Ник Гоуинг - Петля
— Как себя чувствуешь, Олег Иванович? Как твои болячки?
Марченко очень хотелось предстать перед Олегом Ивановичем в хорошем свете. Но несмотря на то, что он все утро готовился к встрече, это ему не удавалось.
— Пивка хочешь? — Густой голос Виктора Петровича заглушал галдеж мужских разговоров.
Все усилия Марченко, все его заискивания не произвели на Полякова никакого впечатления. Напротив, он считал их фальшивыми и обидными. Он слегка кивнул, взял бутылку, не сказав даже приличия ради слов благодарности.
Пусть Марченко хорошо пропарит не только душу, но и тело. Пусть почувствует, в каком гадком очутился положении, и до конца раскается.
— У меня есть и вобла — как в старые времена. — Марченко с трудом преодолевал смущение, но продолжал говорить. — Помнишь, как мы сидели на той скамье с Косовым и обсуждали план Лейпцигской операции? А там дули пиво с Заботиным и Рыковым и размышляли, как действовать в Праге?
Поляков понимал, что Марченко вспомнил об этих давних делах, чтобы подольстить компаньону и возродить у него старые добрые чувства.
Обернувшись полотенцем, Олег Иванович сделал несколько глотков из бутылки. Марченко сунул веники с зелеными березовыми листьями в таз с водой и вручил один Полякову.
— Прежде всего попаримся, — предложил он.
Они сдали бумажники и часы простынщику и последовали в мыльную.
Баня всегда казалась Полякову чем-то вроде ожившего морга. Параллельными рядами вдоль окон обширного помещения стояли шестнадцать мраморных скамей с кранами холодной и горячей воды поблизости. На скользком мраморе Поляков видел десятки обнаженных тел. Среди них и загорелые, бронзовые, и белые как простыни. Стройных и ухоженных немного. Больше бесформенных, с отвисшими животами, дряблыми мускулами, шрамами, бородавками, татуировкой. Среди них могли быть чиновники, милиционеры, ученые, шоферы и даже политические деятели. Но голые все одинаковы, без различий и званий.
Марченко подошел к массажисту, похлопал его по плечу.
— Этот товарищ будет следующим, — приказал он, указывая на Полякова. — Это мой добрый друг. Я заплачу за него и дам еще на чай, если хорошо поработаешь.
— Долларами? — спросил массажист.
Марченко засопел и решительно отмел вопрос-предложение.
— Рублями, рублями, товарищ. Не жадничай… Мой друг имеет ранения. Сделай все возможное, чтобы восстановить его мускулатуру, — добавил он настойчиво.
Пока Марченко шлепал по грязной жиже из мыльной пены и березовых листьев по кафельному полу, он начал понимать: ему удалось что-то поправить в отношениях. Он видел, как Поляков опустился на скамью и массажист взял его в работу.
— Ну, как, чувствуешь себя лучше? — прокричал Марченко, окутанный паром, валившим из находящейся рядом душевой кабины.
Дешевое русское мыло забивало запах пота и разгоряченных тел. Поляков чувствовал, как становятся эластичными его напряженные мышцы, он также понимал, что его решимость не поддаваться ослабевает. Тем не менее он должен оставаться осторожным с Марченко. Чего в конце концов добивается генерал, что ему нужно?
Марченко вышел из душевой и без предупреждения выплеснул шайку холодной воды на Полякова, тот подскочил и заорал истошно, однако весело.
— Теперь в парилку! — скомандовал Марченко. Его поведение изменилось, он снова чувствовал себя как всегда хозяином положения.
Смахнув мыльную пену, Поляков пришел в норму, промыл глаза и пошлепал за генералом в дальний конец мыльной. Из-за небольшой деревянной двери слышался отчаянный крик: «Хватит, хватит!» Вошли в просторную двухъярусную парилку, закоптевшую и страшную, как камера пыток. Неведомо откуда истекал поток раскаленного воздуха. Температура возрастала по мере того, как они взбирались вверх по изломанным ступенькам, чтобы присоединиться к полдюжине людей, восседавших в неимоверной жаре под самым потолком.
— Ой, добре! — то и дело слышалось в раскаленной атмосфере. Это напомнило Полякову, как они блаженствовали в посольской сауне в Кабуле перед тайной операцией по ликвидации колонны грузовиков, доставлявших при содействии ЦРУ оружие и боеприпасы моджахедам около Салангского перевала.
Марченко делал ставку на это воспоминание об их десятилетней давности братстве. Он слегка похлестал веником по спине Полякова, чтобы заиграла кровь. Как во время оргазма, мужики вокруг фыркали, стонали и визжали, а их тела раскалялись от необычайно высокой и опасной жары. С медицинской точки зрения воздействие процедуры было сомнительным. Но удовольствие, получаемое от бани, бесспорным.
Марченко глотал воздух.
— Давай присядем.
Они опустились на деревянную скамью в дальнем темном углу второго яруса.
Поляков ждал, когда Марченко заговорит о главном. Но генерал был пока настроен на иное.
— Помнишь, как ты, я и Сулесский продумывали «крышу»[12] для его задания в Варшаве? Ты склонялся к попытке устроить покушение на Ярузельского,[13] и Сулесский получил санкцию — только потому, что у него были польское имя и воспитание.
Парилка гудела, никто их не мог слышать, место удачное.
Поляков все еще сидел молча, наблюдая, как два голых человека в лыжных шапочках и кожаных перчатках выплескивали воду в печь четырехметровой высоты. Камни шипели и брызгались, клубы пара вырывались из печи, обволакивая Полякова, который решил наконец заговорить.
— Кончай эту хреномудрию, Виктор Петрович. Скажи: зачем ты пригласил меня? Ты ведь никогда не делал этого просто так — только ради целей, связанных с КГБ.
Генерал подобрал веник и начал хлестать себя по спине. Ему требовалось время, чтобы собраться с мыслями.
— Каковы твои планы теперь, Олег Иванович?
Поляков запыхтел.
— Ты выгнал меня, Виктор Петрович, так что ты и скажи. Возможно, кончу тем, что возьмусь продавать на улицах порнографию, чтобы как-то прожить. В новой обстановке свободного предпринимательства и бандитизма я мог бы даже предложить свои услуги ЦРУ, — пошутил он.
— Ленгли больше не заботит КГБ. Перебежчики и разочарованные кагэбэшники ценятся по два доллара в день. В любом случае, Олег Иванович, мы знаем, что ЦРУ и эм-пятнадцать столь же запутались относительно статуса московского Центра, как и мы сами. О многих друзьях могу сказать, что в сердце мы принадлежим КГБ. Какое бы название нам ни придумывали, мы остаемся верными офицерами той организации, где нас учили и в которую мы верим.
Похлеставшись веником, Марченко облил водой свое стареющее тело. Поляков готов был слушать, поскольку генерал говорил по существу.
— КГБ расчленили на отдельные части, Олег Иванович. Остались ошметки плохого мяса, годного лишь для собак. И мы не видим конца этому беспределу. Делегации проклятых парламентских деятелей-демократов без конца теребят нас, так что верные нам товарищи вынуждены уничтожать досье, касающиеся коррупции и самых темных дел нашей организации, пока эти доброхоты не добрались до них.
Поляков недоумевал, о чем это распространялся Марченко. Состав КГБ сейчас вдвое больше, чем прежде, там установились законы более жесткие, чем раньше.
Плюнув на кафельный пол, Марченко произнес с горячностью:
— Мы все должны бороться, чтобы сохранять репутацию лучших чекистов, которые принесли славу органам, Олег Иванович. Но становится все труднее. Разброд в стране приведет к переменам в нашей организации, и довольно скоро. — Казалось, Марченко что-то задумал. — Но еще посмотрим… — бормотал он. — Посмотрим…
Наша организация? Почему он говорил так, будто Олег Иванович все еще состоял в КГБ? Голые парни в лыжных шапочках выливали новые шайки воды на раскаленные докрасна камни, а люди мычали и стонали, будто находились в борделе.
— От былой славы КГБ осталась лишь тень, — продолжал Марченко. — Прошли те дни, когда сверхдержавы гонялись за мыльными пузырями и шпионы делали карьеру, подобно Джеймсу Хесусу Англетону из ЦРУ, а Ле Карре и Дейтон становились богатейшими детективщиками на Западе. Сейчас Центр сам передает в США секретнейшие сведения о том, как он опутал «кучками» американское посольство в Москве. Что дальше?.. И когда? Кого это еще трогает? Новые политиканы не заботятся об интересах безопасности страны. Организаторы путча думали, будто достаточно возвестить о том, что они захватили власть, и народ их поддержит. Но Крючков ошибался, когда встал во главе заговорщиков. Он опозорил звание чекиста. В один лишь день августа он разрушил великие идеалы, за которые и ты и я боролись и работали как верные коммунисты.
Продолжай, продолжай! Полякову уже надоело слушать, как бывший начальник нес чепуху и излагал дурацкие соображения о причинах, по которым КГБ потерял славу. Олег Иванович пришел в Сандуны вовсе не для того, чтобы слушать о том, что ему и так известно и ради чего он работал. Но, кажется, генерал не заметил его раздражения.
