Стивен Кеннел - На острие ножа
— Папа, да я бы в жизни никому ничего не сказал! — воскликнул Чуч, когда я замолчал.
Мне показалось, что недоверие оскорбило его.
— Почему они решили, что я болтун, который способен поставить под угрозу твою жизнь? — спросил сын.
— Потому что они тебя не знают.
Чуч помрачнел.
— Папа, извини за то, что я тебе наговорил.
Он встал и потянулся ко мне. Мы обнялись.
— Хочешь, я подниму тебе настроение? — сказал я чуть позже. — Я бы очень огорчился, если бы ты тогда повел себя по-другому.
Через десять минут к нам присоединилась Алекса; мы говорили о мелочах, о повседневных вещах. Сын рассказывал об учебе, о футболе. Мы спросили, на какие предметы записалась его подружка Дел. Приятно было хотя бы ненадолго забыть о Хейвен-Парке. Как же приятно снова было оказаться вместе, стать одной семьей!
— Учти, пока операция не закончится, о папе никому нельзя рассказывать! — предупредила сына Алекса. — Даже Дел!
— Мама, ты что?! Думаешь, я способен поставить под угрозу папину жизнь — из-за чего бы то ни было? Да я лучше умру!
Я ни на минуту не усомнился в искренности сына.
Через час после того, как Чуч уехал, мы с Алексой занялись любовью. В последние дни на меня навалилась такая тоска, я чувствовал себя таким опустошенным… Наша любовь наполнила меня, очистила и возродила к жизни. Потом мы снова вышли на балкон и сели рядом в кресла, держась за руки.
— Помнишь Арубу? Там ты тоже работал под прикрытием и тоже разоблачал продажных полицейских… — сказала Алекса.
— Конечно. Тогда я думал, что потерял тебя!
Тогда, еще до нашей женитьбы, мы с ней вместе занимались делом черных обменников. Через сеть мексиканских обменных пунктов отмывали деньги крупные компании, связанные с колумбийскими наркобаронами. Чтобы проверить меня, шесть продажных копов приказали мне расстрелять Алексу. Мы инсценировали расстрел, Алекса надела кевларовый бронежилет. Я нажал на спусковой крючок, но не знал, что мерзавцы зарядили мой автомат бронебойными пулями. Целых две недели я думал, что убил ее. Потом мне пришлось долго восстанавливаться после глубокой депрессии. Но мы оба остались живы.
— Я все время твержу себе: сейчас все далеко не так плохо, как тогда. — Она улыбнулась. — Уж если мы через то прошли, значит, мы пройдем через что угодно.
Но Алекса еще не была в Хейвен-Парке и не видела тамошних порядков. Взятки, крышевание, круговая порука… Они не остановятся ни перед чем, лишь бы сохранить свой «принцип самообслуживания».
Я держал за руку жену, любовался пенными фонтанчиками прибоя и гадал: удастся ли нам с ней снова выжить?
Глава 27
Мне очень хотелось провести с Алексой всю ночь, но я не мог: время поджимало.
Она отвезла меня в Санта-Монику, остановилась у пирса и снова зашла ко мне в кузов. Мы обнялись и поцеловались.
— Больше я никогда не соглашусь ни на что подобное, — сказала она. — У меня уже нет сил…
— Мысль, конечно, интересная, — ответил я, — но позволь тебе не поверить. Ты согласишься, потому что такая у тебя работа.
В отель при казино я вернулся в четвертом часу ночи. Поднялся в номер, завел будильник на семь утра и заснул.
Следующий день прошел впустую. Приехав на работу, я узнал, что Алонсо на целый день вызвали в суд для дачи свидетельских показаний. Лейтенант Иствуд снова отправил меня просиживать штаны в дежурную часть.
Здание городской администрации гудело. Все только и говорили, что о вчерашней операции на стадионе и о том, как спецназ ФБР поломал наши планы. Почти все, с кем я говорил, не сомневались: в полицейском управлении Хейвен-Парка есть предатель. Поскольку я устроился на работу позже всех, естественно, все косились на меня.
В конце смены я сел в «акуру» и выехал со стоянки. Время близилось к концу, а я так ничего и не достиг. Мне велено было связаться с Алексой, как только закончится смена, поэтому я вернулся в Велосипедный клуб и позвонил ей из телефона-автомата в фойе казино.
— Что случилось? — спросила она.
— Алонсо сегодня вызвали в суд. А я целый день передвигал бумажки.
Пока она обдумывала мои слова, я попросил:
— Дай мне еще один день!
Она долго молчала, по ее молчанию я понял: что-то случилось.
— Дай мне еще сутки! — умолял я. — Сегодня я только напрасно потратил время.
— Они по-прежнему не знают о твоем «мустанге»?
— Я оставил его в нескольких кварталах отсюда. Вряд ли они меня засекут — разве что на всякий случай влезут в базу агентства «Хёрц» и начнут переписывать фамилии всех недавних клиентов подряд.
— Садись в него и езжай на север по бульвару Пасифик. Я и Офелию предупредила, она тоже будет.
— В чем дело?
— Дело взято на контроль департаментом внутренней безопасности. Они очень переполошились, узнав о новеньких «Калашниковых» сотой серии, изъятых в средней школе. Так что теперь ты обязан будешь подчиняться им!
Чего мне сейчас хотелось меньше всего — чтобы мною руководили незнакомые люди.
— Я ведь просила Офелию отстранить тебя, но теперь расследование получило федеральный статус, так что она уже не главная.
— Милая, я буду очень осторожен.
— Шейн, держи меня в курсе! Ты ведь знаешь федералов. Они стараются ни с кем не делиться… Что бы ни случилось, поддерживай со мной связь!
— Буду звонить дважды в день. Я люблю тебя!
Повесив трубку, я вышел из казино и прошел два квартала до переулка, где оставил арендованный «мустанг», и, как мне было велено, поехал на Пасифик. Мой путь пролегал мимо промзоны, застроенной в основном складами и грузовыми дворами.
Через четыре квартала меня прижали к обочине два черных «линкольна-навигатора» с тонированными стеклами. «Мустанг» окружили четыре агента ФБР в черном. Меня выволокли из машины под дулом пистолета, надели наручники и не слишком вежливо затолкали на заднее сиденье первого «навигатора». Как только я очутился в машине, она с ревом рванула с места. Я повернул голову и увидел агента Лав.
— Извини, но Алекса не оставила мне времени. Ничего лучше придумать не смогла…
Она поспешно освободила мне руки.
— Пистолеты-пулеметы, которые мы вчера изъяли у «Чокнутых», — новенькие, российского производства. Некоторые выпущены меньше двух месяцев назад. Мое начальство считает, что «Чокнутые» получают товар от русской мафии, связанной с местными ячейками «Аль-Каиды». Департамент внутренней безопасности хочет перекрыть этот канал поставок.
— Мне нужно больше времени.
— Твоя жена просит вывести тебя из игры. Я сказала моему непосредственному начальнику, что я с ней согласна: скорее всего, в Хейвен-Парке ты под подозрением. И все же он попросил нас пока не сдаваться. Если честно, я и сама боюсь, хотя я кадровая сотрудница ФБР…
— Сегодня день прошел впустую, — сообщил я. — Алонсо вызвали в суд.
Офелия долго молчала и наконец сказала:
— Мне нравится твоя жена. Хотелось бы выполнить ее просьбу. С каждым днем ты все больше рискуешь!
— Если ты готова к риску, то я тем более, — заверил ее я.
— Нам придется действовать очень быстро. Без микрофона не обойтись. Старайся все время разводить их на разговоры! Лучше всего, если тебе удастся подобраться к кому-нибудь из начальства, например к Тэлботу Джонсу или сержанту Беллу. Когда мы их возьмем, у них будет больше оснований пойти на сделку и спасти свою шкуру… Если ты согласен на микрофон, я разрешу тебе поработать еще двадцать четыре часа. Если нет — все, прекращаем операцию.
Я понимал: микрофон для меня равносилен провалу. Если при обыске на мне найдут микрофон, никакие отговорки уже не сработают. Вот почему я отрицательно помотал головой.
— Значит, ты выходишь из игры.
— Ничего я не выхожу. Для тебя, как и для меня, эта операция — вопрос чести.
— Тогда надевай микрофон.
— Ходи подключенный или уматывай? Такой, значит, у меня выбор?
Офелия поджала губы и кивнула.
— Дай-ка мне эту штучку, — попросил я.
Она достала из сумочки цифровой диктофон и микрофон — приборчик чуть больше одноразовой зажигалки «Бик».
— Прислать к тебе кого-нибудь из техподдержки, чтобы помогли закрепить устройство? — спросила она.
— Не надо, сам справлюсь! — Я сунул диктофон в карман куртки. — Мне сейчас только еще одной стычки с федералами не хватало!
Меня высадили возле моей машины на Пасифик. Я сел в нее и, посмотрев в зеркала, нет ли хвоста, поехал в Висту. «Мустанг» я снова оставил в переулке, за два квартала от казино. Потом заковылял к себе в отель.
Я обещал регулярно связываться с Алексой, но звонить ей не хотелось. Не хотелось снова ссориться с ней. И потом, я знал: Офелия все равно введет ее в курс дела. Поэтому я поднялся к себе в номер, плюхнулся на кровать и через несколько минут вырубился. Я спал как убитый — собственно, я и считал себя почти мертвецом.
