Джон Гришем - Камера
— Оно уже рухнуло. В фирме обо всем знают. Я рассказал Лукасу Манну и…
— Этот тип выболтает любой секрет. Не вздумай еще раз довериться ему.
— Сэм, боюсь, вы меня не поняли. Мне нет дела до его болтовни. Мне плевать, если весь мир узнает, что я — ваш внук. Я по горло сыт маленькими семейными тайнами. Слава Богу, я уже не ребенок и сам могу принимать решения. Кстати, юристов принято считать существами весьма толстокожими. Я сумею постоять за себя.
Тело Сэма несколько расслабилось, уголки рта дрогнули в мягкой улыбке. Так умудренный жизнью мужчина улыбается ребенку, который хочет, чтобы его принимали за взрослого. Кэйхолл покачал головой.
— Ты сам ничего не понял, — ровным тоном сказал он.
— Так объясните.
— На это уйдет вечность.
— В нашем распоряжении четыре недели. За такое время можно поговорить очень о многом.
— Что конкретно ты хочешь услышать?
Склонившись к окошку, Адам подвинул к себе блокнот.
— Для начала расскажите о деле: апелляции, стратегия защиты, судебные процессы, взрыв, ваш сообщник.
— Никакого сообщника не было.
— Хорошо, об этом позднее.
— Сейчас. Я действовал один, ясно?
— О'кей. Во-вторых, мне нужно знать все о моей семье.
— Зачем?
— А почему нет? Почему это должно оставаться тайной? Я хочу знать о вашем отце, об отце вашего отца, о ваших братьях и сестрах. Может быть, эти люди мне не понравятся, но я имею право знать правду. Ее скрывали от меня всю жизнь, но сейчас пора назвать вещи своими именами.
— В моем прошлом нет ничего примечательного.
— Вот как? Однако, Сэм, примечательно уже то, что вы оказались на Скамье. С чего вдруг такая честь? Белый человек, представитель среднего класса, почти семидесяти лет от роду — и здесь. Разве это не примечательно? Я хочу знать, почему вы оказались в Парчмане. Кто вас сюда определил? Кто еще из моей семьи входил в Клан? Сколько всего насчитывается жертв?
— Думаешь, я раскрою тебе душу?
— Думаю, раскроете. Я — ваш внук, Сэм, единственный человек, кому есть до вас хоть какое-то дело. Вы заговорите.
— Уж если мне предстоит стать таким разговорчивым, о чем еще пойдет речь?
— Об Эдди.
Сэм сделал глубокий вдох и прикрыл глаза.
— Не слишком ли многого ты хочешь?
Адам черкнул что-то в блокноте. Его собеседник неторопливо достал из пачки сигарету, со вкусом закурил. Плававшее под потолком сизое облако начало густеть. Руки старика обрели прежнюю твердость.
— А потом? Что ты намерен обсуждать после Эдди?
— Не знаю. На четыре недели вполне хватит и перечисленного.
— Когда же мы поговорим о тебе?
— В любое время. — Достав из кейса тонкую папку, Адам просунул сквозь квадратик решетки свернутый трубкой лист бумаги и ручку. — Вот соглашение о найме адвоката. Поставьте внизу подпись.
Не прикасаясь к бумаге, Сэм пробежал глазами текст.
— Опять «Крейвиц энд Бэйн»?
— Нечто вроде.
— Как понять — нечто вроде? Здесь четко указано, что я позволяю этим евреям представлять мои интересы. Черт возьми, у меня ушла куча времени, чтобы избавиться от них. Я им даже не платил.
— Выполнять соглашение буду я, Сэм. Их вы увидите, если только захотите.
— Не захочу.
— Тем лучше. Я числюсь в фирме, поэтому документ вы подписываете с ней. Все очень просто.
— Оптимизм юности. Все очень просто! Я сижу в тридцати метрах от газовки, часы тикают, отсчитывая последние минуты, и все очень просто.
— Подпишите бумагу, Сэм.
— И что дальше?
— И мы приступим к работе. Официально я могу действовать лишь после того, как будет оформлено соглашение. Подписываете его, и мы начинаем.
— С чего?
— Вы подробнейшим образом расскажете о взрыве офиса Крамера.
— Я делал это тысячу раз.
— Придется повторить. В моей записной книжке сотни вопросов.
— Все их уже задавали.
— Да, но не слышали ответов. Так?
Сэм сжал зубами фильтр.
— А потом, задавал их не я. Так?
— По-твоему, я лгал?
— Не лгали?
— Нет.
— Но и сказали далеко не все. Так?
— Да какое это имеет значение? Ты же читал отчеты.
— Я выучил их наизусть, но вопросы остались.
— Типичный юрист.
— Если появятся новые факты, то появятся и способы представить их. Все, что нам нужно, Сэм, это дать судье повод задуматься — раз, другой, третий. Ему потребуется разобраться, и отсрочка гарантирована.
— Правила игры мне известны, сынок.
— Адам, только Адам.
— Тогда обращайся ко мне на ты и зови меня дедом. Думаю, ты намерен подать апелляцию губернатору.
— Да.
Сэм придвинулся к окошку, выставил вперед правую руку с торчащим указательным пальцем. Лицо его стало каменным, глаза сузились.
— Слушай меня, Адам, слушай. — Указательный палец грозно покачнулся. — Если я подпишу твой листок, ты не скажешь этому выродку ни слова. Ни слова. Понял?
Адам молчал.
— Сукин сын! Подлое, продажное ничтожество с очаровательной улыбкой на устах. Это он усадил меня на Скамью. Свяжешься с ним — не быть тебе моим адвокатом.
— Значит, я все-таки твой адвокат?
Рука опустилась, Сэм перевел дух.
— О, я могу дать тебе возможность попрактиковаться. Знаешь, Адам, занятия юриспруденцией — гиблое дело. Корми я, добропорядочный гражданин, жену и детей, плати налоги, уважай закон, ни один юрист даже не посмотрит в мою сторону. Почему же тогда к грязному убийце, у которого ни гроша за душой, со всей страны слетаются увешанные громкими титулами известные адвокаты, многие даже на собственных самолетах? В состоянии ты это объяснить?
— Нет. Они меня не интересуют.
— Поганую профессию ты выбрал.
— Большинство юристов — честные люди.
— Еще бы. А большинству моих соседей стать проповедниками помешало только заведомо несправедливое обвинение.
— Губернатор может оказаться нашим последним шансом.
— Он сгорает от желания посмотреть, как я буду умирать. А потом этот надутый индюк соберет пресс-конференцию и подробненько опишет детали происходившего. Мразь, он и взлетел-то на такую высоту благодаря именно мне. Держись от него подальше, Адам.
— Мы обсудим это позже.
— Мы уже обсуждаем это. Дай слово, иначе я ничего не подпишу.
— Другие условия будут?
— Будут. Хочу внести кое-какие дополнения. Мне нужно, чтобы твоя фирма не вздумала брыкаться, если я вдруг решу послать тебя ко всем чертям.
— Позволь-ка мне взглянуть на текст.
Взяв у Сэма лист с соглашением, Адам аккуратно вписал в него еще один абзац, вернул бумагу Кэйхоллу. Тот медленно прочитал пять новых строк и положил лист на стол.
— А подпись?
— Я еще размышляю.
— Могу я задать несколько вопросов, пока ты размышляешь?
— Валяй.
— Где ты овладел искусством обращения со взрывчаткой?
— В воскресной школе.
— До случая с Крамером прозвучало по крайней мере пять взрывов. Каждый раз схема оставалась одна и та же: динамит, детонаторы, бикфордов шнур. Но в Гринвилле применили часовой механизм. Кто научил тебя делать бомбы?
— Ты когда-нибудь запускал фейерверки?
— Конечно.
— Тот же принцип: поджигаешь шнур и бежишь со всех ног.
— С часовым механизмом дело обстоит чуть сложнее. Кто тебя научил?
— Мамочка. Когда ты намерен прийти сюда в следующий раз?
— Завтра.
— Хорошо. Мне нужно все обдумать. На сегодня разговор окончен, хватит идиотских вопросов. Прочту документ, кое-что подправлю, а завтра продолжим.
— Это пустая трата времени.
— Я потратил впустую почти десять лет. Днем больше, днем меньше — какая разница?
— Если не подпишешь, меня могут не пропустить к тебе. Сегодня они просто закрыли глаза.
— Отличные они все-таки парни, а? Скажешь, я нанял тебя еще на одни сутки. Пропустят.
— Предстоит куча работы, Сэм. Не стоит тянуть.
— Мне нужно подумать. Девять с половиной лет в одиночке превращают человека в аналитика. Но не в спринтера, малыш. Для того чтобы расставить все по своим местам, требуется время. Дай собраться с мыслями, как ни крути, ты застал меня врасплох.
— О'кей.
— К завтрашнему дню я войду в норму. Тогда и поговорим, обещаю.
— Не сомневаюсь. — Адам сунул папку в кейс, откинулся на спинку стула. — Я пробуду в Мемфисе около двух месяцев.
— В Мемфисе? Разве ты живешь не в Чикаго?
— У нас здесь небольшой филиал. Телефон указан на визитной карточке. Понадоблюсь — звони.
— Что ты будешь делать, когда все закончится?
— Не знаю. Наверное, вернусь в Чикаго.
— Ты женат?
— Нет.
— А Кармен замужем?
— Нет.
— Как она выглядит?
— Симпатичная, очень умная девушка. Похожа на мать.
— Эвелин была настоящей красавицей.
— Она и сейчас красива.
