Кирилл Григорьев - Лекарство для безнадежных

— Да плевал я на свои проблемы! Неразрешимые, тоже мне…. Эти подонки еще поплачут кровами слезами!

— Как заговорил, — закатил глаза Тарас. — Думаешь, сломал пару дверных ручек и теперь — король? Ты еще слепой щенок в новом для тебя мире. Тебе надо познавать и узнавать нового себя.

— Я познаю. Я честное слово познаю. И я сделаю для вас все, что обещал. Только скажите мне — кто я?

— Ты… Один из немногих. Один из немногих людей, которым мы решили помочь. Ты думаешь, все это просто? Сотни людей просят меня о помощи, но я отказываю. Знаешь почему?

— Почему?

— Потому что нам не нужны дебилы. Нам не нужны дауны. Нам не нужны кретины, имеющие по двадцать пять вилл на Средиземноморье и пытающиеся правдами и неправдами пролезть в рай и пропихнуть туда же недалеких не умеющих ничего делать деток своих мажорных. Нам нужны люди вроде тебя. Молодые талантливые ребята, которые гробят свои годы на глупых зажравшихся ублюдков. Ребята, которых травят потому что у нас сейчас только сильный прав, ребята, которые не могут приложить к чему-то нужному руки и попадают в услужение недалеким продажным тварям, которые тащат их в криминал, а потом подставляют, ребята, которые спиваются, вешаются, садятся на иглу из-за беспросветности нашей поганой действительности. Мы можем их защитить и дать нечто большее. Мы можем дать им веру и дело. И мы даем. А потом вот приходит такой как ты и говорит: кто я? Ты — наш. И больше уже ничей, — он хмуро посмотрел на Максима. — Только не подумай, что мы команда 911. И не небесная скорая помощь. Просто нам нужны хорошие люди. И я не хочу, чтобы таких, как ты, распинала всякая мразь.

— И все-таки, — произнес Максим. — Один простой ответ. Пожалуйста.

— Достал, — сказал Петровский и, вновь облокотившись на перила, посмотрел вниз. Там зеленел красивый и ухоженный сад, — Если бы я знал, что ты можешь привязаться как банный лист, ничего бы тебе не дал.

Налетел резким порывом ветер и принес аромат цветов.

Петровский молчал секунду, потом повернулся к Максиму.

— Хочешь знать, — кто ты? Проверь, — он кивнул вниз. — Прыгни.

Максим оторопел.

— Что?

— Прыгни вниз, — невозмутимо повторил Тарас. — Испытай себя. Не бойся, с тобой ничего не случится.

Максим осторожно посмотрел вниз и присвистнул.

Высота была приличная — все-таки пятиэтажный дом, а внизу раскинули кроны деревья. Воображение сейчас же нарисовало его тело, распятое на садовой, обтянутой рабицей ограде с переломанными ногами и истекающее кровью. Замутило. Он непроизвольно отшатнулся назад и встретился со спокойным изучающим взглядом.

— Я не смертник, — сказал он. — У меня пока все дома.

— Я разве сказал, что ты не в себе? Я просто хочу, чтобы ты понял, наконец, ты — больше не человек. Ты попросил помочь тебе — пожалуйста. Ты решил построить себе новую жизнь — милости просим. Но не жди от меня объяснений. Я даю ответы только тогда, когда считаю нужным. Только тогда, когда считаю, что время пришло. Ты понял?

— Понял, — кивнул Максим. — А вы не боитесь…

— Таких, как ты? — улыбнулся Тарас и в улыбке его проблеснуло что-то звериное. — А ты-то как думаешь?

— Так вы такой же, — произнес Максим с внезапным пониманием. Его пробила испарина. — Это ваша кровь была там, в пробирке. Вы переделываете мир под себя, — он попятился. — Вы сколачиваете себе армию… И все красивые слова только что…

— Армию? — Тарас поднял бровь. — А что? Идея хороша. Только пойми простую вещь. Добро в нашей стране должно быть с зубами. Оно должно быть с острыми зубами, чтобы выжить. Чтобы успеть вытянуть из болота таких олухов как ты. Толстовские идеи о непротивлении злу умерли, когда родился дедушка Ленин. Да, а если тебе нравится слово армия, называй нас так. Только не забудь, что и ты уже в ней, новобранец. Ты вступил в нее сразу после небольшой инъекции. Вчера, помнишь?

— Не-ет, — замотал головой Максим. — Я такой же, как все. Я не хочу. Я никуда не вступал…

— Такой же? — фыркнул Тарас. — Ты — такой же?

— Да, я …

Максим не успел договорить.

Тарас внезапно исчез у него перед глазами, и вдруг странная, непонятная сила оторвала его от крыши и швырнула вниз. Максим успел увидеть стремительно надвинувшиеся перила, они пронеслись мимо, снизу, его инстинктивно распахнутые в попытке за что-то зацепится руки скользнули по ним, ощутив тепло нагретого металла. Сила несла его дальше, вниз, к раскинувшим зеленые объятья деревьям. Он ощутил напор воздуха, он увидел стремительно приближающуюся гладь зелени, он распахнул в бессильном крике рот и задохнулся вспенившейся во рту слюной. Его легкие разрывались, а желудок провалился куда-то к ногам. Он подумал о маме и почему-то об Алене, а мозг с ужасом отсчитывал мгновенья до падения.

Потом был удар.

Режущая боль обожгла левую руку, Максим сломал ветку, вторую, третью, листья полосовали его онемевшее лицо, что-то вонзилось в бок и с хрустом вышло обратно, а тело его падало и падало вниз. В ворохе сломанных ветвей Максим рухнул на землю.

Боль пронзила изувеченное тело. Хруст костей заполнил рассудок. Ломающая мука вошла в каждую клетку поверженного организма.

Сила, сбросившая его с крыши, не отпускала. Его рывком перевернуло на спину, приподняло и посадило. Он уже не мог кричать. Из его открытого рта лился хрип вместе с кровью. Он давился, захлебывался ею. Кровь была везде.

Он увидел неестественно заломленную правую ногу и вздыбленный обломок кости, прорвавший штанину брюк. Он ощутил вонзившиеся в тело сучья и истекающий пузырящейся кровью вспоротый левый бок. Он почувствовал, как из разорванного предплечья толчками выплескивается его жизнь.

Потом сила подняла ему голову.

Затуманенными глазами Максим увидел невозмутимого Тараса, сидящего рядом на корточках.

— Что случилось, — прохрипел Максим, но у него получилось какое-то странное горловое бульканье.

— Н-да, — произнес Тарас, — герой спекся. А все туда же, старших учить. Такой же, — он поднялся и брезгливо оттер о штанину руку, вымазанную в крови. — Ты полежи тут, приди в себя. Потом приходи в дом, поговорим.

Беспамятство приняло Максима в милосердные объятия.

Сквозь ветви весело светило солнце, а по щеке явственно кто-то полз.

Максим открыл глаза и сел, брезгливо стряхивая с лица маленького оскорбленного жучка.

Он полулежал в ворохе сбитых при падении веток и листьев, а до крыльца дома было рукой подать.

Он поднял руки к глазам. Все исцарапанные, они были сплошь в засохшей крови.

Со страхом ожидая боли, он поднялся на ноги.

Ничего.

Отряхнулся, вновь готовый с перекошенным лицом рухнуть в траву.

Словно во сне, Максим, осторожно печатая шаг, пошел к дому. Все чувства говорили ему — да, ты только что упал с крыши, ты переломал себе все кости и потерял много крови. Но он видел себя и не верил. Боли не было. В голове бурлил только один вопрос. Кто же я?

Максим поднялся на крыльцо и открыл дверь.

В прихожей снял обувь и прислушался.

За второй дверью, в гостиной, кто-то тихо разговаривал. Он различил бархатный бас Тараса и чей-то, достаточно молодой, мужской голос. Он прислушался. Второй голос был незнакомый.

Максим открыл дверь.

Первое, что он увидел, было перекошенное лицо молодого незнакомого человека. Вначале проступил явственный ужас, потом появился страх и, наконец, победило ярко выраженное отвращение. Однако, дар речи, очевидно, так и не сумел его посетить вновь.

— Э-э… Та… — попытался выдавить незнакомец.

Тарас сидел левее, спиной к двери в кресле. Между ним и Тополевым стоял низкий столик, заваленный ворохом бумаг, и, где-то в их глубине, благоухал свежий сваренный кофе.

— Присядь на диван, Максим, — не оборачиваясь, произнес Петровский. — Подожди секунду, поговорим. Ты позвонишь мне вечером, Антон?

Тот, которого назвали Тополевым, очевидно, пребывал в шоке.

Он запоздало кивнул и, приподнявшись, стал лихорадочно быстро собирать разложенные перед ним бумаги в портфель. Взгляд его не отрывался от Максима, словно он боялся, что ужасное существо, отдаленно напоминающее человека, сейчас бросится и не даст ему уйти.

— Твой будущий сотрудник. Перспективный молодой химик, — сказал Тарас. Тополев замер. — Познакомься — Максим Дронов.

Антон посмотрел на него невидящими глазами, кивнул, потом кивнул Максиму и быстро ретировался. Через черный выход, кстати.

Тарас, не сдерживая себя более, откинувшись на спинку, с удовольствием рассмеялся.

— Он ненормальный? — спросил Максим робко.

Тарас повернулся в кресле, и лицо его тоже удивленно перекосилось.

— А ты иди сам на себя посмотри, — сказал он, указывая пальцем на большое зеркало.

Максим подошел, шаркая разорванной штаниной.