Чет Уильямсон - Преисподняя
– Скажите, здесь коммуна “Машины Очищения”?
Они не ответили, но посмотрели на меня так, словно я сказал что-то плохое об их мамочках. Затем самый большой парень в кожаном жилете, оставлявшем обнаженными его мускулистую грудь и руки, встал и вразвалочку подошел ко мне. Его лицо было бледным и прыщавым; схваченные лаком черные волосы торчали во все стороны лоснящимися иглами. Он улыбнулся, показав набор желто-зеленых зубов. Должно быть, эта улыбка казалась ему загадочной и угрожающей.
Затем он заговорил. Он произнес всего лишь три слова, причем первыми были “пошел на…”, но этого было достаточно, чтобы заткнуть ему пасть в киберкамере со сроком по одному году за слово.
– Я всего лишь спросил, – дружелюбным тоном отозвался я. Мне не хотелось ввязываться в драку. Беглец и убийца правоверных слуг императора не должен привлекать к себе внимание. Я развернулся и зашагал к противоположному дому, собираясь постучать в дверь, но тут на мое плечо легла тяжелая рука.
Мой новый знакомый снова произнес три заветных слова. Я повернулся и посмотрел на его ухмыляющуюся физиономию.
– Я уже слышал это, – вежливо ответил я. – Если у тебя есть что добавить, то я слушаю, а если нет, то меня ждут другие дела.
Моя речь не произвела на него впечатления. Он еще раз повторил свое заклинание – на этот раз погромче и с увеличенными паузами между словами. Очевидно, это были единственные слова, которые он знал, и я сомневаюсь, что он понимал их смысл.
Я взглянул на двух других парней, сидевших на крыльце.
– Скажите, чего он хочет? Дать ему косточку или погладить по головке?
Заговорил более высокий, расчесывавший свои длинные космы с тех пор, как я вошел в переулок. Его словарь оказался более обширным, но речь была не более вразумительной, чем у его приятеля.
– Ему западло, что ты винтишь к Чистякам, – объяснил он.
– Передайте ему, что мне очень жаль разочаровывать столь красноречивого молодого человека, но я вынужден это сделать. – Я повернулся и пошел прочь. На мое плечо снова легла рука, и я услышал первые два слова, произнесенные с той же интонацией. Но третьего я не услышал. Оно застряло в горле у паренька вместе с ребром моей правой ладони.
Я старался немного сдержать удар, поскольку никогда не считал невежество смертным грехом, но парень оказался ближе, чем я ожидал, и я ударил его сильнее, чем собирался. Он упал так, словно кто-то выхватил мостовую из-под его ног, и распростерся на асфальте. Его руки потянулись к горлу; секунду спустя он выкашлянул сгусток крови. У меня возникло подозрение, что я разбил ему гортань. Жаль, конечно, но если те три слова были единственными, которые он знал, то это небольшая потеря для человечества.
Двое других юнцов мгновенно вскочили и бросились ко мне – один с длинной заточкой, вынутой из сапога, а другой со своей металлической расческой, которую он держал как опасную бритву. Не теряя времени, я выхватил “авенджер” и направил его на них.
– Спокойно, джентльмены. – Я посмотрел на задыхающегося парня, валявшегося на мостовой. – Отведите вашего друга домой и постарайтесь показать его врачу. А если возникнут вопросы, можете сказать, что он нечаянно поранился электробритвой.
Заточка и расческа исчезли. Ребята поставили на ноги своего очаровательного компаньона. Он все еще харкал кровью, но было ясно, что выживет. Я подождал, пока они не скрылись в своей крысиной норе, а потом подошел к другой двери.
Мне даже не пришлось постучать. Дверь открыла юная девушка, выглядевшая так, словно она только явилась с кинопробы на “невинную фермерскую девочку из Оклахомы”.
– Заходите, брат, заходите быстрее, пока силы греха не восстали против вас!
Я поблагодарил ее и вошел. Кто может отказать, услышав такое приглашение?
– Я наблюдала за вами из окна, – сказала она. – И видела, как вы сражались с теми, кто глумится над добродетелью. Несомненно, Господь был на вашей стороне.
– Пистолет тоже не помешал.
Я огляделся вокруг. Здесь, в самом деле, было чисто – почти до тошноты. Помещение напоминало университетскую аудиторию, предназначенную для совместных молитв. Ничто не указывало на то, что местные обитатели когда-либо веселятся.
– Мисс, не могли бы вы ответить на несколько вопросов?
– Здесь меня зовут Темперанс6, – сообщила она. – Некоторые из нас берут себе имена великих добродетелей и стараются жить в соответствии с ними. В отличие от тех, кто живет напротив: они превращают себя в подобие семи смертных грехов.
– М-м-м, понятно. А где все остальные?
– Проводят время в молитвах, и медитации. Или творят добро в грешном мире, сдерживая силы Преисподней и выполняя задания Божьей Десницы.
Вот как? Я понял, что мне следует вести себя поосторожнее.
– Сегодня моя очередь стоять на страже у входа и следить за тем, чтобы ни один грех не проник в нашу обитель, – продолжала девушка.
– Что ж, я постараюсь… не грешить, – с запинкой отозвался я. – Послушай, Темперане, мне нужна информация об одном из членов вашей общины. Его звали Брайан Эйвери.
Ее лицо вытянулось, и мне показалось, что я заметил слезы в ее глазах.
– Ах да! Бедный, бедный мальчик. Он мужественно боролся с грехом, но, должно быть, потерпел неудачу.
– Что ты имеешь в виду?
– Два дня назад слуги Десницы послали его к престолу Всевышнего. Они бы не сделали этого, если бы он не заслуживал быстрой смерти.
У меня неожиданно вспотела шея.
– А ты не думаешь, что они могли ошибиться?
– Говорят, что такие приговоры оглашаются самим императором. А император никогда не ошибается, ибо получает указания от Всевышнего.
Я слышал эту болтовню и раньше, но сейчас она мне нравилась гораздо меньше. Однако сердиться на несчастное, убогое создание, стоявшее передо мной, было глупо.
– В чем же заключался грех Брайана Эйвери?
– Не знаю, – ответила она. – Нам казалось, что он шел по тропе доброты и справедливости. Я не видела в нем изъянов – лишь стремление бороться со злом и творить добро.
– Он когда-нибудь участвовал в распространении незаконных технологий? Имел отношение к запрещенным… – Я замолчал при виде ее потрясенного лица.
– О нет! – произнесла она с такой искренностью, что я сразу же поверил ей. – Брайан никогда не связывался с подобными вещами. Как и все остальные члены нашей общины.
– Извини. Он случайно не говорил по-латыни?
– Латынь?
– Это древний язык. Ты когда-нибудь слышала, как он говорит по-латыни что-то вроде vocabulum est… и так далее?
Она уставилась на меня, как на сумасшедшего.
– Нет, никогда.
– А во сне?
– Мы не делим друг с другом кельи для сна, – произнесла она таким тоном, как будто я оскорбил ее. – Но моя келья находится рядом с его дверью, и я ни разу не слышала оттуда ничего, кроме молитв.
– Хорошо, забудем об этом. Скажи, а где Десница осуществила свой приговор?
– Здесь. Они вошли, поднялись наверх и отправили его к Всевышнему прямо в постели.
– И никто не пытался предупредить его?
– Разумеется, нет! Кристофер дежурил у дверей. Он впустил их, а все остальные ждали, пока не свершится суд.
– Вы знали, зачем они пришли?
– Только Кристофер. Они спросили, где живет Брайан, и он объяснил им.
– А вы и пальцем не пошевелили.
– Да. Ведь это же Божья Десница! Она выкорчевывает наши грехи и отсылает их на суд Господа. Вы должны это понимать, ведь вы же американец.
– Да, – ответил я, ощущая стыд, гнев и бесконечную печаль. – Конечно, понимаю. Последний вопрос: сколько ему было лет?
– Брайану? Недавно исполнилось семнадцать.
Семнадцать. Никто не заслуживал такой смерти, не говоря уже о семнадцатилетнем подростке. Брайан Эйвери пытался очистить свою душу от несуществующих грехов, а между тем его так называемые друзья молча смотрели, как убийцы вершат свое грязное дело. Я подумал о “Семи Смертных Грехах” на той стороне улицы, затем о “Машине Очищения”, и будь я проклят, если знал, кто из них хуже.
ГЛАВА 19
Рэчел стояла на углу, куда она должна была выйти к 11.00. Она хмуро улыбнулась мне, садясь в машину.
– Vocabulum est acquirer, – сказала она.
– Спасибо, и вас туда же. Снова латынь?
– Да, и новые нелегальные делишки. В то время как большинство сотрудников “Эсхатологии” занимались пограничными вопросами, Шонбрунн возглавлял тайное отделение, картировавшее Преисподнюю. “А не бормотал ли он время от времени латинские фразы?” – “Да, а откуда вы об этом узнали?” Кстати, какая излюбленная фраза была у Брайана Эйвери?
– Насколько мне известно, “Отче наш”.
Она с сомнением взглянула на меня:
– По-латыни?
– Нет. Вообще никакой латыни. Никакой связи с незаконными технологиями, реальной или сфабрикованной Десницей. Паренек был настоящим святым. И его безгрешные маленькие друзья беспрекословно позволили принести его в жертву. – Я смотрел в окошко. – Ему было всего лишь семнадцать лет.
