Джон Бердетт - Бангкок - темная зона
— Нет, я особенный.
Кимберли очень быстро допила бутылку «Клостера» и, похоже, погрузилась в депрессию, но тут же заказала вторую и принялась поспешно опустошать прямо из горлышка.
— Происходит по-настоящему, — задумчиво повторила она. — Вот в этом-то мы совершенно не сильны. Наверное, поэтому так любим войну — изголодались по реальности. — Она по-особенному посмотрела на меня.
Такие ее взгляды приводили меня в замешательство.
— Ты изменилась, — заметил я. — Сильно. Что случилось?
— Мне стукнуло тридцать пять. — Новый глоток из бутылки. — Середина пути. И до меня дошло, что моя версия реальности не из первых рук. Женщины моего поколения никогда не бунтовали — не видели в том нужды. Мы унаследовали идею ненависти и просто добавили в нее немного своего. Я мало виделась с отцом — об этом позаботилась мать. И вступила в единственную важную в жизни связь, чтобы проявить себя стервой. Дать волю ненависти. Ну не безумие ли?
Что на это было ответить? Оставалось переменить тему.
— Для чего ты на самом деле приехала в Бангкок?
Кимберли вздохнула.
— Наверное, чтобы вот так поговорить. Понимаешь, дома мы мало разговариваем. Конечно, это современно: обмениваемся броскими штампами, чтобы ощущать, что принадлежим к какой-то группе. Я приехала за твоим умом, Сончай. Пусть Чанья владеет твоим телом — она заслужила это право. Сообразительной оказалась женщиной. Мне почти невыносимо видеть вас вместе. Ваша уютная, не выраженная словами истинная любовь пробуждает во мне желание арестовать вас обоих. Ничего подобного в Штатах не происходит. Там против таких вещей существует строгое табу. Только подумай, сколько часов вы тратите на любовь, вместо того чтобы в это время делать деньги.
— Пошли, — предложил я.
— Я хочу еще пива.
— Нет.
В такси мы некоторое время наслаждались молчанием. Затем Кимберли призналась:
— Я тебе солгала. Я была замужем. — И, помолчав, добавила: — И, разумеется, развелась.
— Детей родила?
— Одного. Мальчика. Оставила с отцом. Он сказал, если ребенок останется со мной, я его испорчу. Я похожа на управляемую бомбу, запрограммированную уничтожать все мужское. Я испугалась, что он прав. — Американка надолго замолчала. Потом произнесла задумчиво: — Это было чертовски давно. Я только-только рассталась с детством. А когда мой брак развалился, пошла работать в бюро. Решила, раз уж я от природы головорез и гроза мужчин, лучше обзавестись лицензией.
Она каким-то образом умудрилась пронести в машину банку с пивом и теперь открыла ее и поднесла к губам.
— Не знаю, Сончай, в какую минуту мы начинаем искать потерянный смысл. Но без смысла мы пропадем. Кто я такая? Откуда взялась? Куда держу путь? Черт его знает. Я не вынесла бы замужества — это выше моего терпения. Но вот любовник не на один уик-энд помог бы душевному равновесию. — Кимберли глотнула пива. — А так приходится мастурбировать. — В ее глазах застыла тоска. — Каждую ночь, будь она неладна. Может, приобрести резиновую куклу?
Самый лучший способ понять, что ты нашел Чайнатаун, — пересчитать магазины золотых изделий. Если не попадаются на каждом углу, велики шансы, что ты заблудился. Вывески — китайскими иероглифами и обязательно желтым на красном фоне, в витринах кричащее золото самых суперблестящих разновидностей. Многие из них формально даже не магазины, а что-то вроде складов с весами на прилавках и сигхами в тюрбанах и с помповыми ружьями на страже. Все немилосердно залито неоновым светом, отражающимся от бесконечных верениц золотых Будд, золотых драконов, золотых поясов, золотых ожерелий и браслетов. Другая индустрия — одежда: людные узкие проходы, где еще теснее от прилавков, с невероятным количеством разнообразных изделий из шелка и хлопка по удивительно низким ценам.
Агент ФБР, успевшая захмелеть от пива, схватила меня за руку, когда я попытался расплатиться с шофером.
— Пойми, я никогда не испытывала простых радостей. Более смутные, сложные чувства — да, но радостей — нет. И никто из моих друзей тоже. Мы в пять лет заразились психозом побеждать. А вот ты знаешь, что такое простые радости. Восторгаюсь. Ты сын шлюхи, сутенер, управляющий борделем, служишь в одной из самых коррумпированных в Азии полиций, но ты чист. А я, которая ни разу в жизни не нарушала закон, не лгала, не обманывала, не занималась сомнительными делишками, безнравственна. Двадцать четыре часа в сутки чувствую себя грязной. Кто-нибудь на планете, кроме меня, понимает значение этого? Материал, из которого вы сделаны, на пятьдесят процентов легче, чем наш. Почему?
— В нас нет первородного греха, — объяснил я, подавая шоферу сто бат. — Этого железного стержня в мозгу. Мы его просто не имеем.
Викорн поставил у склада пару ребят в штатском. Они узнали меня и пропустили в студию Ямми, где в белых одеждах с красной отделкой кружком сидели Марли и Эд-и-Джок и обсуждали войну в Ираке. Агент ФБР уставилась на Эда, и я ощутил в ней эротический трепет. Простите, я должен объяснить, кто такие Эд-и-Джок.
Они команда, знаменитая в бангкокской порноиндустрии, и неизменные исполнители ролей, если по сценарию требуется белое тело, призванное облечь в плоть убогий скелет сюжета. Эд — дикий самец ростом под два метра — просто великолепен: отлично развитые грудные мышцы, которые, если смазать их детским маслом «Джонсон беби» превосходно сияют в свете софитов; мощные бедра, способные увлечь львицу, красивый литой костяк, орлиный нос из тех, что при каждом выдохе извергают эротическое пламя, безжалостно соблазнительные голубые младенческие глаза, характерная ямочка на подбородке — настолько американская, что ее мог спроектировать лично Форд. (На самом деле Эд родом из района Слона и замка.[18]) Но на другой чаше кармических весов — убожество, а как еще это назовешь? Даже в возбужденном состоянии его член не может потягаться размерами с биг-маком и совершенно не похож на те славные члены, какие привыкла видеть за обедом по телевизору в Омахе какая-нибудь охочая до подобных картинок бабулька. Другими словами, требовалась коррекция с использованием волшебных технологий телеэкрана, всем штучкам которого мы с такой готовностью верим. И тут в игру вступает Джок. Он — низкорослый шотландец, бормочет без единой согласной, лыс, с огромным пивным животом, выросшим благодаря его героическим наскокам на солодовый напиток, почти без подбородка, с такими слюнявыми губами, что поцеловаться с ним не пожелаешь и врагу, но зато вооруженный — догадались чем? — огромным, послушным, словно надувная игрушка, членом.
Они — неразлучная пара и истинные профессионалы. Стоило нам появиться, как парочка принялась мерить взглядами Кимберли, словно кобылу на ярмарке. Видимо, ребята решили, что она пришла поработать. В данных обстоятельствах ошибка вполне простительная.
Теперь немного о Марли. Вы ведь помните, что она работала у нас в «Клубе пожилых», а затем Викорн заметил ее потрясающие внешние данные и забрал на студию. Благодаря своему прекрасному английскому она понимала сценические указания Ямми, которые, как мне говорили, были мудрее тех, что приняты в этом жанре. В Кимберли она заподозрила конкурентку и не сразу ответила на ее широкую, немного пьяную, адресованную такой же, как она, женщине улыбку.
Я оставил агента ФБР пускать в ход свои чары — ей самой явно понравились и мальчики, и девушка, и кровать, и софиты, и камеры (я заметил, как похотливо скривились ее губы), а сам отправился искать Ямми, у которого был творческий перерыв. Я нашел его в задней комнате у груды бутылок из-под саке.
— Привет, — выдавил он из безмерных глубин депрессии. — Пришли убедиться, что я оставляю в кадре сырое мясо?
— Не усложняй мне жизнь, Ямми, я всего лишь выполняю свою работу.
Он отхлебнул рисового вина прямо из горлышка.
— Слушайте, у меня есть потрясающий сценарий: с коброй, тигренком, белыми кимоно и задником с видом на Киото прямо как на гравюре Хокусай. — Он поймал мой взгляд, безнадежно махнул рукой и в отчаянии привалился к стене.
— Ну и в чем проблема?
— Неужели не понимаете: все выглядит намного эротичнее, если кимоно надето. Умоляю вас, Сончай.
Я сочувственно покачал головой.
— Он на это не согласится. Не вини его — все дело во вкусе потребителя. Уважаемые отели не станут покупать твой продукт, если он не будет до безобразия непристойным.
— Я ждал, что вы это скажете.
— Почему ты не можешь снимать и то и другое: легкую эротику с женщинами в кимоно и обычные сюжеты нагишом?
Ямми покачал головой.
— Теряется художественное равновесие и в итоге все превращается в совершеннейшую дрянь.
— Уговаривать Викорна нет смысла. Он ответит, что речь идет о деньгах.
Ямми помолчал, затем встрепенулся.
