Томас Харрис - Красный дракон
– Сейчас подумаю… Нет, точно нет.
– Подождите секундочку, доктор.
Крофорд переключил селектор. От смотрел на два мигающих зеленых огонька на пульте, не видя их. Крофорд, ловец человеческих душ, затаив дыхание, следил, как дернулся и ушел под воду оставленный им поплавок. Ну вот, Грэхем у него на крючке. И никуда он не денется.
– Уилл, есть письмо. Похоже, что от нашего Зубастого парии. Лектер припрятал бумажку у себя в камере. Изъявление всяческих восторгов от преданного поклонника. Жаждет, чтобы Лектер высказался насчет его художеств. Между прочим, интересуется твоей персоной.
– Как Лектер будет отвечать ему?
– Пока не знаю. Кусок письма оторван, и одно место вымарано. Похоже, роман в письмах у них пойдет полным ходом, если Лектер не раскусит, что нам все известно. С этим письмом должна поработать наша лаборатория. Перетрясти бы как следует его камеру, но уж больно рискованное это дело. Стоит ему заподозрить неладное, и он найдет способ тайком от нас предупредить нашего приятеля. Посмотреть бы, куда приведет веревочка, но и это письмо может о многом рассказать.
Крофорд в нескольких словах сообщил Грэхему, при каких обстоятельствах выплыла новая улика.
– До Чезапика восемьдесят миль. Я не могу сидеть тут сложа руки и ждать тебя. Что скажешь, дружище?
– Наш результат: десять трупов за один месяц. В такой ситуации некогда ломать комедию с перепиской. Считаю, тебе надо поехать за письмом.
– Именно так я и собираюсь поступить, – ответил Крофорд.
– Увидимся через два часа.
Крофорд вызвал секретаршу.
– Сара, закажите вертолет. Немедленно. Откуда – неважно. Наш, полицейского управления Вашингтона или командования морской пехоты, мне без разницы. Через пять минут жду его на крыше. Позвоните в отдел документации: пусть принесут мне туда все материалы. Да, Херберту скажите, чтобы подготовил к вылету своих ребят. Нужно сделать молниеносный обыск. Всем на подготовку пять минут. Сбор на крыше.
Он обратился к ожидавшему ответа Чилтону:
– Доктор Чилтон, нам придется обыскать камеру Лек-тера, но так, чтобы он ни о чем не догадался. Требуется ваша помощь. Кто-нибудь еще знает о письме?
– Нет.
– Где сейчас служащий, который его нашел?
– Здесь, у меня в кабинете.
– Пусть побудет у вас до нашего приезда. Чтобы никакого шума. Сколько времени прошло с тех пор, как Лектора вывели из камеры?
– Примерно полчаса.
– Это не дольше, чем обычно?
– Пока нет. На уборку уходит как раз полчаса, но скоро он может забеспокоиться.
– О'кей, поступим таким образом: вызовите к себе инженера, техника или кто у вас там отвечает за эксплуатацию здания. Скажите ему, чтоб отключил воду и устроил замыкание на этаже, где помещается Лектер. При этом пусть нагрузится инструментом и с самым озабоченным видом продефилирует перед камерой, в которой ждет Лектер. Передайте ему, что я все сам ему объясню. Понятно? Если за мусором сегодня еще не приезжали, отмените машину. К записке больше не прикасайтесь. Мы вылетаем.
Напоследок Крофорд позвонил начальнику научно-аналитического отдела.
– Послушай, Брайан, сейчас мы доставим тебе по воздуху одну бумажку, предположительно написанную Зубастым парией.
Экстренно! Через час ее нужно положить обратно туда, где нашли, и в том же самом виде. Вначале ее прокрутят в лаборатории волокон и дерматологии, потом проверят на скрытые отпечатки, оттуда – в документоведение, а после этого к тебе, так что свяжись с ними. Я сам ей займусь, а потом принесу тебе…
***Cаписка была у Крофорда. Он спускался с крыши в лифте, где поддерживался принятый в государственных учреждениях стандарт – восемьдесят градусов по Фаренгейту. Жарко! Волосы Крофорда растрепались после перелета, лицо блестело от пота.
Лаборатория волокон и дерматологии – тихий, спокойный уголок, в котором без лишнего шума шла нескончаемая, напряженная работа. В подсобном помещении ожидали своей очереди груды вещественных доказательств, присылаемых полицией из разных концов страны: куски веревки, которой связывали руки жертвам, пластырь, которым залепляли рты, заляпанное кровью и грязью тряпье, служившее погибшим не то одеждой, не то смертным одром.
Проходя между коробками и тюками, Крофорд увидел сквозь стеклянную стену лаборатории Биверли Катц, склонившуюся за своим рабочим столом. На специальном кронштейне перед ней висел ярко освещенный лампой детский комбинезончик. Она что-то счищала с него тонкой металлической лопаточкой, методично двигая ею сначала вдоль волокон ткани, а затем поперек. На белую бумагу, устилавшую стол, сыпались песчинки, крохотные частицы грязи, но вот туда медленно опустился завивающийся колечком волос. Она тряхнула головой, не сводя с него своих блестящих глаз.
Крофорд видел, как зашевелились ее губы. Он знал, что она приговаривала: "Вот ты где.., вот как я тебя…" Такая у нее была привычка.
Крофорд забарабанил пальцами по стеклу, и Биверли тут же вышла к нему, на ходу стягивая белые перчатки.
– Отпечатки еще не смотрела?
– Нет.
– Я пойду в соседнюю комнату.
Пока Крофорд открывал свою папку, она уже надела свежие перчатки.
Обе части записки лежали между двумя прозрачными пластиковыми полосками. Биверли Катц заметила вмятину от прикуса и с немым вопросом взглянула на Крофорда.
Он кивнул: да, след, оставшийся на бумаге, полностью совпадал с реконструкцией зубов убийцы.
Сквозь стеклянную перегородку он наблюдал, как женщина укрепила записку на щитке, покрытом белой бумагой. Рассмотрела ее в увеличительное стекло. Постучала по щитку кончиком шпателя, чтобы легонько потрясти листок.
Крофорд посмотрел на часы.
Катц перешла к обратной стороне листка, переложив его на другой штатив, обратной стороной вверх. Легчайшим, почти невесомым пинцетом она что-то сняла с поверхности письма. Сделала увеличенные снимки оборванных краев и вновь поместила листок с письмом в пластиковую обложку. Рядом положила пару белых перчаток – знак, предупреждающий, что улика еще не проверена на отпечатки пальцев, и дотрагиваться до нее без перчаток запрещено.
Она протянула все это Крофорду.
– Есть один волосок, может быть, одна тридцатая дюйма. Я с ним поработаю. Что еще?
Крофорд передал ей три подписанных конверта.
– Здесь волосы с расчески Лектера. Тут остатки щетины с электробритвы, которой ему разрешают пользоваться, а вот это волосы уборщика, того, кто нашел записку. Все. Мне пора.
– Пока, – ответила Катц. – Я предпочла бы иметь дело с твоими волосами.
Джимми Прайс поморщился при виде рыхлой туалетной бумаги.
Сощурясь, он напряженно вглядывался в этот клочок через плечо своего помощника, включившего гелиево-кадмиевый лазер, при помощи которого они просвечивали текст в поисках скрытых – непроявленных – отпечатков пальцев. Лазер высветил загрязнения, жирные разводы, пятна от пота, все, что угодно, только не дактилоскопический узор.
Крофорд хотел было задать вопрос, но понял, что сейчас Джимми Прайса лучше не трогать. Он молчал. Голубоватые блики играли на стеклах его очков.
– Насколько нам известно, по крайней мере, три человека брались за это письмо без перчаток, – заговорил Прайс.
– Да. Уборщик, Лектер и Чилтон.
– Уборщик отмыл жировые выделения на руках с помощью бытовой химии, но то, что оставили пальцы двух других, просто не поддается описанию. Ужасно!
Прайс посмотрел бумагу на просвет, крепко сжимая пинцет в руках, покрытых старческими пигментными пятнышками.
– Можно обработать ее парами, но я не могу тебе дать гарантию, что за столь короткое время пятна йода полностью сойдут.
– Может, попробовать нингидрин? Тепловую обработку?
В другое время Крофорд не отважился бы лезть к Прайсу со своими техническими идеями, но сейчас он хватался за соломинку. Он приготовился выслушать резкую отповедь хозяина кабинета, но старик подавленно ответил:
– Бесполезно. Потом не отмоем. Ничем не могу помочь тебе, Джек. Я здесь не вижу никаких отпечатков.
Крофорд чертыхнулся.
Прайс повернулся к нему спиной и занялся пальчиками, которые прибыли по другому делу. В корзине для мусора испарялся сухой лед. Крофорд швырнул туда белые перчатки.
***Aзвинченный до предела, Крофорд поспешил в отдел документации, где его уже ждал Ллойд Бауман, которого вызвали с заседания суда. Он еще не успел переключиться на новую задачу и рассеянно морщил лоб, как человек, которого неожиданно разбудили.
– Поздравляю тебя. Работаешь по-чемпионски, – сказал он, точными, профессионально выверенными движениями раскладывая перед собой записку. Сколько даешь мне времени?
– Двадцать минут – предел.
Бауман направил яркий свет лампы на обрывки письма. Сквозь продолговатую дыру в верхней части виднелось мягкое, темно-зеленое покрытие стола.
