Синий бар (СИ) - Бисвас Дамьянти
Арнав попросил охранника додзё закрыть дверь, извинившись за сцену, свидетелем которой тот стал.
Подходя к своей старой машине, он увидел, что у поворота припаркован большой черный грузовик Scorpio. Китту сидела внутри, а Рехан стоял снаружи, успокаивая ее. Рядом с водителем находился еще один мужчина, но затемненные стекла не позволяли разглядеть его черты. Актер заметил Арнава, помахал ему рукой, сел в Scorpio и уехал.
Из статей, которые Арнав прочел про Китту и Рехана Вирани, было ясно одно. Как бы сильно Рехан ни обижался на свою мать, она диктовала, как ему жить, с кем встречаться и какие мероприятия посещать. Уже не в первый раз Арнав почувствовал облегчение от того, что он ничем не обременен. Семья может стать настоящим камнем на шее.
Глава 25
Тара
Шел первый вечер Тары в Мумбаи. Она в очередной раз проверила телефон, готовясь к встрече с новыми девочками Шетти. Ни от Зои, ни от Пии не было никаких вестей, и ни та, ни другая еще не прочли ее сообщений. Пия, должно быть, уже вернулась из школы. Тара вышла из номера трехзвездочного отеля, в котором ее поселил Шетти.
Пройдя по душному коридору с потрепанным ковром, она вышла на улицу и набрала номер Пии, но телефон был выключен. Когда она позвонила Зое, на другом конце провода заиграла мелодия, на разговорном хинди советуя не напрягаться, расслабиться и ни о чем не заботиться. Тара ненавидела эти писклявые песенки, которые раздавались вместо обычных гудков. Во рту от волнения пересохло, а в желудке заныло, и Тара плотнее прижала аппарат к уху. Она ненавидела висеть на телефоне: это напоминало ей о тех временах, когда она ждала звонка, который заставлял ее отчаянно бежать прочь с перрона через железнодорожную станцию Боривали. Она почувствовала первые признаки головной боли – покалывание в шее, которое означало, что позже она будет страдать. Кто-то из соседей зажег благовония из сандалового дерева, и Тара постаралась не обращать на это внимания.
Запах напомнил ей о комнате, где она проработала четыре ужасных года своей жизни, начиная с тринадцати лет. С возраста Пии. В семнадцать она ненавидела это место за то, что оно высасывало из нее жизнь, и не могла не любить его за то, что оно вообще позволяло ей жить. Стены там были увешаны плакатами со звездами Болливуда, зеркала – обрамлены ярким пластиком – красным, розовым, оранжевым. Всюду были расставлены изображения различных богов и богинь, измазанные сандалом, красным кумкумом, а кое-где и копотью от благовоний; шаткие табуретки и стулья, на которых сидели девочки; койки, на которых более опытные женщины отдыхали, вытянув ноги, нывшие от многочасовых танцев. В тот день, когда ее жизнь изменилась, Таре показалось, что она видит всю комнату одновременно, охватывая взглядом мельчайшие детали.
В три часа ночи, сидя на стуле и слушая болтовню девушек, собирающих свои вещи и весело прощающихся друг с другом, сдабривая речь ругательствами, Тара только и делала, что пыталась успокоить свой желудок. Она чувствовала каждый запах – табака, травы, духов – и жаждала только одного – убраться отсюда подальше, но руки и ноги не слушались мозга. Ее мысли метались между обрывками странных фантазий.
– Пойдем. – Зоя хлопнула ее по плечу, и Тара вздрогнула. – Дома пофантазируешь.
Такова была Зоя: даже пытаясь помочь, она тебя обижала.
Вернувшись в квартиру, Тара рухнула на кровать.
– Что случилось? – спросила подруга. – Ты никогда не ложишься спать, не приняв ванну.
– Пусть другие принимают. Меня сейчас стошнит.
Через секунду Тара побежала в туалет. Вернувшись, она увидела, что Зоя ждет ее со стаканом в руке.
– Вода с солью и сахаром.
Она сделала глоток и почувствовала, как горло снова сжимает спазм.
– Выглядишь усталой последние несколько дней, – констатировала Зоя. – Это первый раз, когда тебя вырвало?
– Нет.
– Ты знаешь, что тебе нужно обследоваться?
Тара посмотрела на Зою и все поняла. Подруга и раньше говорила, что Тара должна быть осторожна. Она и была осторожна. И Арнав тоже. Если все окажется так, как предполагает Зоя, что ей делать?
– Не смотри так потерянно. Если хочешь, я пойду с тобой. Если что-то и обнаружится, нужно от этого избавиться.
За четыре года, на протяжении которых они были знакомы, Зоя сделала шесть абортов. Для Тары тоже нет иного выхода. Ее планы были слишком близки к осуществлению, кроме того, как говорила Зоя, дети барной танцовщицы подобны крысам, которые плодят грязь и вызывают всеобщую ненависть.
Когда подошла ее очередь идти в ванную, Тара зашла в душ и, взяв мочалку, стала оттирать кожу, казавшуюся липкой от наблюдавших за каждым ее движением похотливых взглядов и всю ночь прикасавшихся к ней жадных рук. В родной деревне люффа росла прямо на заборе, и каждое лето на ней появлялись тяжелые плоды. Ее мать очищала от кожуры те из них, которые они не съедали, выдавливала черные семена на губку и оставляла ее застывать на солнце. «Нойонтара, твоя кожа засияет после мытья этой губкой. Всегда будь чистой», – повторяла она.
Тара посмотрела на свой еще плоский живот, погладила его, сначала нежно, потом все грубее, похлопала, шлепнула сильнее, затем несколько раз ударила, сжав руку в кулак, закусила губу от боли и рухнула на пол.
Там ее и нашла Зоя час спустя, обнаженную, свернувшуюся калачиком: одной рукой она прижимала мочалку к животу, другую сжала в кулак под подбородком.
– Перестань плакать. – Зоя подняла ее на ноги. – И не вздумай ему говорить. Сейчас же иди в постель.
Пока Зоя возилась с ней, помогая одеться, Тара представляла, как Арнав обнимает ее, как в кино, и везет в шикарную клинику с блестящими полами и высокими потолками, больше похожую на отель, чем на больницу. Полицейский констебль мог себе позволить такую один разок, правда же? Он дарил ей подарки как своей девушке. Он не бил ее, был старше и неплохо выглядел. Она могла сказать ему правду.
Конечно, он ни за что не женился бы на ней, никогда, даже если бы в храме под звон колоколов стояли только они одни. Это вышло случайно и ничего не значило.
Тара сказала себе, что не тоскует по этим колоколам.
Теперь у нее есть Пия. Этого достаточно. Она взяла себя в руки, ожидая, пока мелодия выдохнется и замолчит, когда Зоя вдруг сняла трубку.
– Где ты? Почему не проверяешь сообщения? Все в порядке? У Пии все хорошо?
– Все хорошо, Тара. Успокойся.
– Почему ты не отвечала на мои сообщения? – настаивала Тара.
– Я оставила телефон дома.
– Я перевела деньги тебе на карту, так что можешь оплатить счета.
– Не волнуйся, у нас все в порядке…
– Это ма? – вдалеке зазвучал голос Пии.
– Поговорим позже, сосредоточься на работе, хорошо? – попросила Зоя. – Я позабочусь о Пие.
– Ма? – Дочка забрала трубку и переключилась на видео, Тара надела проводные наушники.
– Как дела, куколка?
Тара прикоснулась к экрану, обводя пальцем лицо дочери, оно все еще хранило черты лица ребенка, которым она была давно, – пухленького и нежного. В тринадцать лет Пия с каждым месяцем становилась все выше и все больше напоминала Арнава. Широкий лоб, прямой нос. От Тары ей достались большие глаза.
– Ты успела сегодня поработать, ма?
Тара не могла отвести взгляд, хотя очень хотела. Она старалась никогда не лгать своей дочери, только если речь не шла об отце.
– Я начинаю завтра.
Отчасти это было правдой. Она не собиралась работать в офисе, но ее первая встреча с девочками была уже через несколько минут.
– Ты в своей спортивной одежде.
– Да, я сейчас пойду в зал. Присылай мне сообщения и фотографии, хорошо, куколка?
– Ты даже не заметила.
Тара сделала серьезное лицо и пристальнее вгляделась в изображение дочери на экране.
– У тебя новая прическа.
– Это французская коса, тетя Зоя мне ее заплела и завязала моей любимой резинкой! – Пия повернулась, демонстрируя волосы, собранные в затейливую косу, и красную резинку. Тара покупала такие резиночки пачками, чтобы дочка не догадалась, что любимую давно потеряла.
