Джон Гришем - Камера
— Ты уже говорил с Сэмом? — спросил Найфех.
— Очень кратко. Рано утром принес ему копию постановления.
— Вчера звонил Гудмэн, сказал, что направил сюда своего молодого сотрудника. Он еще не объявился?
— Я говорил с Гарнером и успел пообщаться с посланцем, Адамом Холлом. В данную минуту он беседует с Сэмом. Интересная должна быть беседа. Сэм — его дед.
— Его кто?
— Ты слышал. Сэм Кэйхолл — дед Адама Холла по отцовской линии. Вчера мои люди покопались в биографии внука и обнаружили пару неясных моментов. Я связался с отделением ФБР в Джексоне. Через два часа по факсу прислали самую подробную информацию. Сегодня утром у меня в кабинете он все признал. Не похоже, чтобы парень рассчитывал скрыть это.
— Но он носит другое имя.
— Долгая история. В последний раз дед и внук виделись, когда Адам был еще несмышленым ребенком. После ареста Сэма отец мальчишки перебрался на Запад. Менял имена, частенько оставался без работы, словом, вел жизнь настоящего неудачника. Покончил с собой в восемьдесят первом. Адам же с успехом окончил колледж, поступил в юридическую школу Мичигана, одну из лучших в стране, возглавил профессиональный журнал. Год назад он пришел на работу в «Крейвиц энд Бэйн», а сегодня утром оказался здесь, у нас.
Найфех покачал головой:
— Есть от чего прийти в восторг. Мало нас склоняет пресса? Мало дураков-репортеров, задающих дурацкие вопросы?
— Беседа-то все равно идет. Думаю, Сэм согласится, чтобы внук представлял его интересы. По крайней мере очень на это надеюсь. Мы пока ни разу не отправили на смерть заключенного, у которого бы не было адвоката.
— Следовало бы хоть однажды послать на смерть адвоката, без всяких заключенных, — с натянутой улыбкой проговорил Найфех.
Непримиримая вражда, которую он питал к юристам, давно стала притчей во языцех, поэтому Лукас не обиделся. Он все прекрасно понимал. По его подсчетам выходило, что Филлип Найфех представал перед судом в качестве ответчика чаще, чем любой другой житель в истории штата. Право ненавидеть юристов Найфех заслужил.
— Через девятнадцать месяцев удалюсь на покой. — Фразу эту Лукас слышал уже неоднократно. — Кто у нас идет за Сэмом?
Манн задумался, перебирая в памяти приговоры своих сорока семи подопечных.
— В общем-то некому. Четыре месяца назад первым кандидатом был Любитель пиццы, но он получил отсрочку. В его распоряжении около года, однако я предвижу новые осложнения. Нет, пару ближайших лет гостья с косой к нам не заглянет.
— Любитель пиццы? Ты о ком?
— Забыл? Малькольм Фрайар. В течение недели зарезал трех доставщиков пиццы. На суде утверждал, будто к убийству его подтолкнул голод.
Филлип замахал руками:
— О'кей! Помню, помню. Так следующий — он?
— По-видимому. Точнее сказать трудно.
— Знаю.
Найфех поднялся из кресла и прошел к окну. Его черные форменные полуботинки остались под столом. Стоя на ковре в одних носках, он сунул руки в карманы, отвел назад плечи, потянулся. Последний приведенный в исполнение приговор вынудил Филлипа неделю провести в госпитале. «Легкая сердечная аритмия», — успокаивая, объяснил врач. Провалявшись на неудобной больничной кровати семь дней, он дал слово жене, что новой казни дожидаться не будет. Если Господь не приберет Сэма к себе, слово удастся сдержать. А там и до пенсии останется совсем уж немного.
Филлип повернулся и посмотрел в глаза другу:
— С меня довольно, Лукас. Уступаю место другому. Своему подчиненному, молодому, заслуживающему полного доверия человеку, которому не терпится пролить кровь.
— Только не Надженту.
— Только ему. Полковнику в отставке Джорджу Надженту, моему ассистенту.
— Этому зануде?
— Да, зануде, но на него можно положиться. Он отличный организатор, ярый приверженец дисциплины. Я оставлю необходимые инструкции, и он играючи отправит Сэма Кэйхолла в лучший из миров. Это идеальная кандидатура.
Джордж Наджент являлся заместителем инспектора Найфеха. Славу ему снискали порядки, установленные в лагере для тех, кто впервые преступил черту закона. В течение шести мучительно долгих недель Наджент яростно топал тяжелыми армейскими ботинками, сыпал проклятиями и обещал каждому недовольному превратить его в «петуха». Выходившие из лагеря на свободу в Парчман уже не возвращались.
— У Наджента не в порядке с головой, Филлип. Он наверняка кого-нибудь угробит, это вопрос только времени.
— Вот-вот, наконец-то ты понял. Пусть выпустит пар, угробит Сэма — по правилам, как положено. Соблюдение правил доводит его до оргазма. Казнь Кэйхолла станет эталоном, Лукас!
Но слова инспектора не вызвали у Лукаса энтузиазма.
— Ты — босс, тебе виднее, — пожав плечами, буркнул Манн.
— Благодарю. Тебе нужно лишь время от времени присматривать за ним. С одной стороны будешь ты, с другой — я. Успех обеспечен.
— Дай Бог.
— Даст. Я устал, дружище. Ничего не поделаешь, годы.
Прихватив со стола папку, Лукас направился к двери.
— Жди звонка. Позвоню сразу, как только адвокат уедет. После беседы с Сэмом он должен зайти ко мне.
— С удовольствием взглянул бы на него.
— Хороший парень.
— Зато семейка у него еще та.
* * *Хороший парень и его приговоренный к смерти дед в полном молчании провели четверть часа. В комнате слышалось лишь назойливое потрескивание кондиционера. Не выдержав, Адам подошел к стене, прикоснулся ладонью к расположенной чуть выше головы решетке вентиляции. Влажная кожа ощутила струйку прохладного воздуха.
Внезапно дверь распахнулась, в проеме возникла голова Пакера.
— Как дела? — Взгляд охранника скользнул по Адаму и устремился на окошко, за которым, по-прежнему прикрывая лицо рукой, сидел Кэйхолл.
— Все в норме, — не очень уверенно ответил Адам.
— Тем лучше.
Глухо громыхнул замок, и вновь воцарилась тишина. Адам неторопливо вернулся на свое место, упер локти в стол, чуть подался грудью к окошку. Минуту-другую Сэм сидел неподвижно, затем вытер рукавом куртки глаза и расправил плечи.
— Нам необходимо поговорить, — негромко сказал Адам.
Сэм кивнул. Вытерев глаза еще раз, достал из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой. Руки его сотрясала мелкая дрожь. Одна за другой последовали три быстрых затяжки.
— Получается, ты — Алан, — севшим голосом проговорил он.
— Был им. До смерти отца я ни о чем не знал.
— Ты появился на свет в шестьдесят четвертом.
— Да.
— Первым из моих внуков.
Адам согласно наклонил голову.
— А в шестьдесят седьмом ты исчез.
— Примерно тогда. Не помню. В памяти осталась только Калифорния.
— Я слышал, что Эдди уехал в Калифорнию и там у него родился второй ребенок. Потом кто-то назвал имя девочки — Кармен. На протяжении нескольких лет до меня доходили слухи о ваших разъездах по южной Калифорнии, но Эдди умело заметал все следы.
— Пока я был ребенком, мы часто переезжали с места на место. По-видимому, отцу не везло с работой.
— А обо мне ты ничего не знал?
— Ничего. О родственниках в доме не говорили. Правду я узнал только после похорон.
— От кого?
— От Ли.
Сэм крепко смежил веки, глубоко затянулся.
— Как она?
— Нормально, насколько мне известно.
— Почему ты решил работать на «Крейвиц энд Бэйн»?
— Это хорошая фирма.
— Ты знал, что они уже когда-то меня защищали?
— Да.
— Выходит, все спланировал заранее?
— Около пяти лет назад.
— Но для чего?
— Не знаю.
— Должна же быть хоть какая-то причина.
— Она очевидна. Вы — мой дед. Нравится это кому-то или нет, но вы тот, кто вы есть, как, собственно говоря, и я. Сейчас я здесь. Что мы намерены делать?
— Тебе лучше уехать.
— Я никуда не уеду, Сэм. Я готовился к этому почти всю сознательную жизнь.
— Готовился к чему?
— Юридически представлять ваши интересы. Вам нужна помощь. Поэтому я здесь.
— Мне уже не помочь. Они твердо решили накачать меня газом. Ты не должен встревать в давнишний спор.
— Почему?
— Во-первых, потому, что это не имеет смысла. Надорвешься — и без малейшего намека на успех. Во-вторых, выплывет твоя родословная, а она далеко не блестящая. По всем параметрам куда разумнее остаться Адамом Холлом.
— Я — Адам Холл, и вовсе не собираюсь менять имя. Я — ваш внук, этого тоже не изменишь. В чем вы видите проблему?
— Может пострадать твоя семья. Эдди обеспечил сыну надежное прикрытие. Не разрушай его.
— Оно уже рухнуло. В фирме обо всем знают. Я рассказал Лукасу Манну и…
— Этот тип выболтает любой секрет. Не вздумай еще раз довериться ему.
— Сэм, боюсь, вы меня не поняли. Мне нет дела до его болтовни. Мне плевать, если весь мир узнает, что я — ваш внук. Я по горло сыт маленькими семейными тайнами. Слава Богу, я уже не ребенок и сам могу принимать решения. Кстати, юристов принято считать существами весьма толстокожими. Я сумею постоять за себя.
