Линн Шоулз - Апостолы Феникса
— Я жалею, что вообще фотографировался, — сказал Гровс. — Я понимал, что каждый раз я оставляю улику, и по этому следу кто-нибудь когда-нибудь до меня доберется. В первые дни я даже не понимал, что придется симулировать свою смерть и притворяться собственным сыном, а тем более внуком. Я пятьдесят лет старался держаться подальше от фотографов. Но я знал, что этот день когда-нибудь придет. — Гровс откинулся в роскошном президентском кресле, ощущая, как самолет меняет курс. — Хотя мне по-прежнему трудно поверить, что вы во всем разобрались, пользуясь лишь несколькими старыми фотографиями.
Скэрроу громко рассмеялся.
— О нет, Уильям, безусловно, это не все. В 1960 году я был старшим аналитиком в Смитсоновском институте. Моя специальность, как значится в визитной карточке, — история и культура Мексики. Я имел неограниченный доступ к исследованиям и архивам института, а также некоторых правительственных ведомств. Начальство считало, что у меня есть заказной проект — я пишу биографию промышленника Уильяма Гровса. Таким образом, мне удалось собрать детальные, местами подневные записи об одном ковбое с территории Аризона по имени Билли Гровс. Должен сказать вам, Уильям, ваш потрясающий взлет от бедного ковбоя, который появился в пыльном пограничном городишке с несколькими испанскими золотыми монетами, до одного из богатейших людей в мире — это что-то необычайное. Без сомнения, у вас природный талант. Вы провидец от бизнеса. Сколько осталось свидетельств того, как вы находили ростки идей, которые, вызрев, в очередной раз приносили вам всемирный успех. Я восхищен вашим потрясающим умением делать деньги. И, отвечая на ваш вопрос, — нет, дело было не только в фотографиях. Чтобы собрать паззл, у меня ушли годы, даже десятилетия. Но я это сделал, и вот я здесь как ваш новый партнер.
— Извините! — Гровс выпрямился в кресле. — О каком это партнерстве вы тут толкуете? Я предложил вам лететь моим самолетом, потому что хотел послушать вашу историю. Я заинтересовался, но не более того. Никакого партнерства у нас нет. По сути дела, нас вообще ничего не связывает. Допустим, ваша история интригует, к тому же вы оказались в том же положении, что и я, так что я вам сочувствую. Но это ничего не доказывает. Как только самолет приземлится в Финиксе, наши пути разойдутся, мистер Скэрроу. Я отправлюсь в мой зимний дом в пустыне, а вы — туда, откуда явились. И могу вам обещать, что больше мы с вами не увидимся.
— Интересно, что мы направляемся в Финикс, — Скэрроу сделал паузу, чтобы допить чай. — Вам знакома легенда об огненной птице феникс?
То, что Скэрроу, казалось, проигнорировал его отказ, привело Гровса в раздражение. Он никогда еще не встречал человека, столь хладнокровного, спокойного и сосредоточенного.
— Более или менее. При чем здесь это?
— В греческой и египетской мифологии феникс — это птица с хвостом из красных и золотых перьев. Она живет пятьсот лет. Когда ее срок подходит к концу, она строит гнездо из веток. Потом поджигает гнездо, и пламя поглощает ее. А вскоре из пепла появляется новый феникс и начинается новый пятисотлетний жизненный цикл.
— Это замечательно. Но я не понимаю, зачем вы рассказываете мне эту сказку.
— Давайте скажем так, я феникс в конце жизненного цикла. Мне нужно построить гнездо и восстать из пепла.
— А какое это имеет отношение ко мне?
— У вас есть средство, чтобы завершить мою жизнь и начать сначала. У вас есть то, что мне нужно, чтобы восстать из пепла.
— Что же?
— Плат Вероники.
КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ
2012, Москва
Войдя в западный портал Архангельского собора, доктор Йозеф Менгеле снял фальшивые усы, лохматый парик и очки с толстой оправой, открыв лицо, созданное пластическими хирургами Скэрроу. Свой камуфляж он сунул в боковой карман серого пиджака и посмотрел на выцветшую фреску над головой, изображающую Крещение Руси при князе Владимире. В свете редких аварийных лампочек было трудно что-то разобрать, гигантские люстры были выключены несколько часов назад, когда собор покинули последние туристы. Вдохновленный итальянским ренессансом, собор с куполами-луковицами находился в Кремле, среди других церквей, дворцов и правительственных зданий.
Потратив еще немного времени на то, чтобы поправить галстук и значок в виде российского флага на лацкане, он кивнул сопровождавшим его адептам. Адепты подтвердили, что готовы. Их было двое, и они были одеты в черные костюмы с маленькими значками службы безопасности президента на лацканах.
Во главе с медленно шествующим Менгеле они синхронно двинулись по гулкому мраморному полу пятисотлетней церкви к огромному, от пола до потолка, иконостасу. Они прошли мимо саркофагов прежних правителей России, от великого князя Ивана I до Михаила Романова, основателя династии Романовых. Когда они приблизились к иконостасу, их заметил солдат, стоящий на посту, и бросился навстречу.
— Стоять! Собор закрыт, — одной рукой он снял с пояса фонарик, а другой выхватил из кобуры пистолет. Потом разглядел эмблему секретной службы на пиджаках. — Покажите ваши удостоверения.
Все трое молчали.
Он осветил их лица фонариком и задержался на Менгеле. Шагнул вперед, и челюсть у него отвисла, а глаза расширились.
— Господин президент? Я… — он медленно опустил руку с пистолетом. — Не понимаю. Что вы…
— Не светите мне в лицо! — произнес Менгеле чуть громче шепота. Имплант Энгейдж в его мозгу был запрограммирован на несколько языков, включая английский и русский. Он перевел для Менгеле слова часового на его родной немецкий и позволил ответить по-русски.
— Извините, господин президент. Я не ожидал увидеть…
— Я здесь по делу государственной безопасности, и мне нужна ваша помощь, — доктор Менгеле сделал шаг вперед и положил руку ему на плечо. — Как тебя зовут, сынок?
— Дмитрий, — голос часового был полон неуверенности. — Ефрейтор Дмитрий Сабонис.
— Ты имеешь отношение к знаменитому советскому чемпиону?
— Дальний родственник, господин президент, — кивнул солдат.
— Есть чем гордиться, ефрейтор, — он наклонился ближе. — Могу я надеяться, что ты сохранишь мое поручение в тайне?
— Разумеется, — охранник встал по стойке «смирно». — Я должен выполнять приказы Президента Российской Федерации.
— Хорошо. Тогда проведи нас за иконостас, в тайную часовню. Мне нужно видеть могилу великого князя Московского, первого царя всея Руси Ивана Грозного.
Когда последние ноты Чайковского в исполнении Московского симфонического оркестра стихли в ночном небе и сцена погрузилась во тьму, единственный луч прожектора высветил фигуру Хавьера Скэрроу. Он стоял у самых стен Кремля, посреди обширной сцены из стекла и хрома. На нем было блестящее одеяние, оранжевое с синим, и он смотрел на волнующуюся у его ног Красную площадь. В отдалении собор Василия Блаженного, освещенный рядами прожекторов, походил на ночной аттракцион в Диснейленде. А между собором и сценой Миссии Феникса полумиллионная толпа преданных последователей ожидала слов Скэрроу. Его голос вместе с голосом русского переводчика раскатились, усиленные мощной системой динамиков, а его лицо появилось на огромных телеэкранах, вереницей выстроившихся на площади.
— Добро пожаловать, — Скэрроу вытянул руки, как будто собираясь обнять всю эту толпу. — В эту ночь я принес вам послание мира, надежды, радости, равновесия и гармонии, потому что все мы принадлежим одной вселенной, одному духу. Много лет назад великий правитель Текумсе, вождь коренного американского народа шауни, сказал такие слова: «Братья, мы все принадлежим одной семье, мы все дети Великого Духа; мы все идем одним и тем же путем; утоляем жажду из одного источника; и теперь дела наивысшей важности требуют от нас выкурить трубку вокруг общего костра совета. Братья, мы друзья; мы должны помочь друг другу нести нашу ношу». — Скэрроу сделал паузу, чтобы дать переводчику догнать его, а аудитории — почувствовать драматизм момента.
— Слова Текумсе не устарели и в наши дни. Когда я цитирую эти слова, выражающие его видение Великого Духа, я говорю о богах ислама, иудаизма, буддизма, христианства, анимизма, индуизма, зороастризма и других великих религий. Есть нечто общее, что связывает всех нас. Для индуса это вера в Брахман, глубинную всеприсущую жизненную силу, и в дхарму, в то, что есть три пути поддержания мирового порядка, равновесия и гармонии.
В анимизме есть вера в духовную сферу, которая сосуществует с физическим миром. В зороастризме фигурирует изначальный создатель вселенной.
Я могу продолжать еще и еще, но вы, возлюбленные братья и сестры, уже видите общую картину. Для вселенной мы единое целое. Мы используем разные слова, но говорим одно и то же. Всегда есть космический дуализм и борьба за равновесие, борьба между тем, что мы называем Богом, и злом.
