Домохозяйка - Фрида МакФадден
Нина вперяет в меня взгляд.
— Да как ты смеешь! Ты в чем меня обвиняешь?
Тут мне приходит в голову, что Эндрю — большой и сильный мужчина. Если Нина даже с ним расправилась, то где мне устоять против нее! Но я не могу уйти. Надо убедиться, что с ним все хорошо.
— Отправляйся к себе! — командует она.
Я проглатываю застрявший в горле ком.
— Нет.
— Иди в свою комнату, или будешь уволена.
Она явно не шутит — я вижу это по ее глазам. Но я не могу уйти. Собираюсь снова запротестовать, но тут слышу кое-что, отчего мои плечи с облегчением расслабляются.
Из спальни доносится плеск воды в раковине.
Эндрю в порядке. Он просто в туалете.
Слава тебе, Господи.
— Ну что, довольна? — В голубых глазах Нины лед, но не только. Там светится еще и искорка веселости. Она любит пугать меня. — Мой муж жив и здоров.
Я склоняю голову.
— Окей, я только хотела… Простите, что помешала.
Поворачиваюсь и ковыляю прочь. Чувствую, как взгляд Нины пронзает мне затылок. Когда я уже почти у своей лестницы, до меня доносится ее голос:
— Милли?
Оборачиваюсь. Ее белая ночная сорочка сияет в свете луны, просачивающемся в коридор, отчего Нина похожа на ангела. Если не считать кровавого пятна. И теперь я вижу, как под ее раненой рукой на полу натекает алая лужица.
— Да?
— По ночам не вылезай со своего чердака. — Она моргает. — Поняла?
Ей ни к чему повторять это дважды. Я бы с удовольствием никогда больше не покидала свой чердак.
19
К утру Нина вернулась к более приятной версии самой себя, по-видимому, забыв о ночных событиях. Если бы не повязка на ее правой руке, я бы подумала, что мне все приснилось в страшном сне. На белой марле виднеются алые пятна.
Не сказать чтобы Нина вела себя со мной сегодня страннее, чем обычно, но она явно более не собрана. Увозя Сесилию в школу, она рвет с места так, что шины визжат. Вернувшись, она останавливается посреди гостиной и пялится на стены, пока я не выхожу из кухни и не спрашиваю, все ли с ней хорошо.
— Все нормально. — Она теребит ворот своей белой блузки, довольно сильно помятой, хотя я хорошо помню, что гладила ее. — Будь добра, приготовить мне завтрак. Обычный.
— Хорошо.
«Обычный» завтрак Нины состоит из трех яиц, взбитых с изрядным количеством масла и пармезана, четырех ломтиков бекона и английского маффина, тоже намазанного маслом. Я невольно вспоминаю комментарии КУРиц насчет ее веса, пока она отлучалась. Хотя, надо сказать, я уважаю Нину за то, что она, в отличие от них, не считает каждую калорию, которую отправляет в рот. Она не веган и не отказывается от глютена. Могу сказать, что моя хозяйка ест все, что хочет, и несколько сверх того. Она даже не отказывает себе в перекусе поздно вечером, о чем свидетельствуют ожидающие меня утром на кухне грязные тарелки. Нина ни разу не потрудилась сунуть хотя бы одну из них в посудомоечную машину.
Я ставлю перед ней на обеденный стол тарелку с завтраком и стакан с апельсиновым соком. Она тщательно рассматривает пищу, и я беспокоюсь, что эта версия Нины сейчас скажет, что все приготовлено из рук вон плохо, а то и вовсе что она меня не просила о завтраке. Но вместо этого она ласково улыбается:
— Спасибо, Милли.
— Пожалуйста. — Некоторое время я медлю, стоя за ее спиной. — Кстати, Эндрю попросил меня забронировать вам два билета на «Момент истины».
Ее глаза вспыхивают.
— Он такой заботливый! Да, это было бы здорово.
— На какой день заказать?
Она сует в рот вилку с болтуньей и задумчиво пережевывает.
— После воскресенья у меня вся неделя свободна, так что закажи на это время, если получится.
— Хорошо. И я, конечно, присмотрю за Сесилией.
Она опять сует в рот вилку с яичницей. Ошметок падает на ее белую блузку. Похоже, она даже не замечает этого и продолжает поглощать еду.
— Еще раз спасибо, Милли. — Она подмигивает мне. — И что б мы без тебя делали?
Она всегда с удовольствием повторяет мне это. А еще — что она меня уволит. Если не одно, то другое.
Полагаю, это не ее вина. У Нины, как сказали ее подруги, явные проблемы с психикой. Все время возвращаюсь мыслями к ее предполагаемому пребыванию в психиатрической лечебнице. Туда просто так не запирают. Должно быть, случилось что-то очень плохое, и часть меня изнывает от желания узнать, что именно. Но не могу же я спросить у нее! А мои попытки выведать что-то у Энцо оказались бесплодными.
Нина уже почти расправляется с завтраком, за пять минут схарчив яичницу, бекон и английский маффин, когда вниз по лестнице сбегает Эндрю. До этого момента я немного тревожилась за него после ночных событий, несмотря на то, что слышала льющуюся в туалете воду. У меня даже возник в голове сценарий, пусть и не очень правдоподобный, но все же: а вдруг… ну не знаю… вдруг Нина встроила в кран таймер, чтобы создавалось впечатление, будто Эндрю в туалете, живой и здоровый? Как я сказала, это не очень правдоподобно, но все же НЕ невозможно. В любом случае, я испытываю облегчение, увидев Эндрю целым и невредимым. Он до того великолепен в своем темно-сером костюме и голубой сорочке, что у меня слегка перехватывает дыхание.
За секунду до того, как Эндрю входит в столовую, Нина отталкивает от себя тарелку. Встает и приглаживает свои белокурые волосы, которым, однако, не хватает обычного сияния, а темные корни видны еще отчетливее, чем раньше.
— Привет, Энди. — Она одаривает его ослепительной улыбкой. — Как ты себя чувствуешь?
Он открывает рот, чтобы ответить, но тут его взгляд падает на кусочек яичницы, приклеившийся к ее блузке. Уголок его губ поддергивается вверх.
— Нина, у тебя яичница на блузке.
— Ой! — Ее щеки становятся пунцовыми. Она пытается стереть пятно с блузки, но кусочек яичницы просидел там несколько минут, и жирный след по-прежнему марает деликатную белоснежную ткань. — Ох, как же это я!..
— Ничего, ты все равно прекрасна. — Эндрю обнимает жену за плечи и притягивает к себе для поцелуя. Та приникает к нему, и я ощущаю в груди укол ревности. — Мне нужно бежать в офис. Увидимся вечером.
— Я провожу, дорогой.
Нине чертовский повезло в жизни. У нее есть всё. Да, она побывала в психиатрической лечебнице — ну и что? Не в тюрьме же! И
