.