Грег Айлс - Смерть как сон
– Когда вы поняли, что это не галлюцинации, о чем вы подумали?
– Первое время я отчаянно надеялась, что звонила Джейн. Но чем больше размышляла над этим, тем слабее становилась надежда. За годы бесплодных попыток разыскать отца я перезнакомилась с кучей собратьев по несчастью – родственников других американцев, пропавших без вести во Вьетнаме. И в какой-то момент мне показалось, что звонила не сестра, а одна из моих новых знакомых. Они постоянно мотались по всей Азии, как и я. Понимаете? Какая-нибудь дочка или жена пропавшего солдата заехала в Бангкок и попала там в беду. Мой телефон был всем хорошо известен. А некоторые странности разговора и плач можно объяснить, например, опьянением. Или отчаянием. Если это допустить, все выглядит в целом логично. «Джордан… Помоги мне… Папу не убили…» Это я подумала, что речь идет о моем отце, а если она говорила о своем? Или о муже, а она звонила их общей дочери, которую тоже зовут Джордан?
– Все это выглядит довольно странно. Скорее сами пропавшие без вести солдаты должны взывать к своим семьям о помощи, а не наоборот.
– Согласна.
– Вы обзванивали своих знакомых – членов таких семей?
– Разумеется. И я, и ФБР. Никто из них так и не признался, что звонил мне. Но таких людей раскидано по Штатам очень много. Несколько тысяч. Всех не проверишь. Меня знают многие, все-таки я знаменитый фотограф, бываю в зонах вооруженных конфликтов, часто наведываюсь в Азию. А я знакома далеко не со всеми.
– Если все же допустить, что звонила одна из чужих родственниц, кому в таком случае мог принадлежать мужской голос?
– Откуда я знаю? Мужу, другу, отчиму… Кстати, о мужском голосе. Спустя некоторое время я выдвинула еще одну версию. Для себя. Это мог быть похититель, который нанял забавы ради какую-то женщину и таким образом разыграл меня. Чтобы причинить мне боль.
Кайсер покачал головой.
– Я проверял, никто из родственников других жертв похищений не получал аналогичных звонков.
– А сами вы что думаете?
Он рассеянно ковырнул вилкой мясо.
– Я думаю, что это и впрямь могла быть ваша сестра.
Я долго молчала, пытаясь справиться с охватившим меня волнением.
– Не обольщайтесь раньше времени. Я мог и не говорить вам этого, но сказал, потому что вы «крепкая девчонка». Это слова Бакстера.
– Не знаю, насколько я крепкая…
Кайсер замолчал, давая мне время окончательно прийти в себя.
– Теперь я понимаю, почему вы не хотели, чтобы при нашем разговоре присутствовал Ленц.
– Отчасти да.
– Когда я спросила его, что он думает о том звонке, Ленц просто отмахнулся. Он не придает ему значения.
Кайсер заговорил, не поднимая на меня глаз:
– В ФБР официально приняли вашу же собственную версию о том, что это звонила родственница пропавшего солдата. Ленц не придает этому значения, потому что читал ваши показания и знает, в какой психологической яме вы обретались в то время. Поэтому версия с чужой родственницей выглядит гораздо правдоподобнее версии с сестрой.
– Как вы дипломатично выгораживаете Ленца…
– Вас не проведешь! – усмехнулся Кайсер. – Ну что ж… Тогда скажем так: если допустить, что ваша сестра все-таки жива, это ставит под сомнение все умозаключения Ленца. Он ведь только на словах соглашается с тем, что все возможно и не существует никаких правил. А на самом деле у него на глазах шоры. Может, он и не всегда был такой, но сейчас – именно такой. И поэтому абсолютно убежден, что самый логичный вариант – допустить гибель всех жертв.
– А для вас какой вариант самый логичный?
– Тот же. Но в отличие от Ленца я открыт и для других гипотез. Я так устроен.
– А каковы шансы у этих других гипотез?
Кайсер вновь усмехнулся.
– Невелики, но они есть. Потому что я четко знаю – проверял на личном опыте, – что мир наш не подчиняется никаким схемам. – Он отыскал в одном из свертков «призовое» печенье и бросил на тарелку. – Ленц наверняка задавал вам свои фирменные «личные» вопросы, да? Расспрашивал о семье, о детстве?
– «Расспрашивал» – не то слово.
– Такой у него стиль работы. Он стремится раскопать о своих «пациентах» все до мельчайших подробностей, а потом рыться во всем этом и взвешивать каждую детальку на аптекарских весах. Многие из его собеседников потом жаловались на него. Но я Ленца не критикую. В начале своей карьеры он добился благодаря этой методе серьезных успехов.
– Он вас тоже нахваливал.
– Правда? Спасибо ему. Только моего мнения это не изменит: будь моя воля, я не допустил бы его к участию в этом расследовании.
– Почему?
– Я не доверяю ни его интуиции, ни его суждениям. Не так давно он уже расследовал одно дело и закончилось все весьма плачевно. А Бакстер прислушивается к нему просто потому, что они много лет работали вместе. Ленц – фигура авторитетная.
– Он рассказывал мне о своей жене. О том, что она погибла в ходе какого-то расследования. Вы сейчас об этом вспомнили?
– Об этом. А он рассказывал, как именно она погибла?
– Нет. Лишь сказал, что это было жестокое убийство.
– И он, черт возьми, не солгал! А убили ее, потому что Ленц опять пошел на поводу у своих красивых теорий и гипотез. А в результате прибыл на место преступления через пять минут после ее гибели. На собственном кухонном столе.
– Боже…
– После того случая он подал в отставку из ФБР. И с тех пор консультирует Бакстера внештатно. Но самое печальное – он не извлек никаких уроков. По-прежнему уверен в себе и своих способностях.
– А что вы скажете относительно его идеи использовать меня в допросах подозреваемых?
– Идея неплохая и может сработать. Но не думайте, что это будет так просто. И безопасно. С одной стороны, мы можем не добиться никаких определенных результатов. А с другой – ваше активное участие в деле может привлечь к вам персональное внимание убийцы.
Телефон Кайсера вновь зазвонил.
– Это опять Ленц, – проворчал он, глядя на экранчик.
– Поговорите с ним?
– И не подумаю.
Поскольку Кайсер в нашей беседе уже давно перешел на личности, я решила последовать его примеру.
– Вы только что потрясли перед моим носом грязным бельем Ленца. Меня это увлекло. Потрясите теперь своим. Почему вы сбежали из Квонтико?
– А что вам об этом рассказал Ленц?
– Ничего. Предложил мне самой задать вам этот вопрос.
Кайсер скользнул цепким взглядом вдоль берега и несколько секунд разглядывал парочку влюбленных, которые грелись на солнышке в отдалении. Все как у людей: одеяло, вода, верная собака и переносной холодильник с напитками.
– Все просто – я перегорел. Это со всеми нами случается рано или поздно. Со мной случилось раньше.
– А что, собственно, случилось?
– Я провел в Квонтико четыре года и за это время стал фактически правой рукой Бакстера. Совал свой нос повсюду, лез куда надо и не надо. И в итоге был завязан одновременно на сотне дел с лишним. Детоубийства, серийные изнасилования, взрывы, похищения людей – полный ассортимент. В такой ситуации бесполезно пытаться расставлять приоритеты, потому что за каждой строчкой в деле, за каждой фотографией, за каждой уликой – слезы и разбитые сердца. Убитые горем родители, мужья, дети. Я не мог задвинуть на второй план никого из них. И кончилось тем, что я практически переселился в академию. И даже не заметил, что в какой-то момент вновь обрел статус холостяка. Ну а потом… а потом случилось то, что должно было случиться.
Когда он сказал про «холостяка», я машинально скользнула взглядом по его левой руке. Кольца не было.
– Что именно?
– Мы с Бакстером поехали в Монтану – в главную тюрьму штата. Чтобы допросить одного приговоренного к смерти. Он изнасиловал и убил семерых детишек. Мальчиков. Причем, перед тем как убить, пытал их со звериной жестокостью. Казалось бы, этот допрос не отличался от сотен других. Но эта сволочь открыто наслаждался своими воспоминаниями. И опять-таки для меня это было не в диковинку, по идее давно должен был привыкнуть, но тут… меня будто заклинило. Он говорил, а я все это видел, как наяву. Как семилетний мальчишка, захлебываясь кровью и слезами, зовет на помощь мать… В то самое время, как эта гнида загоняет ему в анальное отверстие сверло от дрели… – Кайсер прикрыл глаза и с трудом перевел дыхание. – Ну я и не сдержался…
– Что вы сделали?
– Опрокинул стол и попытался его убить.
– Получилось?
– Нет. Всего лишь сломал ему челюсть, нос и пару-тройку лицевых костей, повредил гортань и выбил глаз. Бакстер не мог меня оттащить, как ни старался. Лишь потом догадался треснуть меня чем-то тяжелым по башке. Я «поплыл», и он наконец сумел вытолкать меня из камеры.
– А с тем что стало?
– Увезли в больницу на месяц.
– Удивляюсь, как вас после этого не уволили.
