Илья Бушмин - Анабиоз
Круг третий
1
Ночью во сне я вернулся в детство. Я брел по нашей улице, держась за руки родителей. Они о чем-то говорили, а я, маленький и глупый, вертел головой, пялясь на таинственный и притягательный мир машин, больших домов и взрослых людей. На перекрестке отец вдруг опустился передо мной и сказал, внушительно глядя в лицо:
— Главное — не пей.
Я взрослым голосом послал его. Отец схватился за сердце. Мать обняла его и закричала на меня: «Это ты во всем виноват!». Почему она не заикалась? Я отшатнулся, а потом испуганно побежал прочь. Я несся по дворам и закоулкам и вдруг увидел Сергея. Взрослого Сергея — такого, каким я видел его в последний раз. Брат брел навстречу, кривой и ободранный, как зомби из кино. Подбежав, я затряс его за плечи и закричал: «Что с тобой?»
Сергей улыбнулся. Дотронулся до лица. И снял его, как снимают шляпу.
Внутри была пустота. Черное пространство, бездонное, как космос. Я закричал. Потом схватил Женю за руку — неизвестно, как она оказалась рядом — и мы рванули прочь.
В этот момент я проснулся, чувствуя, как сердце заходится, задыхаясь, в бешеном ритме. Полная дама с бульдожьим лицом сидела на нижней полке напротив, ела варёное яйцо — куски белка висели на ее губах, что было отвратительным зрелищем — и угрюмо смотрела на меня. Человек напротив нее, сидящий под моей полкой, что-то сказал, но его голос заглушил стук колес.
— Новокуйбышевск, прибываем через пять минут! — возопила проводница, проталкиваясь через вагон. — Мужчина, ноги уберите, или носки поменяйте уже! — где-то рядом заржали во весь голос несколько человек, а проводница направилась дальше, оглашая пространство своим пронзительным голосом: — Новокуйбышевск, стоянка одна минута!
Уронив голову на подушку, я смотрел в потолок. Меня чуть покачивало в такт движению поезда. Вагонные колеса выбивали свой ритм по рельсам. За окнами мелькали деревья. Я был в поезде.
И странное чувство. Здесь я чувствовал себя свободным. Словно вырвался из плена. Возможно, дорога действительно стала моим временным домом.
Вчера были поминки. Пришли трое родственников, соседи родителей и тетя Света. Я помогал матери на кухне. Временами выходил покурить в подъезд. В один раз, вернувшись, я прикрыл дверь слишком тихо — так уж вышло — и люди в комнате этого не услышали. Зато я слышал их голоса.
— Теп… Теп… Теперь я совсем одна. Мужа нет. Сергея н… н… нет.
— Так, Алешка же.
— Как… как… какой с него прок. Сами ви… ви… видите.
— Он же ищет брата.
— Во… Во… Володя считал, что Ле… Леша на самом деле где-то у своих дру… дру… друзей-собутыльников жив… живет. А как будто ез… ездит. Чтобы впе… впечатление соз… соз… создать, что ему не все… все… все равно.
— Ой, куда молодежь катится…
Я не подал сигнала, что нахожусь внутри и все слышу. Но для себя я окончательно понял, что здесь я чужой. Это было неприятно и неправильно. Так не должно было быть. Я всегда был уверен, что при беде — любой беде — семья должна сплачиваться, как единое целое. А выходило наоборот. Что-то не так было либо со мной, либо с моей семьей. А может быть, со всем этим миром было давно что-то не так.
Закатывать скандал я не стал. Как и дожидаться конца поминок. Свое обещание матери я сдержал. А потому я подхватил рюкзак и так же тихо — не хотел, чтобы кто-то меня слышал — покинул квартиру. Напоследок окинув глазами узкий коридор типовой двушки, в которой вырос. В тот момент у меня было непередаваемое чувство уверенности, что эти стены я вижу в последний раз. Откуда оно взялось, я не знал, но оно было непоколебимым. И не было грусти. Я был этому только рад. Как двоечник, после выпускных покидающий школу, к которой не мог не привязаться, потому что все мы так устроены, но по отношению к которой не испытывал никакого позитива и был рад перелистнуть эту страницу.
Когда поезд сделал остановку в Новокуйбышевске, я вышел из поезда, чтобы покурить на перроне. Станция казалось совсем крохотной. А сразу за территорией вокзала виднелись заросли убогого редкого леса, тянущиеся почти до горизонта. Маленький забытый богом городок. Это еще больше подстегнуло мою веру в то, что Сергей в Самаре.
Туда поезд прибыл менее чем через час. Меня встретило огромное и ультрасовременное — ни в Москве, ни где бы то ни было еще я такого не встречал — здание вокзала. Это был громадный комплекс из стекла и бетона, посреди которого возвышался самый настоящий небоскреб. Для меня, ожидавшего увидеть старое типовое здание постройки XIX века, это было настоящим откровением. Почему этот вокзал в десяток раз круче вокзала московского? Может, столицу перенесли в Самару, а москвичи не в курсе?
Здесь поезд «Москва-Оренбург» стоял целый час перед тем, как отправиться дальше на юго-восток. Здесь Сергей мог выйти. И где-то здесь, на вокзале или около него, мой брат встретил тех, кого ему встречать не следовало.
У меня был строгий план действий. Как сказала Женя: «Самара — город-миллионник. Там можно месяцами искать человека, но так и не найти». Мне нужно было жилье. Угол, где можно ночевать в перерывах между поисками, иначе долго я не протяну.
На вокзале была огромная масса народу. Столько людей я видел разве что на Казанском вокзале в родной Москве. Люди налегке, с легкими сумками на плече, как я, и с огромными чемоданами на колесах. Молодые и старые, одиночные путники и галдящие семьи из четырех-пяти человек. Мир людей и сумок, к которому я уже начал привыкать.
Не без труда я нашел вход в тоннель, который вел от посадочных перронов на привокзальную площадь, и свернул туда. Тоннель был длинным — метров 200, не меньше. Поднявшись на поверхность, я на секунду растерялся. Ожидал увидеть перед собой большую привокзальную площадь, но здесь была образующая букву «Г» улица, битком запруженная автобусами, автомобилями и народом. А может, это был перекресток двух улиц — кто их разберет. Через дорогу виднелась огромная автомобильная стоянка. Я поправил рюкзак на плече и, пытаясь сообразить, что делать теперь, двинулся в людском потоке к пешеходному переходу.
В стороне, у напоминавшего дорогу подъема к центральному входу в здание вокзала, толпились несколько человек. В основном женщины. У них в руках я заметил картонные таблички. Вряд ли таксисты. Я направился к ним и, подходя, убедился, что моя догадка оказалась верной. На картонке одной из женщин, невысокой пенсионерки в шапочке, я обнаружил выведенное маркером корявое «Жилье».
— Здрасте, — кивнул я ей. — Вы квартиру сдаете или комнату?
Пенсионерка смерила меня подозрительным взглядом.
— А тебе чего надо?
— Комнату. Подешевле.
— Надолго?
— Пару дней точно, а там посмотрим.
— Бандит, что ли? — пенсионерка кивнула на татуировку на шее.
— Какой бандит, вы что, — искренне выпучил я глаза. Из меня мог получится неплохой актер. Наверное. — Это же иероглифы японские. Каратист я, бабуль. Спортсмен.
— Это хорошо! — обрадовалась она. — Ну, пошли, спортсмен. Тут рядом совсем. Деньги-то есть?
— Смотря какие у вас запросы.
Пенсионерка прищурилась.
— Полторы.
— Это в сутки?
— Ну не в месяц же. Какие вы, спортсмены, непонятливые.
— Это все от стероидов, — вздохнул я. — Хорошо, согласен на полторы. Показывайте.
Улица была похожа на базар. Тьма народу слонялась взад-вперед. Вдоль узкого тротуара тянулись бесконечные павильоны с закусочными, магазинами и прочим, был даже филиал банка. За третьим или четвертым павильоном мой лоцман-пенсионерка, сжимая под мышкой картонку с самодельной рекламой, свернула во двор — и мы оказались у подъезда ничем не примечательной жилой девятиэтажки.
— Какой этаж?
— Восьмой.
— Лифт работает, надеюсь?
— А ты из Москвы, небось? — фыркнула пенсионерка. — Конечно, у нас же тут медведи по улицам ходят с балалайками, да? За МКАДом-то? Так думаешь? Кто вас там только воспитывает, в Москве…
Пенсионерка была права. Я промолчал.
Мы поднялись на нужный этаж. Дверь была старенькой, но добротной. За тесным тамбуром — еще одна, более старая и менее надежная. Квартира встретила характерным затхлым запахом жилища пожилого человека.
— Разувайся. Не знаю, как у вас в «москвах», а у людей обувь дома снимают.
Пенсионерка оказалась дерзкой. Мне она понравилась.
Это была двухкомнатная квартира. Спальня, отведенная постояльцам вроде меня, располагалась напротив ванной и туалета. Тоже своеобразное удобство, хотя здесь с какой стороны посмотреть. В комнате ничего лишнего. Кровать, шкаф для одежды, стол и стул. На стене висел небольшой плоский телевизор.
— Нравится? — обрадовалась пенсионерка. — Все каналы показывают. А еще у меня тут и фай-фай есть.
— Кто?
— Фай-фай. Ну, интранет. Пароль вон.
