В зеркале Фауста - Артур Гедеон
– Фауст жил здесь?
– Не всегда, конечно. Снимал этаж у одной бедной женщины на улице Пекарей. Две комнаты. Я там бывал, и не раз. Помню, как в ту ночь я подходил к его дому. И как же неспокойно было у меня на душе, будто самые худшие предположения уже сбывались… В окне второго этажа тревожно горели свечи. Я увидел знакомую тень. А потом увидел и вторую: та тень проплыла мимо окна гигантской тучей. Рядом завывала соседская собака так, как будто ее резали живьем. И все-таки я решил войти. Дверь была открыта! Я вошел – в гостиной не было никого. Я двинулся по лестнице наверх. И чем выше я поднимался, тем страшнее становилось мне. Будто я должен был увидеть и услышать то, – потряс пальцем старик, – что мне не позволено было ни слышать, ни видеть! Кто-то бубнил голосом монотонным и настойчивым, каким долбит ливень в жестяную трубу. Но слов было не разобрать. Я поднялся на марш и остановился. И тогда я услышал первые слова. Страшные слова! Это человек приносил клятву! Но не священнику на исповеди, не своему сюзерену, не отцу, что уходит в мир иной, не любимой… Такие слова могли быть обращены только к одному существу, – почти прошептал старик. – Только к одному!
– Какие слова? Какие, мэтр?!
Августин отрицательно покачал головой и даже закрыл глаза при этом, как бы подтверждая торжественность минуты:
– Я поклялся перед Господом никогда не произносить их, мастер Неттесгейм! Никогда – и забрать их в положенный срок в могилу. Потому что они богохульны по сути своей! Великий грех даже проговаривать их про себя. И всякий день и всякую ночь я молил Господа, чтобы он помог мне забыть их, но не получил желаемого. – Хозяин опустошил кубок с вином одним махом. – Даже под пыткой не скажу, – живо кивнул он. – Даже на костре!
– Я уважаю это, – кивнул рыцарь и тоже сделал глоток, но смотрел собеседнику в глаза. – И вы дали слово не разглашать суть дела даже в общих чертах?
– Отчего же? – встрепенулся Августин. – Налейте нам, – кивнул на кувшин старик. – В горле пересыхает – надо промочить.
– Красным или белым?
– Красным – только красным!
Рыцарь наполнил кубки.
– Я слышал, как мой ученик Фауст давал клятву демону тьмы – он продавал свою душу. Но еще была подпись…
– Подпись – какая?
– А вы догадайтесь, мастер. «Кровь… мне нужна твоя кровь…», – услышал я женский голос, от которого у меня мурашки побежали по спине. Вот такие мурашки. – Антоний Августин срезал большим пальцем последнюю фалангу указательного перед самым носом у гостя. – Клянусь вам, мастер Неттесгейм. Как же мне было страшно!
– Я верю вам, мэтр.
– «Мне нужна твоя кровь в конце документа… Вот нож, вот перо… Ставь подпись…»
– И что же Фауст?
– А что Фауст? Он получил то, что просил, – и поставил свою подпись под документом, написанным под диктовку дьявола.
– Но что он потребовал за свою душу? Какую награду?
– О-о! Фауст дорого продавал свою душу!
– Что это значит? Золото, алмазы?
– Не-ет! – рассмеялся Августин. – Это лишь сопутствующие блага! Он требовал того, что не смог получить у меня. Он хотел стать кудесником – великим кудесником, чтобы завоевывать сердца и души людей. Повелевать! Вот чего хотел Фауст! Вспомните, мастер Неттесгейм, что предлагал лукавый Иисусу.
– Умение вершить чудеса, не так ли?
– Именно так.
– Чего люди боятся больше всего? Смерти. Земной смерти. Голод – ее вечный и жестокий помощник. Дьявол говорит Иисусу: обрати камни в хлеба – и станешь героем среди людей.
Рыцарь кивнул:
– Иисус отвечает: не хлебом единым жив человек.
– Все так. Затем дьявол говорит Сыну Божьему: хочешь доказать, что Ты – Мессия? Бросься пред всеми с горы вниз головой – и останься жив, и Тебя на руках внесут во дворец и посадят на царский трон.
– Сын Божий отвечает: не следует искушать Господа твоего.
– Верно, – азартно рассмеялся старик. – Неровен час – бросишься в гордыне и глупом тщеславии – и разобьешься в лепешку. А потом сын тьмы предлагает Иисусу: дам Тебе власть над всеми царствами и славу их, ведь они поклоняются мне, и все будет Твое. Только поклонись мне ты! Земное царство предлагает он, преходящее, тлен предлагает!
Рыцарь сжал в кулаке рукоять кубка.
– Отойди от меня, отвечает ему Иисус. Написано: Господу своему поклоняйся только и Ему одному служи.
– Да! Все так, мастер Неттесгейм. Все верно! Так вот, моему ученику Фаусту были нужны как раз эти чудеса. Он желал камни превращать в хлеба, он жаждал подняться на самую высокую гору и броситься с нее вниз – и не разбиться. И тогда бы ему сказали: царь! царь! Бери нас в рабы свои! И третье – конечно, третье. Оно вытекает из первых двух чудес. Принять дьявола хозяином своим и получить земное царство здесь и сейчас. Пусть на время. – Старик даже забарабанил крючковатым пальцем по столу. – Но здесь и сейчас! Немедленно!
Агриппа Неттесгейм нахмурился:
– Но что дано Господу, не может дьявол. Мир создан Господом, и только он способен творить настоящие чудеса. Воздвигать горы и разливать моря. Вдыхать в глину живой дух и создавать людей. Дьявол может заставить поверить, что камень – это хлеб, но обратить его в камень проклятый не в силах. Это не в его власти. Его царство – ложь, обман, искушение, погубление души и более ничего.
– Вы правы, мастер Неттесгейм. Все именно так. Но не умаляйте сил его. Все-таки и огонь дьявол способен низвергать с небес, как говорит нам книга Иова, и проходить через пространства, и как-то воздействовать на материю. Наконец, он – падший ангел и обладает некоей мощью, данной ему самим Господом в начале всех начал. Только всякая его сила направлена на одно, как вы и сказали: на погубление человеческой души. Но в чем он непревзойден, так это в обмане! Тут ему равных нет. И вот этот талант и хотел получить Иоганн Фауст – и, в чем я уверен, получил его.
– С таким талантом он уйдет от любого преследователя, – мрачно заметил Неттесгейм. – Не так ли?
– От земного – увы, да, – согласился старик. – Еще Фауст пожелал вновь стать молодым, но это и понятно. Быть старым дряхлым кудесником – кому это надо? Обладать силой – воздействовать на мир. Я услышал и еще одно
